Надежда Дурова - Бегунова Алла Игоревна - Страница 23

В Москве «кавалерист-девицу» принимала в своём салоне Татьяна Петровна Пасек, урождённая Кучина (1810–1889). «Понедельники были наши, – пишет она. – Кроме упомянутых личностей (М.Н. Загоскин, С.П. Шевырёв, М.П. Погодин, В.И. Даль. – А. Б.), у нас бывали: Фёдор Николаевич Глинка, профессор Фёдор Лукич Морошкин, знаменитый романист того времени Иван Иванович Лажечников, – когда приезжал в Москву… Временами посещала нас девица кавалерист Дурова. Она была уже в пожилых летах, роста среднего, худощавая, с женским добродушным кругловатым лицом, одевалась в сюртук с солдатским „Георгием“ в петлице…»[108]

Известная во второй половине XIX века писательница Авдотья Яковлевна Панаева (1819–1893), дочь актеров императорской сцены Брянского (Григорьева) и Степановой, описала Надежду Андреевну подробнее: «Не могу сказать, как отец познакомился с девицей-кавалеристом Александровой (Дуровой). Она приехала к нему и пожелала видеть всех его детей. Мать привела ее в нашу комнату. Я знала, что она была на войне и ранена. Александрова уже была пожилая… Она была среднего роста, худая, лицо земляного цвета, кожа рябоватая и в морщинах; форма лица длинная, черты некрасивые; она щурила глаза, и без того небольшие. Костюм ее был оригинальный: на ее плоской фигуре надет был черный суконный казакин со стоячим воротником… Волосы были коротко острижены и причесаны, как у мужчин. Манеры у нее были мужские; она села на диван, положив одну ногу на другую, уперла руку в колено, а в другой держала длинный чубук и покуривала…»[109]

В петербургском светском обществе встречал в это же время «кавалерист-девицу» драматург Н.В. Сушков: «Солдат Дуров заслужил Георгиевский крест. Далее, переходя из чина в чин, он произведен в штаб-ротмистры. Некоторое время предводительствовал эскадроном… Я видел этого заслуженного воина в доме графа Шереметева. К обеду он повел одну из хозяек. После обеда курил табак из своей гусарской трубки…»[110]

Однако в середине декабря 1806 года дочь сарапульского городничего и жена чиновника 14-го класса Чернова едва ли предполагала, что когда-нибудь станет почетным гостем («к обеду он повел одну из хозяек дома») во дворце Шереметева. Она только радовалась, что ожидание, с некоторых пор ставшее для нее тягостным, закончено. Балабин-старший вернулся домой уже командиром Атаманского полка и с предписанием немедленно выступить в поход со своей воинской частью. Путь казаков лежал к западным границам империи. Полк был назначен в состав корпуса генерала Буксгевдена, действовавшего против французов в Восточной Пруссии.

Напоследок женщины-казачки отомстили ей за намерение отрешиться от участи пола, проклятого Богом, и заставили усомниться в успехе «гигантского замысла». «Погрузясь… в размышления, я не слыхала, как все уже ушли, и зала сделалась пуста. Шорох позади меня пробудил мое внимание и извлек из горестных мечтаний очень неприятным образом; ко мне подкрадывалась одна из женщин полковницы: „А вы что же стоите здесь одни, барышня? Друзья ваши на лошадях, и Алкид бегает по двору!“ Это сказала она с видом и усмешкою истинного сатаны. Сердце мое вздрогнуло и облилось кровью; я поспешно ушла от мегеры…»[111]

Но в походе, который продолжался почти два месяца, Дуровой стало легче. Во-первых, казаки не отличались столь дьявольской наблюдательностью. Во-вторых, она почувствовала, что мало-мальски освоила мужскую роль. Во всяком случае, Надежда Андреевна теперь знала, какие вопросы могут ей задавать по поводу ее внешности, возраста, поведения, и научилась, не смущаясь, отвечать на них. Кроме того, «офицеры Атаманского полка, будучи образованнее других, замечают в обращении моем ту вежливость, которая служит признаком хорошего воспитания, и, оказывая мне уважение, ищут быть со мною вместе…»[112]

Здесь все подмечено верно. Атаманский полк действительно считался элитной частью Войска Донского. В нем служили лучшие офицеры и лучшие рядовые. Создан он был в 1775 году по представлению тогдашнего войскового атамана А.И. Иловайского для того, чтобы, «будучи всегда в особом присмотре и попечении атамана, исправностью своею во всех нужной казацкой службе оборотах, служить мог образцом для всех прочих полков». Поначалу полк состоял из пяти сотен. Атаманцы приняли активное участие во Второй русско-турецкой войне и были при осаде и взятии крепостей Очаков, Бендеры, Измаил, в полевом сражении при Мачине. Павел I в январе 1801 года отправил донцов в «индийский поход», и лишь воцарение Александра I остановило эту безумную экспедицию. В 1806 году Атаманский полк состоял уже из десяти сотен (136 офицеров и урядников, 1094 рядовых казака). К обмундированию, снаряжению и вооружению чинов здесь предъявляли особые требования.

«Все казаки Атаманского полка носили тогда бороды, и у всех бороды были почти до пояса. Одеты казаки были в голубые куртки и шаровары, на голове – бараньи шапки, подпоясаны они были широкими патронташами из красного сафьяна, за которыми имелось по два пистолета, за плечами – длинное ружье, на ремне – ногайка со свинцовой пулей на конце. Еще из оружия – сабля, пика. Люди были подобраны все высокого роста, плотного телосложения, черноволосые»[113].

Согласно сведениям, приведенным П.М. Красновым в книге «Атаманская памятка», в начале февраля 1807 года казаки прибыли в город Гродно. Здесь им назначена была дневка. После двух дней отдыха они отправились дальше и уже 28 февраля участвовали вместе с гусарами Павлоградского полка в столкновении с французами у деревни Гронау, где С.Ф. Балабин был легко ранен.

Дурова осталась в Гродно. Она впервые очутилась в таком большом и старинном городе. Гродно упоминался в летописях с XII столетия как резиденция князя Всеволода Давидовича. Затем его заняли литовцы. Они построили на правом берегу реки Неман замок с высокими башнями, стенами и валом. В середине XIII века сюда пришли войска князя Даниила Галицкого и вытеснили слабый литовский гарнизон, но оставались недолго. Литовский князь Тройден вернул себе город. В течение XIV века Гродно дважды разрушали рыцари Ливонского ордена. В конце этого же столетия литовский князь Витовт сделал его своей столицей. В XVI веке Гродно избрал местом пребывания польский король Стефан Баторий. Во второй половине XVII века город два года был занят русскими, потом четыре года шведами, а во время Северной войны (1700–1721) не раз переходил из рук в руки при борьбе двух армий: Петра Великого и Карла XII.

К концу XVIII столетия он считался вторым по величине после Вильно (совр. Вильнюс) городом некогда обширного княжества Литовского. При третьем разделе Польши в 1794–1796 годах Гродно стал центром вновь образованной Гродненской губернии и прочно вошел в состав Российской империи. В это время его население достигало 17–19 тысяч человек и было разнородным по составу: литовцы, поляки, русские, евреи. Современники пишут о нем как о вполне благоустроенном (конечно, по меркам начала XIX столетия). Там имелась каменная ратуша и до 400 каменных домов, мощенные булыжником площади и улицы, до 30 церквей: католических, униатских, лютеранских, православных, несколько монастырей.

После зимней кампании 1806–1807 годов Гродно, как наиболее крупный город у русско-польской границы, стал центром нашей армии. Весной 1807 года в нем располагались военные госпитали, армейские склады, несколько запасных батальонов и эскадронов разных полков, артиллерийские парки.

Дурова прожила в Гродно около месяца, прежде чем сделала окончательный выбор. В принципе она могла поступить вольноопределяющимся (добровольцем) в любую из воинских частей, находящихся там, хотя никаких документов, удостоверяющих личность, у нее не имелось. Но у кандидатов на должность рядового их, видимо, тогда и не спрашивали. Ввиду приближающихся военных действий с французами надо было срочно пополнять людьми поредевшие роты и эскадроны. Офицерам строго указывали не брать в полки только беглых помещичьих крестьян, все же остальные – пусть даже явно асоциальные элементы – имели шанс укрыться в рядах императорской армии от проблем, порожденных их предыдущей, часто не совсем праведной жизни.