Химеры (СИ) - Стригин Андрей Николаевич - Страница 30

Под разлапистыми кустами нахожу поляну шампиньонов и теперь нанизываю их на прутки, развешиваю над огнём. Часа через полтора, подходит Аскольд со своей группой и скидывает на землю упитанных перепёлок. Я расталкиваю Семёна, заставляю накопать глины у ручья. Парень с усердием нагребает целую гору, но хмур и зол, наверное, не выспался. Затем птицу обмазываем глиной и в костёр — через полчаса объедаемся сочным, нежным, вкуснейшим мясом и заедаем грибами, запивая студеной водой.

После обеда ко мне подсаживается Аскольд: — Мы нашли проход через разлом, поперёк лежит дерево, но это волчья дорога, они облюбовали этот путь, звери прошли, от силы, день назад.

— Волки? Нестрашно, отгоним, — отмахиваюсь я.

— Ты думаешь, они сродни нашим серыми? Боюсь огорчить, судя по следам, в холке они больше метра, а в длину с человека — настоящие монстры, причём, их целая стая, и ещё, — Аскольд криво усмехается, — в их стае дети.

— Какие дети?

— Обычные, человеческие, по следам семь — возраст пять, шесть лет. Наверное, волчица потеряла своих волчат, наткнулась на человеческих детёнышей, взыграл материнский инстинкт, так дети оказались у волков.

— Дела, — качаю головой. Семён, слышит наш разговор, бурно выражает эмоции, и предлагает немедленно спасать малышей.

— Вряд ли получится, — задумываюсь я, — да и поздно, они уже волчата, с людьми жить не смогут.

— Я слышал такие истории, — соглашается Арсений Николаевич, — бывало, даже двух ребятишек усыновляли, но чтоб так много.

— Подрастут, будет племя необычных хищников, — усмехается князь Аскольд.

— Но вдруг они недавно в стае и человеческие навыки не растеряли, может, действительно вытащить их оттуда, ты как считаешь, Аскольд? — обращаюсь я к другу.

— По повадкам, они в стае не один год.

— Всё равно надо попробовать, — упрямо тряхнул головой Семён.

Быстро собрались, князь Аскольд тщательно скрывает следы нашего присутствия, костёр тушим, застилаем мхом и разбрасываем листву.

— От случайного взгляда, против следопыта без толку, — с иронией замечает он.

Ощущая тревогу в сердце, веду отряд к волчьей тропе. Аскольд идёт рядом и необычно суров.

Мы продвигаемся максимально тихо, ноги пружинят на мшистой земле, заросли обходим предельно осторожно, ловим каждый звук. Лес дышит первобытной силой, деревья гиганты, обвешанные лианами, вызывают трепет. На огромной высоте существует неведомая жизнь, неясные тени скользят в кронах, то ветка упадёт, то спланируют на землю перья или клочки шерсти, раздаются резкие крики, яростное рычание, свист птиц, шипение, стуки, треск. Изредка дорогу перебегают необычные копытные, элегантные, с длинными шеями и тонкими рожками, а в самой гуще продираются лесные титаны, огромные тела, похожие на великанские туши буйволов, но заросшие густой шерстью, шеи толстые, морды, напоминают верблюжьи головы. Помня недавнюю встречу со слонами, мы сделали всё, чтобы не попасться им на глаза.

Слева змеится бездонная трещина, а в её глубинах скапливается голубоватый туман и, словно нехотя выползает на поверхность, заполняет низины, стелется между корней деревьев, но, спустя некоторое время, растворяется, оставляя после себя липкую сырость и мерзкий аммиачный запах.

Мне жутко смотреть в пропасть, но взгляд притягивает, мерещится, что на дне, живёт нечто, с чем нам встречаться не стоит. Одна мысль о необходимости перебираться через трещину, наводит ужас. Интуитивно вкладываю стрелу в лук, пальцы сами собой оттягивают тетиву. Князь Аскольд так же бледен, на его лице выступил пот, он тоже чувствует страх, для меня это открытие, а Семён удивляет всех, он спокоен и даже весел — вот что значит счастье, для дилетанта, бояться там, где не надо и не бояться — где стоило бы.

На нашем пути целый бурелом из поваленных деревьев и, как следствие, множество мелкой живности под ними, но далеко не безобидной: сороконожки, змеи, мохнатые с тарелку пауки — и всё это богатство приходится преодолевать.

Но, вот, подходим к мосту, дерево, в обхвате, метров двадцать, сломано как прутик, лежит от одного края трещины до другого. Острый скол позволяет легко проникнуть на ствол и воспользоваться им как мостом, что и сделали волки. Оголённая земля вся изрыта, звериные следы, действительно, вперемешку с человеческими отпечатками, я с любопытством склонился над следами:- А с чего ты взял, что дети с волками, может они раньше прошли или позже? — спрашиваю я Аскольда.

— Неважный с тебя следопыт, Великий князь, смотри сюда, видишь, мальчик подсадил волчонка на дерево и как отпечатались пальцы на земле, а коготки зверёныша оставили царапины на коре. А вот другой ребёнок цеплялся за волчицу и выдрал клок шерсти. В этом месте дети подрались с волчатами и те, и другие получили трёпку от волчицы. А здесь… — Аскольд осекается. Я, заинтригованный сажусь рядом: — Что замолчал?

— Ребёнок грыз кость, на ней следы от зубов, борозды от небольших, но крепких клыков и жим челюстей не детский, кость перекушена пополам.

— Ротвейлеры, какие то, — бормочу я.

— Просто они другие, — шепчет князь, оглядывается по сторонам и натягивает тетиву лука.

Мне становится не по себе, если здесь такие детки, то какие взрослые? Внезапно я чётко ощущаю, что за нами наблюдают, выпрямляюсь, с тревогой смотрю в лес. Все мужчины выставляют копья, тоже чувствуют чьё-то внимание.

— Однако нам не стоит задерживаться, — Аскольд, словно простреливает взглядом окружающую листву.

Не слова говоря, Семён проворно карабкается на ствол дерева, что-то давит дубиной и с выжиданием смотрит на нас. Мы, не сводя взгляда с внезапно притихшего леса, быстро заскакиваем на природный мост.

Толстая кора буграми покрывает дерево, бурелом из сломанных ветвей местами в клочьях грязной паутины, скользкая плесень, множество мокрых древесных грибов, делают переход достаточно сложным, если не опасным. И ещё — слизни, мокрицы, многоножки, жуки с длинными усами — всё это снуёт перед ногами и ещё норовит цапнуть — давно не испытывал такого омерзения, но приходится, стиснув зубы от отвращения, продираться сквозь гниль, давя, то ногой, то кулаком назойливых насекомых и про себя матерясь, почём свет стоит.

Дерево огромное, мы проползли метров тридцать, а оно всё ещё не кончается, ветвей стало больше, различной живности — полчища, ствол тоньше, ноги скользят, кора и всякий мусор, срывается вниз и исчезает в тёмной мгле пропасти.

Напрягаюсь до невозможности, обоняние выхватывает запахи необычных существ, а слух выдёргивает непонятные звуки — то ли бормотание, то ли разговоры. Но, может, это болезненное воображение, галлюцинации? В любом случае я очень тороплюсь пройти опасный мост, спихиваю с дороги жуков, пауков, пугаю мелких грызунов, скольжу, едва не падаю, но иду, стремясь быстрее преодолеть это кошмар. Впереди вскрикивает и ругается Семён, сражаясь с очередной гадостью. Охотники не ропщут, разве, кто кого посылал куда подальше, а князь Аскольд замыкает путь, он идёт, молча, руками, при продвижении, не помогает, держит перед собой лук со стрелой, но движется ловко и бесшумно, ни разу не споткнулся и не поскользнулся — я всегда не перестаю удивляться навыкам друга.

А пропасть гипнотически манит к себе, удушливые испарения доносят неясные запахи живых существ — там живёт своей жизнью неведомый нам мир, я догадываюсь, разойдясь в разные стороны, трещина открыла вход в нечто, что абсолютно чуждо нам, жителям света — мороз дерёт кожу, страх гонит всё быстрее. Но наконец-то показались просветы в листве, страшный путь подходит к концу.

Отряд спрыгивает на землю, и сгрудились вокруг меня, даю команду Аскольду замыкать колонну, последний раз смотрю на мешанину веток и листьев на дереве-мосте, улавливаю скрытое движение, возникает соблазн пустить стрелу, но решил повременить — почти бегом веду отряд из леса, это необходимо сделать до вечера, иначе, лес нас сгубит.

Почва под ногами становится более влажной, мха — целые поля, иногда под ногами брызгает вода, меня это тревожит, боюсь, забредём в болото, а то и в трясину занесёт. Держимся ближе к разлому, хотя нестерпимо желаю уйти от него. Щупальца белёсого тумана, выползающего из трещины, не дают покоя, всё кажется, под его прикрытием выползет какая-нибудь гадость нам на погибель.