Красноармейцы - Исбах Александр Абрамович - Страница 12

И в ответ выплясывал Грамм:

И под громкий хохот и аплодисменты пели уже Степа с Граммом вместе:

Потом гремел на все лады наш шумовой оркестр в этот последний предпоходный вечер.

Рано утром было последнее собрание партактива и палаточников. Еще раз объяснили боевую задачу и дали указания партийцам и комсомольцам.

Вперед ушла разведка. А за ней потянулся полк. В первом эшелоне шел наш батальон. Предстоял встречный бой. Синие и красные шли друг другу навстречу.

В этом бою одна из главных ролей принадлежала разведке. Тихо двигалась вперед полковая колонна…

Был встречный бой.

Ночь и день сходились синие и красные. Ночь и день щупальцы выдвигала разведка, шли бронемашины, мчалась конница, двигалась пехота.

Наконец грянул бой. Пушки, пулеметы, винтовки были главными инструментами в оркестре стычки. Несколько часов длился бой. Потом командиры с белыми повязками на рукавах — посредники — остановили движение.

Задача окончена. На разборе учитывались недостатки и достижения. Особенно отмечен был героизм ночной разведки, шедшей под командой Петряка и Степы Кирокова, и славный маневр одного отделения нашего взвода. Отделение вел мариец Саликаев. Отделение, чтоб укрыться от неприятеля, проползло на животе через всю деревню и незаметно разузнало расположение вражеских пулеметов.

А потом на лугу расположились бойцы, и с ближнего химического завода пришли в гости шефы — рабочие-химики.

— Вы прямо после боя, а мы прямо от станка, — говорил старик-рабочий. — Мы глубоко чувствуем разницу между старой солдатчиной и Красной армией. И если понадобится, мы станем в одни ряды с вами и возьмем в каждую руку по винтовке, чтобы отстоять власть советов.

Потом говорили молодые рабочие-комсомольцы. Отвечал курсант, гремел «Интернационал», и по лицам бойцов трудно было заключить, что только что они шли в наступление, ползли по земле сто и больше метров и преодолевали огромные трудности. Долго говорили с рабочими, отдыхали.

— Ста-но-вись! — раздается команда. Заколыхалось поле. В походную колонну становится полк для второй задачи, второго боя.

Во втором бою мы окапывались для обороны. Два дня стояли мы в деревне… Устроили здесь кино, провели несколько бесед с крестьянами, развернули наши агитповозки.

Проведено было несколько партсовещаний. Учитывали все достоинства и недостатки партработы. И всех бойцов еще раз детальнейшим образом ознакомили с боевой задачей.

Были примеры «геройства» комсомольцев. Так Симонов взял в плен неприятельский пулемет и пулеметчика. Соколов и Федька Чернов, незаметно пробравшись в тыл противнику, бросили связку гранат в бронемашину.

Были и отрицательные моменты. В третьем взводе возникла буза из-за того, что не вовремя подвезли хлеб. Но при помощи комсомольцев бузу удалось быстро изжить.

…Ночью Диванов позвал меня и Чекалина и передал нам приказ выдвинуться с нашим взводом в сторожевую заставу в соседнюю деревню Захарково. Мы тихо подняли наш взвод и двинулись из деревни. Вот уже позади последние дозоры. Идем дальше. Вот и Захарково. Внимательно осмотрели все доступы к деревне. Расставили полевые караулы, установили станковые пулеметы.

Деревня Захарково в кольце заставы. Ниоткуда не подступить незаметно противнику. Ядро заставы расположилось на задах деревни в сарае. Ночь кончилась. Наступил жаркий летний день. Печет солнце и провокационно вызывает желание заснуть. На крыше сарая сидит наблюдатель — Симонов и водит биноклем по сторонам. Но глаза наблюдателя не привыкли к биноклю. Посмотрит, отведет его в сторону и дальше уже привычными глазами всматривается вдаль. Все спокойно, будто не накануне боя, а так… в деревне, на отдыхе. Вдруг наблюдатель ссыпается с крыши. Три конных фигуры ползут по дороге. Стремглав мчимся им наперерез. Противник открывает стрельбу. Но пеший конному не товарищ. Миг — и умчалась вражья разведка, считающаяся нами условно убитой.

Днем приходят крестьяне. Беседуем с ними, рассказываем о маневрах, о Красной армии, о Китае. Все, что знаем, выкладываем. Одной бабке разъясняем противогаз. Бабка даже напяливает его на голову и потом стремительно стаскивает.

Опять темная ночь. Теперь, именно теперь, может нагрянуть противник. Каждый шорох опасен и тревожен. Полевые караулы — наши глаза и уши — буравят тьму.

Двенадцать часов ночи. Иду поверять полевые караулы. Со мной двое красноармейцев. Один из них — член ЦИК СССР, ЦИК РСФСР и депутат Моссовета Андрей Цыганков. Идем от караула к караулу.

— Кто идет? — И из мрака встает фигура часового.

— Свои…

Обмениваемся двумя словами и дальше. Во тьме ночной не скоро сыщешь часовых. Возвращаемся обратно. Тьма стала, кажется, еще гуще, еще чернее. Каждую минуту может вспугнуть ее резкая и тревожная команда «в ружье».

Подходим к сараю. Медленно иду я вперед и думаю о том, — где, в какой еще стране, кроме страны Советов, возможна такая вещь, чтобы член верховного правительственного органа страны был красноармейцем-часовым в дозоре, чтобы представитель высшей власти глубокой ночью, с винтовкой на плече, проверял ночные караулы. Но Цыганков не думает об этом. Он сделал свое дело. Он снимает с плеча винтовку и идет в сарай.

После боя мы отступили в лесной район. Днем осматривали лесные дороги на случай отступления. Здесь, в лесу, должны были мы принять еще один бой.

Ночной бой в лесу, где так легко оторваться одному от другого и потерять своих, — это один из самых сложных боев.

Мосты через реку были условно взорваны. На самом деле они, конечно, были целы, но по заданию считались взорванными. Эта условность служила предметом многих разговоров. Примерно, не хватало у нас лишней батареи, мы обозначали ее условно. И неприятель, попадавший под ее огонь, считался выбывшим из строя.

По поводу этой «условности» у нас в походной газете даже была напечатана юмореска: