Солдатская школа (Рассказы) - Никольский Борис - Страница 4

И вдруг — что такое? Один автомат не сработал. Потом второй. Потом третий.

Даже опытные сержанты заволновались. Никогда такого в роте не было. Настоящее чрезвычайное происшествие!

А хозяева отказавших автоматов стояли с такими обиженными лицами, словно их обманули. Столько старались, столько готовились, и выходит — всё зря? Вот тебе и надёжное оружие…

— Ничего, — спокойно говорит командир роты. — Сейчас разберёмся.

Взял он один автомат, вынул затвор, помудрил над ним немного.

— Так и есть, — говорит. — Смотрите.

А там на одной крошечной детали — застывшая смазка. Простым глазом её еле видно. Неужели из-за такого пустяка автомат не стреляет?

— Да, — говорит командир роты, — не будь мороза, это и правда пустяк. А в мороз и такой пустяк важен.

Протёр как следует детали затвора, вышел на огневой рубеж, и — бах! бах! — ожил автомат!

С тех пор мы ещё тщательнее осматривали и чистили, и смазывали свои автоматы.

Близится к концу долгий солдатский день.

Старшины выводят роты на прогулку. И не упустят случая лишний раз потренировать солдат: «Строевым! Строевым! Запевала, песню!»

И хотя не видно в темноте, какая рота идёт, это нетрудно узнать по песне. У каждой роты своя любимая песня. Роты словно соревнуются одна с другой, словно стараются перепеть одна другую.

Но вот затихают песни возле казармы.

А там уже вечерняя поверка: старшина назначит дежурного по роте и дневальных на следующие сутки, проведёт перекличку, сержанты отчитают провинившихся и похвалят отличившихся за день, и всё.

ОТБОЙ!

Как-то в редакции одного журнала мне предложили поехать в воинскую часть. Пожить там, а потом написать рассказы о солдатах.

— Куда — выбирайте сами, — сказали мне, — даём вам три дня на раздумья.

— Нет, — сказал я, — мне не надо трёх дней на раздумья. Я уже знаю, куда поеду. Я поеду к десантникам.

Я и правда давно уже мечтал побывать у десантников. Я много читал и слышал об их мужестве и выносливости, и мне очень хотелось своими глазами увидеть, как живут и учатся эти отважные люди.

— Ну что же, поезжайте к десантникам, — сказали мне, — счастливого пути.

Так я оказался в воздушно-десантном подразделении, и прожил я там почти целое лето.

И вот, когда я вернулся домой, в Ленинград, все мои друзья и знакомые при встрече первым делом зад- мне один и тот же вопрос, словно сговорились:

— А ты сам-то прыгал?

И я с гордостью отвечал:

— А как же! Конечно, прыгал!

— А страшно было?

— А с какого самолёта?

— А с какой высоты?

Я столько раз отвечал на все эти вопросы, что постепенно у меня в голове сложился целый рассказ о том,

КАК Я ПРЫГАЛ С ПАРАШЮТОМ.

Конечно, прыгать без всякой подготовки никто не разрешит. И без солидного медосмотра — тоже.

Поэтому прежде всего меня повели в учебно-тренировочный городок. Этот городок немножко похож на городок аттракционов в парке. Только аттракционы здесь, прямо скажем, «чуть-чуть» посложнее.

Я увидел здесь: парашютную вышку, специальные качели — со сложным названием «лопинг», макеты самолётов, один самолёт был маленький, а другой — огромный, и ещё разные другие приспособления, названий которых я не знал.

Возле качелей я остановился. Здесь занимались десантники. Вот один солдат раскачался — сильнее! сильнее! — и — раз! — качели описали круг так, что солдат на секунду повис вниз головой. Ещё круг! Ещё! Семь… восемь… десять… пятнадцать…

У меня даже закружилась голова, а солдат всё продолжал вертеться как ни в чём не бывало.

Мы с моим провожатым, лейтенантом, пошли дальше.

Около макета огромного самолёта АН-12 была натянута упругая толстая сетка — батут. Как в цирке. Солдаты один за другим бросались в открытый люк самолёта и падали на батут.

— Это они учатся правильно отделяться от самолёта, — сказал лейтенант. — А сейчас попробуйте-ка и вы сделать одно упражнение…

Я с опаской посмотрел на парашютную вышку.

Но упражнение, которое мне предложили сделать, выглядело совсем простеньким: прыгнуть с двухметровой горки. Только не просто прыгнуть, а предварительно зажать между коленями и между косточками щиколоток две щепочки. Самые обыкновенные деревянные щепочки. Если во время прыжка щепочки не выпадут, значит всё в порядке, приземлился правильно. Если выпадут — начинай всё сначала.

Мне, честно говоря, даже неловко стало — таким пустяковым показалось это упражнение. Вроде бы скакать через верёвочку заставляют взрослого серьёзного человека.

— А вы попробуйте, — засмеялся мой провожатый.

Я попробовал.

Попробовал один раз — не получилось. Второй раз — опять ничего не вышло. Уж, кажется, так плотно сжимаю ноги — плотнее невозможно, а щепочки всё равно падают.

Только на пятый или шестой раз получилось это упражнение.

И тут я узнал, что упражнение это хоть и простое, а очень важное. Потому что для десантника правильно приземлиться — это самое главное.

— В своём парашюте вы можете не сомневаться, — сказал мне лейтенант. — Техника у нас надёжная, не подведёт. А вот если не научитесь правильно приземляться, тут уж можно ногу или руку сломать. Здесь уж всё только от вас зависит.

После пришлось мне делать упражнения и посложнее, но всё-таки это первое, со щепочками, запомнилось мне больше других…

За день до прыжков солдаты укладывали парашюты. Нет для десантника дела серьёзнее, чем укладка парашютов. Об этом я не раз слышал, пока жил у десантников. Недаром в день укладки с утра не проводится никаких занятий: солдаты не должны уставать, солдаты должны быть предельно внимательны.

В это утро на плац вынесли и расстелили длинные брезентовые полотнища — «столы».

На этих «столах» солдаты во всю длину растянули парашюты.

Проверяли оранжевые чехлы, проверяли белые купола, проверяли крепкие стропы.

Потом начали укладывать. Не торопясь, тщательно.

А начальник парашютно-десантной службы и командиры по нескольку раз придирчиво проверяют, всё ли верно. Каждую складку, каждый узелок проверяют.

Когда парашюты были уложены, мы пошли в курилку. Если кто-нибудь думает, что в солдатской курилке только и делают, что курят, то это совсем не так. В курилке ещё рассказывают разные истории.

И вот какую историю услышал я в тот день.

Случилось это с рядовым Козыревым. Был он ещё совсем неопытным десантником — ему предстояло совершить всего лишь второй свой прыжок. И конечно, он очень волновался.

Прыжок был самый простой — с принудительным раскрытием парашюта. Так называются прыжки, когда десантнику не надо самому дёргать за кольцо. Эту работу за него выполняет длинная верёвка — фал. Как только парашютист оставляет самолёт, фал натягивается, срывает с парашюта чехол, и купол раскрывается. Все новички прыгают так.