Красноармейцы - Исбах Александр Абрамович - Страница 16

Симонов сразу после экзаменов был мобилизован для организации ленуголков на призывных пунктах и пропадал там целые дни. Степанов, Шипов и некоторые другие комсомольцы поступили в нормальную школу среднего комсостава. Понемногу наши активисты брались за самостоятельную работу.

На последнем партийно-комсомольском собрании прочли мы с Ваней Фуражкиным отчетные доклады и простились с ячейкой. После нас многие ребята говорили о том, что дала им ячейка, как выросли они за время учебы в школе.

Расходились ребята по ротам. Школа распускалась, и готовился набор в новую школу. Одна особая команда оставалась последние дни для подготовки к выпускным экзаменам.

Последний раз собрались мы в комнате ячейки: Ваня, я, Гостинницев, Симонов, начальник Диванов, Миронов — старый школьный актив, сроднившийся за этот год. Только в углу не писал стенгазеты Федька Чернов. Окончилась стенгазета. Долго сидели мы в этот вечер в ячейке, перебирали события пролетевшего года, говорили с любовью о тех прошедших днях, когда с большим трудом строили мы нашу военную учебу. Были и рытвины и ухабы, но больше было хорошего, о чем всегда будешь вспоминать как-то по-особенному тепло…

Экзамены особой команды все приближались. В промежутки между зубрежкой ходили мы в экскурсии на фабрики и заводы. Правду говоря, больше выбирали мы такие, где полакомиться можно было. Вспомнили мы, что во время похода с союзом пищевиков, приглашали они нас к себе в гости.

…Был тогда поход. Настоящий поход — с боями, атаками, пальбой из винтовок. Только форма чудная была у бойцов. Вместо шлемов красноармейских — кепки и… красные платочки.

Батальон союза пищевиков наступал на противника, засевшего близ Мытищ. Высылалась разведка. Выставлялись дозоры. Зорко глядело вдаль охранение. Все было как в настоящих боях. Только изредка прорывался такой предательский демаскирующий смех и звенел и рассыпался в утреннем воздухе. Но что было делать командирам, когда так хорошо было это утро и когда так заразительно смеялись бойцы в красных платочках.

Это было несколько недель тому назад. Боевая страда. Боевые встречи. Поход. А сегодня на фабрику «Большевик», где за длинными столами и у машин мирным трудом занимался боевой батальон, сегодня в район расположения батальона пришли гости. Бывшие командиры времен того недавнего и памятного похода — курсанты полка — пришли навестить своих бойцов, пришли посмотреть на них в мирной обстановке. Не было винтовочной пальбы, не было разведки и дозоров. Из комнаты в комнату мирной делегацией экскурсантов ходили командиры.

Мерно стучали машины. Ползли из холодильников ровные шоколадные плитки, бурлило молоко для конфет, а за столами быстро-быстро работали бывшие бойцы в красных и белых платочках. Порой вскакивал какой-нибудь разведчик в косынке или помкомвзвода с длинными ресницами и радостно приветствовал своих бывших командиров.

В коридоре неожиданная встреча — делегация немецкого союза молодых фронтовиков прибыла на фабрику.

Удивительная встреча! В коридоре фабрики столкнулись бойцы Красной армии с германскими молодыми бойцами. Хоть и с трудом понимали друг друга, а сговорились. Говорили и о походе и о комсомоле, много о чем говорили на фабричной лестнице.

Был перерыв. На лестницу высыпали рабочие и работницы и тесным кольцом окружили нашу группу. И в кольце красных платочков и белых халатов пищевиков особенно ярко и рельефно вырисовывались две фигуры: рослого курсанта со значком отличного стрелка на груди Володи Нахимова и молодого германского фронтовика со значком КИМа на фуражке. Два бойца вели жаркую беседу.

Приближалась десятая годовщина Октябрьской революции. Представители мирового пролетариата съезжались в Москву на конгресс друзей СССР. Ветром мировой революции повеяло у нас на полковом дворе.

Делегации всего мира посетили наш полк. И мы увидели французских фронтовиков в каскетках с советскими юбилейными значками, увидели немецких рабочих, представителей пролетариата Пруссии, Саксонии, Тюрингии. И рядом с плотной коренастой фигурой Вайяна Кутюрье шагал маленький, смуглый, живой, как ртуть, представитель африканских риффов.

О, мы много читали о героической борьбе риффов. Мы хорошо помнили о борьбе за свободу марокканских племен. И потому все с особым вниманием всматривались в маленького африканца. Ахмед-Хассан Маттар первый раз был среди красноармейцев. Горячей речью приветствовал представитель риффов наш полк.

Мы показывали наши казармы, наши кабинеты и клуб дорогим гостям. Интересовал их и наш быт и учеба. И особенно — взаимоотношения с командирами.

Случилось так, что на кухне в этот день дежурил депутат райсовета Сасаров. Когда мы пришли на кухню, он стоял за широким столом и резал хлеб.

— Вот наш депутат районного совета, — познакомили мы Сасарова с делегатами.

— А, хорошо, — сказал Вайян Кутюрье, — я тоже депутат… французского парламента…

И два депутата, Иван Сасаров — отделком полковой школы, и Поль Вайян Кутюрье — редактор центрального органа французской компартии, пожали друг другу руки над большим столом в кухне третьего батальона.

В химкабинете, у витрины, где показано было действие иприта, рассказывал Вайян Кутюрье, как много дней на фронте, в дни кровавой бойни, подвергались они, французские солдаты, газовым атакам.

— О, вы мне не должны объяснять, что такое иприт…

Я это хорошо знаю, изучил на практике.

Немцы, французы, австрийцы, голландцы, англичане — делегаты мирового пролетариата, приехавшие на великий юбилей, — перемешались сейчас с красноармейцами. Они ведут жаркие беседы на незнакомых друг другу языках. И понимают друг друга. Понимают с полуслова, понимают смысл, не зная слов. Недаром же так жарко наседал на командира полка маленький африканец, говоря о том, что он хочет поступить в Красную армию, чтобы научиться лучше воевать за мировую революцию.

Познакомили мы наших делегатов и с нашим членом правительства Цыганковым.

Были среди делегатов и некоммунисты. Один старый французский социал-демократ долго выяснял, на скольких языках разговаривает этот член правительства, и был весьма удивлен, узнав, что только на русском.

Другие, отводя нас от командиров, выпытывали, где у нас карцер, и никак не хотели верить, что у нас нет никакого карцера.

— Пусть капитаны выйдут, — говорили французы. — Тогда вы скажете нам. — «Капитаны» выходили, но мы ничего нового и без «капитанов» не могли сказать о несуществующем карцере.

Молодые французские фронтовики менялись с нами карточками, давали адреса, просили писать им.

Уже уезжая, увидев на карауле в воротах марийца Саликаева, Вайян Кутюрье заинтересовался им и долго беседовал с нами о быте национальных меньшинств в Красной армии. Саликаев молчал и весело скалил зубы. Разговаривать часовому не полагалось.

Красочным, ярким пятном промелькнула встреча делегации. И опять будни: продолжались экзамены. Волновались ребята, многие путались, но в общем все сошло благополучно. Выдержали экзамен почти все. Только трое самых больших бузотеров команды срезались на политграмоте… Пролез даже Капернаут…

Через два дня опубликован был приказ по полку. На плацу перед казармами был парад. Был объявлен приказ о производстве пятидесяти курсантов особой команды в командиры взвода рабоче-крестьянской Красной армии. Были приветствия. Говорили командиры. А потом неожиданно подъехал автобус. Международная женская делегация прибыла на наш праздник. Приветствия командиров сменились приветствиями на немецком, французском, английском языках.

Торжественный обед был совсем необычным. Говорились речи, играл оркестр, качали товарищей. Главное — не было никакой натянутости. И когда за нашим столом завженотделом ЦК английской компартии товарищ Бет Тернер разливала суп, казалось, что мы в большой семье, и совсем родными казались эти шотландские, саксонские и марсельские работницы. После обеда состоялся вечер, последний наш вечер в полку.