Неспособность любить - Горская Евгения - Страница 3

– Не хватало еще, чтобы ты о ней думал! – засмеялась Уля и быстро прижалась к плечу мужа. – И все-таки я не понимаю… Ну как они могли отравиться?

– Да никак, – объяснил Данила. – Убили их.

– Дан! – От негодования Уля от него отодвинулась. – Ну что ты несешь? Зачем кому-то убивать Кирилла? Он что, политик? Боевик?

Он терпеть не мог имени Дан. Когда-то просил Улю так его не называть, но она не слушала. Впрочем, это он жене прощал. И мог ей простить не только это.

Обсуждать в машине убийство было еще глупее, чем объясняться в любви.

– Не понимаю! Как ты думаешь, когда полиция точно скажет, отчего они умерли?

– Понятия не имею.

Такси наконец затормозило, Данила расплатился, выбрался из машины. Жена тоже выбралась, потопала ногами, потянула его к подъезду.

– Пойдем скорее! Холодно.

Даниле хотелось покурить, но он послушно поплелся следом.

Прихожая у них была маленькая, он терпеливо ждал, пока Уля повесит шубу на вешалку. Жена поправила рукава, ласково погладила легкий мех. Наконец захлопнула шкаф, пропустила Данилу.

– А Ника, она кто? – Это Уля спросила уже из ванной, она всегда мыла руки, приходя с улицы. Его тоже пыталась приучить, но не смогла.

– В каком смысле? – не понял он.

– Кем работает?

– А… Не знаю. По технике что-то. Она моложе Кирилла лет на пять. Когда они поженились, Ника еще студенткой была.

Женился Кирилл рано и неожиданно.

Они с Данилой жарили мясо у Кирилла на даче. Лето тогда было жаркое, парни отлично поплавали в пруду, который находился в пятнадцати минутах езды на велосипедах. «Я женюсь», – сказал Кирилл, обжигаясь обугленным с одного бока мясом. «Зачем? – не понял Данила и только потом поинтересовался: – На ком?» Постоянной девушки у Кирилла тогда не было. «Ты ее не знаешь», – ответил друг.

Нику он увидел через пару дней после этого разговора. Ника смотрела на Кирилла влюбленными глазами. В этом взгляде было что-то собачье, и Даниле стало жаль девчонку.

– Лизу очень жалко. – Уля вышла из ванной, прижалась к Даниле.

– Жалко, – подтвердил он.

И вчера, на Сашкиных похоронах, и сегодня на Лизу было страшно смотреть. В буквальном смысле страшно, Даниле казалось, что она прямо сейчас грохнется в обморок, и хотелось подхватить ее заранее, чтобы не расшиблась.

– Хорошо, что Федя от нее не отходит.

– Хорошо, – подтвердил Данила.

– И Елену Сергеевну жалко. – Уля включила чайник, открыла полку, задумалась. На ночь она пила какие-то специальные чаи и теперь выбирала, какой пакетик бросить в чашку.

– Жалко. – Он легко отодвинул Улю, достал початую бутылку водки, налил в рюмку.

– Данила!

– Одну рюмку, – успокоил он.

Он никогда не злоупотреблял выпивкой, и жена не была абсолютной трезвенницей, но отчего-то терпеть не могла, когда он прикасался к спиртному.

– А Федю ты хорошо знаешь?

– Плохо.

Уля наконец выбрала чай, залила пакетик кипятком, села в уголочек стола.

Он никогда не называл Федора – Федей. И Кирилл с Сашкой не называли. Федор приходился Сашке двоюродным братом, пару раз в году они сталкивались у Сашки, когда родственники к нему приезжали.

– Саша стал врачом, потому что у него мама рано умерла? Он хотел помогать людям?

– Не знаю. Может быть.

Сашкина мама умерла, когда они учились в десятом классе. У Сашкиного отца давно была другая семья, и из жизни сына он выпал начисто. Правда, деньгами помогал. Жить с теткой Саша наотрез отказался, и существовал один в трехкомнатной квартире, пока не женился на Лизе.

А женился он, как только ему исполнилось восемнадцать. То есть Лизе исполнилось. Она моложе Сашки на два месяца.

– И все-таки я не понимаю… Неужели правда их специально отравили? Но за что Кирилла травить, а, Дан?

– Не знаю. – Данила сполоснул рюмку, поставил на место. – Пойдем спать, Уля.

– Пойдем.

Выключая свет, он неожиданно предположил:

– Убить хотели не обязательно Кирилла, возможно, Сашку, а Кириллу просто не повезло.

Повезло ему, Даниле.

Уля не ответила, прижалась к мужу, положив голову на грудь. Он притянул ее ближе, обнял.

Противно завыл ветер за окном. Интернет обещал похолодание, и, похоже, прогноз сбывался.

Лизу все время знобило. Она куталась в меховой жилет, стараясь укрыть ладони и локти, но согреться не получалось.

– Федор, ты поезжай, – попросила Лиза двоюродного Сашиного брата, когда он привез ее с похорон Кирилла. – Ты езжай, я посплю.

Уезжать Федору не хотелось. Он боялся оставить ее одну, как будто Лиза собиралась немедленно умереть вслед за мужем. Она бы, наверное, так и сделала, если бы у нее на этом свете не было исключительно важных дел. А такие дела были, и Саша не простит, если она их не сделает.

Самым главным было вырастить их будущего ребенка. Про ребенка еще никто не знал, кроме нее и Саши. Они и сами узнали о грядущем радостном событии совсем недавно, за неделю перед тем, как Саша вместе с Кириллом поехали на дачу.

– Мне холодно, – пожаловалась Лиза, наклонившись над большой Сашиной фотографией. Фотография была со вчерашних поминок, Лиза пристроила ее на письменном столе.

Мама уверяла, что фото с похорон хранить дома нельзя, оно принесет несчастье, но Лизе до грядущих несчастий дела не было. Самое плохое, что могло с ней произойти, уже произошло.

Лиза подвинула кресло, села, положив подбородок на сцепленные руки. Саша смотрел на нее ласково, и ей не хотелось уходить от фотографии.

– Федор ездил со мной Кирилла хоронить, – рассказала она Саше. – Народу много было. А из наших только Ника и Данила с Улей.

Ника Лизе нравилась, а Сашин друг Кирилл – не очень. То есть совсем не нравился. «Да перестань ты! – морщился Саша, когда Лиза недовольно бурчала на очередную Кириллову выходку. – Манера у него такая, придурка из себя строить. На самом деле он нормальный».

Совсем недавно «нормальный» Кирилл протягивал таксисту пятитысячную купюру и разводил руками – других нету. Лиза немедленно полезла в кошелек за сотнями, а Кирилл, выбравшись из машины, объяснял ей, что таксист обязан иметь сдачу. А если не имеет – его проблемы. Лиза точно знала, что мелочь у Кирилла была, он при ней заглядывал в бумажник.

У Лизы каждая встреча с Кириллом оставляла противный осадок. «Не обращай внимания, – отмахивался Саша. – Он прикалывается».

– Светлана Анатольевна завтра уедет, – сказала портрету Лиза.

Сашина тетя, Светлана Анатольевна, приехала на похороны племянника из Израиля, Сашиному дяде сделали там операцию. Операция была тяжелая, полостная, задерживаться в Москве тетя не могла. Да и зачем? Помочь Лизе не мог никто, а быть рядом с мужем Светлане Анатольевне необходимо.

Зазвонил телефон, Лиза неохотно сняла трубку. Мама проверяла, как она там.

– Ничего, – сказала Лиза. – Ничего.

– Приезжай к нам, – опять заладила мама.

– Не надо, все в порядке, – заверила Лиза. – Я сейчас лягу.

Опять попытавшись закутаться в жилет, Лиза прошла на кухню. Не хотелось ни пить, ни есть, но она заставила себя поужинать бутербродом с колбасой. Будущего малыша надо хорошо кормить. «Завтра же начну нормально питаться», – пообещала себе Лиза.

Из кухни она опять вернулась к портрету. Посидела, глядя на Сашу, вздохнула:

– Пойду спать.

Сил лезть в ванну не было. Лиза свернулась клубочком в постели, закуталась в одеяло.

Спальню они обустроили в бывшей Сашиной комнате. Раньше, когда еще была жива Сашина мама, здесь стояла узкая кушетка, а после свадьбы они купили широкую кровать, потом вместо нее другую, потому что старая почти развалилась. Денег на первых порах было немного, и они покупали отечественную мебель.

Когда Сашина мама умерла, тетя, Светлана Анатольевна, предлагала продать квартиру. Поменять на меньшую, чтобы у Саши были деньги. Наверное, Саша так и сделал бы, но тут с деньгами ему здорово помог отец, ежемесячно выдавал сыну вполне достаточную сумму, чтобы тот мог нормально учиться. Свекор и дальше давал бы деньги, но Саша еще студентом начал работать и от помощи отца отказался. А потом и вообще отдал отцу все полученные когда-то деньги до копейки.