Советник (СИ) - Аарон Селия - Страница 38

Я задавалась вопросом, что происходит в его голове. Он тревожил себя этим так же, как и я? Вайнмонта нельзя было прочитать, если не сказать большего. Я снова расслабилась возле него, прижимаясь к его твердой груди. Он притянул меня ближе, едва держа вожжи, пока Тень неторопливо двигался домой.

Когда мы достигли конюшни, я вспомнила о своей сбежавшей лошади.

— Глория?

— Уверен, она уже жует сено внутри. Она проскакала мимо нас в пик ливня.

Буря, мой несчастный случай — Вайнмонт искал меня, несмотря на грозу.

— Спасибо, кстати.

— За что?

— За… ну, за мое спасение.

Он откинулся назад.

— Я не сделал этого. Не спас.

Он убрал руки, позволив внешнему холоду просочиться в меня за то короткое расстояние, что мы ехали к конюшне.

Мы обогнули гладкую черную машину, все еще мокрую и покрытую вмятинами. Глория ждала там, как и сказал Вайнмонт, и жевала сено.

Вайнмонт спешился на землю, а затем помог мне. Он залез в карман и протянул мне ключ от машины.

— Езжай обратно к дому. Мне нужно отвести Глорию и Тень в стойла, а тебе необходимо согреться.

— Я могу остаться и...

— Нет. Просто езжай. — Это был приказ. Он повернулся спиной и начал расседлывать Тень.

Козел. Я открыла дверь модного автомобиля и села на место водителя. Взглянула на коробку передач, похожую на жезл. Я не водила такие машины годами и не очень хорошо разбиралась в них. Я ухмыльнулась широкой спине Вайнмонта. Это причинит больше боли ему, чем мне. Я нажала кнопку зажигания, и двигатель ожил.

Выжала сцепление и с легкостью сдала назад. Ударила по газам и отпустила сцепление. Автомобиль понесся вперед и зарычал.

Ни в жизни я не сдам назад.

Вайнмонт оглянулся через плечо и покачал головой. Я переключила коробку передач на то, что было, скорее всего, задним ходом, и попробовала снова. На этот раз я быстро поехала задом из конюшен, и мне пришлось ударить по тормозам, как только я выровняла машину.

Вайнмонт полностью повернулся, наблюдая за мной, скрестив руки на груди. Я не могла сказать, был ли он огорчен или сожалел. В любом случае, я собиралась переключить коробку передач на следующую скорость. Я выжала сцепление на первой передаче, трансмиссия сердито и громко завизжала, поле чего я вжала педаль газа в пол. Я сорвалась, точно выстрел, оставив Вайнмонта и конюшню позади.

Переключила на вторую передачу, представляя лицо Вайнмонта, поскольку в этот раз я еще сильнее выдавила сцепление, от чего трансмиссия издала жуткий звук трения металла об металл. Я улыбалась, на скорости рассекая воздух весь путь до дома. Я припарковалась перед парадной дверью, довольная собой.

Рене сидела в библиотеке и последовала за мной по лестнице, когда я бросилась наверх. Я раздевалась в своей комнате, когда она вошла.

— Где ты была? Что случилось? — Ее любопытный взгляд остановился на моей шее. — Это любовные укусы?

— Я... уф, я замерзла. Мне нужно принять ванну, и тогда я расскажу тебе об этом.

Она переключилась в режим горничной и набрала для меня горячую ванну, пока я сбрасывала оставшуюся одежду. Затем я отмокла, позволив теплу успокоить мое ноющее тело. Случай во время поездки верхом стал причиной некоторой боли, но причина остальной боли — намерения Вайнмонта. Я рассказала ей, как прошел мой день, избежав большинства сексуальных деталей, но она получила весьма полную картину.

Рене почти мгновенно пришла в смятение. Я закрыла глаза и откинула голову на бортик ванны.

— Неужели все так плохо, Рене?

— Да, если не хуже.

— Почему?

— Если его мать узнает...

Мои глаза открылись, и я дернула головой в ее сторону. Она с хлопком прикрыла рот ладонью.

— Мать Вайнмонта жива? Ты сказала, что она умерла!

Рене начала заламывать руки как никогда сильно.

— Я никогда не говорила, что она умерла. Ты просто сделала такие выводы.

Понимание снизошло на меня.

— Третий этаж?

Она кивнула, смущенный взгляд захватил ее черты.

— Почему это имеет значение? Где она? Она может сделать с этим что-нибудь, с Приобретением? — Мой разум мчался от мысли к мысли. Почему мать Вайнмонта скрывалась как какой-то секрет?

— Это важно, и нет, она не может тебе помочь. Она не помогла бы, даже если бы могла. Понимаешь, она была Сувереном в течение десяти лет.

Я повернулась в воде так быстро, что она вылилась за край ванны и расплескалась на пол.

— Нет, я не понимаю. Ты утаиваешь все эти секреты от меня. Как я вообще могу понять?

— Ребекка не хочет иметь ничего общего с Приобретением. Она попросту не может.

— Почему не может? — Это была та самая Рене, что рассказала мне о Приобретении, так же, как она рассказала об испытаниях. Мне нужно, чтобы она продолжала говорить.

Она опустилась на пол, садясь на коврик перед ванной.

— Я не понимаю, почему я должна держать это в тайне от тебя теперь, когда вы с мистером Синклером...

— Расскажи мне.

— Это сделает для тебя все намного хуже, — слезы собрались в ее глазах.

Я радовалась, что не рассказала ей о том, что мы сделали той ночью в библиотеке. Она могла полностью сломаться.

— Ребекка нашла меня, в то время в моей жизни не было никакой цели. Я... я... — Она уставилась на свои руки. — Я была молода и продавала свое тело в Новом Орлеане. — Красный цвет с шеи перешел на ее щеки.

— Я не осуждаю тебя, Рене. — У меня не было права судить ни о чем и ни о ком, кто пытался выжить.

— Ну, она нашла меня там. Просто наткнулась на меня, на самом деле. Тогда почти подошло время Бала Приобретений, и в том году были избраны Вайнмонты. Она была старшей, поэтому ей выпало пройти через это. Тогда я этого не понимала, но она отчаялась найти свое Приобретение. Я стала им. Я так безумно хотела выбраться из Нового Орлеана. Потому это была судьба, — скорбь в ее голосе и чувство предательства разрывали меня.

— Прости, Рене.

— О, это было давно, — она смахнула слезу. — Просто Ребекка была такой доброй и заботливой. И она действительно оставалась такой, хотя Приобретение висело над ее головой. Ее служанка в то время стала моим союзником и рассказала мне, каким хорошим, милым человеком Ребекка всегда была. Она также была прекрасной матерью. Я сама это видела. То, как она любила своих мальчиков, было чудесно.

Она сделала паузу и глубоко вздохнула.

— Она была добра ко мне. Действительно была, пока больше не смогла это делать.

— Из-за бала?

Рене кивнула и рассеянно подняла воротник.

— Да, из-за бала и Рождества, — она побледнела. — А затем весеннего и летнего суда.

— Что случилось, Рене? Что происходит на этих судах?

— Это зависит от Суверена. В мой год... — ее голос застрял у нее в горле. — Говорят, мой год был одним из самых жестоких в истории Приобретений. Они рассказывают об этом с гордостью, словно это перо в их шляпе, с наслаждением от того, что люди могут так страдать.

Хоть вода была еще теплой, озноб пробежал по моему позвоночнику.

— У каждого суда одна цель — в соответствии с традицией, — но Суверен может выбирать, чтобы «улучшить» изощрения. Рождество оказалось для меня самым худшим. — Ее темные глаза искали мои. Они были загнаны, охвачены грустью. — Худшее для нас обоих, Ребекки и меня. И теперь я боюсь, что оно станет худшим и для тебя.

— Что случилось на Рождество, Рене? — Мне нужно было знать, но я боялась ответа.

— В мой год? В мой год они приковали нас на холоде. Мы втроем дрожали и плакали. Ты когда-нибудь замерзала до такой степени, что твоя кожа онемела, а под ней кололи миллионы игл? — ее голос зазвучал приглушенно, и я поняла, что она больше не смотрит на меня. Она все еще скована цепью, холодом и страхом. — Они сидели в обогреваемых палатках, смотрели, пили, смеялись и предавались своим самым первобытным желаниям, пока мы страдали. — Она провела руками вверх и вниз по предплечьям. — Затем, когда они были готовы к нам, они завели нас внутрь. Мы были на грани гипотермии. Один из нас даже потерял палец на ноге от обморожения, хоть я слышала, что потеря части тела была нарушением правила. Всему был предел, — она рассмеялась, высоко и отчаянно. — Они положили нас на столы в их палатках. Я была рада оказаться в тепле... а затем не рада. Они брали меня по очереди. Их было так много, — ее пронзила дрожь.