Три года счастья (СИ) - "Kath1864" - Страница 57

Элайджа сглатывает подступивший к горлу ком, она так же.

— Это мое проклятие, - замечает тот, — Ведь я желаю быть с тобой и думаю, что после всего мы можем быть счастливыми.

— Ты думаешь, Элайджа? Не думай и живи, пока меня нет рядом, и верь, что я вернусь. Я сообщу тебе, о месте, которое мы сможем называть нашим домом . Я выберу места, где мы обретем покой. Я не хочу терять тебя и больше не знаю, что сказать. Просто, верь мне, верь, что я смогу стать твоей семьей, сражаться за тебя, говорить о своих чувствах и не предам, - спрашивает она, касается ладонью его лица.

— Я люблю тебя, и больше говорить не нужно, - еле шепчет на ухо, убирает локон прямых волос.

Ладонь скользит по его лицу и та смотрит на него, так, что ему не по себе, словно он мальчишка и на него смотрит властная, не знающая милости, получающая желаемое доминантка, стерва, покровительница. Да, сейчас наплевать, каким словом называют подобную женщину. Ей не чего терять, и ее взгляд говорит о том, что она его. Только его и ей наплевать, что потребуется сделать, чтобы так и было вечность. Всю их оставшуюся вечность.

Она отворачивается от него, глядя на горящий в искусственном камине огонь. Она чувствует себя близкой к нему, возможно, даже представляет перед собой семейный очаг. Чувствует, как согревает горящее пламя в настоящем камине, он укутывает ее плечи теплым, темно-синем пледом с бахромой по краям изделия, садиться в кресло перед ней, открывает книгу, страницы которой порядком износились, а она улыбается, берет в руки бокал наполненный красным вином, делает несколько глотков и растворяется в этом вине и нем. Прикрывает глаза и растворяется в этом чувстве, которое испытывает к нему. Возможно, она и всегда желала этого. Желала найти его, чтобы тот заставил ее почувствовать. Нашла его, чтобы тот заставил ее поверить в то, что она способна любить. Любит. Она любит и поэтому ей так тяжело. Тяжелее, чем в прошлый раз, тогда в Нью-Йорке, ведь тогда она еще могла контролировать это чувства, а сейчас все полетело к чертям, ведь из-за любви к нему она готова взлететь до небес или провалиться сквозь землю. Она что-то чувствует, поэтому ей еще больнее уходить. Уходить, зная, что она может и не вернуться, если столкнется с его братом на том острове, если ей не повезет. Он чувствует, что злится, и понимает, что имеет на это права. Он ведь злится, не желает ее отпускать, ведь если с ней что-то случиться он не переживет, не смирится и будет винить только себя. Не простит себе этого, не простит,если в итоге ее план, приведет ее же к гибели. Не простит, что не остановил ее, и плевать каким способом. Но Кетрин Пирс на чувства не имеет права, и поэтому Элайджа знает, что себя она защитит и вернется. Поэтому верит, что ничего не испытывает сейчас. Верит, что лучше сглотнуть подступивший ком, убрать ее руку со своего лица и отпустить. Так легче отпускать. Легче, сделать вид, что не чувствуешь, стереть чувства. Легче не чувствовать, чем остановить, схватить за руки, прижать к себе и поцеловать так, как будто это последнее, что осталось сделать в этом мире, как будто бы этот поцелуй последнее доказательства любви.

Кетрин Пирс, эта стерва поставила на колени не только всех тех глупых мужчин, которые верили в ее пустые слова о любви, умирали за нее, но и его. Она поставила на колени самого Элайджу Майклсон и готов умолять, чтобы она не уходила. Почему он влюблен именно в эту стерву, которая только причиняет боль. Почему он верить в то, что эта стерва, может стать его семьей? Почему именно Кетрин Пирс дарует ему покой и только его прикосновение вызывает в ней бурю эмоцию. Он не смог избежать привыкания, словно она связала его руки цепями. Она кусает губы, только бы не сказать, только бы он не остановил ее. Остановил ее одним касанием.

Счастье в лице коварной манипулирующей сучки Кетрин Пирс. Счастье, потому что она заставляет его чувствовать то, что он не чувствовал ни с одной другой. Заставляет чувствовать тепло.

Счастье в лице сдержанного и благородного Элайджи Майклсона. Счастье, потому что рядом с ним ей хорошо и тепло. Она верит, что неспроста она запуталась, как только он взглянул на нее. Он рядом с ней и больше ей ничего не нужно. Только бы тянуть к нему свои руки, целовать губы, чтобы он читал ей что-то своим бархатным голосом. Не смогла избежать привыкание и поверила, в то, что рядом друг с другом они обретут то, что желали все эти годы – покой и взаимную любовь.

Кусает губы только бы не сказать или, что еще хуже, пролить слезы. Но нет, Кетрин останется « Кетрин Пирс». Ни более, ни менее, так всегда было, так и будет. Она не позволит заплакать или остановить ее, когда желаемое так близко. Желаемая свобода.

Счастье. Последние секунды вдыхает его запах, утыкается головой в нос.

Последние секунды она с ним и тот утыкается в ее макушку, вдыхает аромат волос.

Легче остановить, но нельзя.

Легче остановить, но он, как и она, желает, чтобы этот аромат отпечатался в его разуме. Отпечатался и мучил, пока она не вернется к нему и не коснется, докажет, что она здесь.

Может ли любовь продлиться вечность?

Почему-то Кетрин Пирс не верила в это. Не верит, но почему ее сердце так сжимается? Лучше не чувствовать, чем не найти в себе силы оставить его и показаться слабость. Слабая рядом с ним, оставляет того, кого любит. Все как в тумане, когда она встает и берет в свои руки коричневый кожаный рюкзак.

Не желает больше оставаться, ведь знает, что не сможет уйти.

Словно обезумел, бредит, как только она одела на свои плечи рюкзак.

Он мог бы вызвать такси, но та уходит сама. Закрывает за собой дверь.

Голова кругом. Нить связывающая их оборвана и кажется, понемногу он сходит с ума.

Их было двое, а сейчас он один.

Почему он так сдвинут именно на этой женщине, и в прошлый раз, когда она ушла разгромил свою квартиру, что казалось вполне необъяснима. Был зол, не управляем, думал, что стал очередным мужчиной, которого обманула Кетрин Пирс.

Устал и вспять уже не повернуть.

Ушла, потому что игра идет к финалу. Она нажмет на газ, выложится из последних сил, прольет кровь, только бы заполучить лекарство и свободу.

Ушла, тихо, без слов.

Так лучше.

Когда она ушла, ни говоря ни слова, оставляя после себя только запах, Элайджа не мог здраво мыслить. Не мог думать о чем-то кроме нее. Готов на все, чтобы забыть даже самого себя, а потом утром снова зачем-то просыпался. Зачем просыпаться, если ее нет рядом? Ему не нужна была улица или небо, когда он находился рядом с тобой. В ее глазах Элайджа Майклсон видел больше мира, чем за окном. Ее личный мир, который она открыла только ему. Только его. На ее губах он мог видеть больше трещин, чем на стенах кирпичных зданий.

Когда она была рядом жизнь текла иначе, совсем по-другому. Не было ни волнений, ни переживаний. Было только ее обнаженное , тело пахнущее к и клубникой и ванилью, поцелуи, когда та улыбалась, нависала над ним и терзала поцелуями за плечи, запястья.

Говорила что-то, наливая очередную чашку кофе. Говорила, словно считала, что для него разговоры куда важнее, разговоры лечат души. Разговоры, которые лечат душу. Душу, которая сгорела. Разговоры важны, так же, как и чувства. Важно, то, что он наблюдал за ней и мог сидеть с ней на кухне, хоть целую вечность. Он не игрушка, которую Кетрин может не выкинуть, как остальных. Тех остальных, с которыми Кетрин Пирс проводила те месяцы вне квартиры, дарила себя, и все для достижения своей цели или собственного удовольствия.

Любить – значить доверять друг другу. Ей нужно было, чтобы он доверял ей и он доверяет.Сказать ей было больше нечего, ведь Кетрин не знала, что и несчастье его было в ней. В ней – Кетрин Пирс. В запахе кофе покалывании на кончиках пальцев, когда он забирал из ее рук чашку с кофе и касался губами ее руки. Вселенная замирала, когда он вдыхал запах кофе, корицы, кленового сиропа или любого другого варенья, запах свежей выпечки, вишневого геля для душа, отпечатавшегося на твоей бледной коже.