Время дождя (СИ) - "Джиллиан" - Страница 49

А в следующий миг Сашка закричала - изо всех сил: цверги били кончиками своих тонких мечей или чем там ещё по её ладоням. Захлебнувшись от боли, Сашка охрипла от крика, а потом и вовсе сорвала голос. И только в полуобморочном состоянии дёргалась от ужасающих уколов, когда оружие цвергов вонзалось в каменные плиты, пройдя сквозь её ладони, или соскальзывало с края кости... Милосердная тьма... И тупая боль, из-за которой продолжает, словно в припадке, дёргаться тело. Только всё слабей, потому что сил не оставалось... Совсем...

... А потом сознание начало медленно возвращаться. Но лучше б оно пряталось где-то там - неизвестно где, где было во время обморока. Потому что как только начали возвращаться ощущения... Сашка висела на стене, подхваченная за руки толстыми верёвками, не доставая ногами до пола. Сначала она почувствовала тупую боль в руках. Инстинктивно сообразив, что боль вызывает собственное тело - из-за его тяжести, которая приходится именно на кисти, Сашка попыталась раскрыть пальцы, чтобы, оттолкнувшись ногами от стены, схватиться за верёвки и таким образом сместить давление на запястья.

А пальцы не двигались. Хуже того... Они постепенно наливались горячей болью, пока не взорвались, будто их бесцеремонно сунули в ревущий огонь.

Затрясшись было от сухого безнадёжного плача, Сашка заставила себя умолкнуть. Любое и малейшее движение тела причиняло такую боль, что злые слёзы всё-таки брызнули по лицу, раздражая кожу... Скоро Сашка только извивалась на стене, не в силах остановиться, потому что тело нервно содрогалось от накатывающих приступов боли... Когда Сашка выдохлась и обвисла на верёвках, возникла первая нормальная мысль: "Это из-за моих рисунков - цверги сделали всё, чтобы я больше не рисовала их..."

Крохотная надежда, что всё это только сон, погасла, когда она подняла мокрые от слёз глаза и разглядела: на стене напротив висел кто-то ещё. Два единственных факела горели достаточно ярко, чтобы осветить Дорана.

Шестнадцатая глава

Огонь горел так спокойно, что исподволь приходило понимание: они в замкнутом, полностью закрытом помещении. Углы не освещались, и понять, какого размера это место, было трудно.

Правда, долго смотреть на факелы, мирно потрескивавшие по обеим сторонам от Дорана, Сашка не могла. Яркий свет мучительно бил по глазам. Приходилось смыкать веки... Да и сознание мутилось от боли, которая, даже если девушка не шевелилась, часто взрывалась резкими уколами, от пальцев пронзающими всё тело, напоминая о недавней пытке. Порой сознание уплывало, а когда возвращалось, первой мыслью всегда являлась одна: а если кисти оторвутся? Потом Сашка начинала чувствовать и вспоминать. Немного легчало, когда она ощущала, что верёвки стянули её руки не на самих кистях, а по локоть. Любые попытки подтянуться, чтобы расслабить стиснутую руками голову, немедленно отзывались безумной болью.

В одно из прояснений сознания она не сразу открыла глаза. Возможно, предупредили инстинкты. А может - сквозной ветер, холодком мазнувший по ранам. Или мотание огня, видимое даже за закрытыми веками. Потом она осторожно (и с трудом - грязные, они слиплись от слёз) разлепила ресницы и стала следить, притворяясь обморочной, за мелочью, бегающей по помещению и быстро-быстро болтающей вполголоса. Шаманов нет. Один цверг остановился перед Дораном и суетливо потыкал в него коротеньким копьишком: тот, как и Сашка, висел в метре над полом помещения. Другие двое, остановившись за спиной первого, перебросились резкими словечками, после чего все дали дёру из комнаты, будто их кто-то суматошно позвал...

Огонь успокоился.

"Знать бы ещё, как часто они приходят... - Сашка с усилием открыла глаза. Доран не пошевельнулся с того момента, как она его видела. - А если он не шевелится, потому что и я знать не даю, что прихожу в себя? Может, смотрит на меня, когда я в отключке?"

- Доран!

Она хотела сказать это звучно, чтобы он услышал, но из ободранного горла вылетел лишь сип. Хуже того: старание выговорить слово не принесло ничего, кроме сухого кашля, а потом... Потом пошла цепная реакция: от кашля содрогалось тело, израненные пальцы вновь послали по всему телу импульс боли, похожий на ветвистый прочерк молнии. Сашка не знала, как бывает, когда дотрагиваешься до оголённого провода, но теперь получила представление. Её будто били изнутри - острыми ножами. Снова плача от невыносимой боли, она заставила-таки себя дышать часто-часто, чтобы успокоить болезненно сухое горло.

- Алекс?..

Всё ещё вздрагивая, Сашка выждала мгновения и подняла глаза.

- Что с тобой? - прошептал Доран, осторожно крутя головой по сторонам, и Сашка обрадовалась до новых слёз: он не избит!

Между ними - метров шесть. Это Сашка вспомнила свою комнату - в том мире, где её пришлось делить с сестрой. Услышит ли травник её шёпот? Он-то в свой шёпот вложил чуть голоса. Но в помещении снова тихо, а потрескивание факелов, может, и не перебьёт её шёпота. Как ему ответить коротко, чтобы он всё сразу понял?

- Били...

- Что?

Она висела на тёмной стене - он не видит, что с ней.

Сашка собралась с силами и попробовала нажать на горло.

- Меня... били...

Изнутри что-то взрезало тело, ударив в шею, и девушка снова потеряла сознание.

Приход к ясности ознаменовался бегающими тенями в пространстве вокруг неё, и Сашка тупо смотрела на эти тени, даже не пытаясь доискаться, наяву ли она их видит, или в бреду... Но вскоре под ногами нарисовался плиточный пол. Тени на нём не шевелились. Значит, факельный огонь спокоен. Значит, если кто-то и приходил, то уже ушёл.

- Алекс!

Глаза было поднимать трудно, но Сашка заставила себя обозлиться - как тогда, всего раз такое было, что в каком-то городке её, до ужаса захотевшую мороженого после соревнований, какие-то дружки-фанаты здешних бойцов подкараулили и избили. Тоже били чуть не до потери сознания, пока не вышли ребята и не бросились на помощь. Она вспомнила этот случай и подняла голову, а потом и глаза.

- Тебя били? Кивни, - потребовал страшно злой Доран.

Еле заметно кивнула. И что дальше?

- Выманили?

Кивнула. Всё. Больше голову держать невозможно. Опустила. Господи, как больно... Руки уже онемели - кровь отлила, небось, до упора...

Этих кивков хватило, чтобы она истратила последние силы.

- Мы выберемся, - угрюмо пообещал Доран, и что-то странное было в его словах, в интонациях - такое, что Сашка сумела-таки приподнять голову. - Они недавно заходили - проверяли, как мы тут. И не один раз. Я просчитал время. Мы успеем вызвать подмогу.

Она бы засмеялась, если бы могла. Что он собирается делать?! Орать во всё горло, зовя на помощь?! Но слушать враньё было... приятно. Как утешение... "Чёртов ваш король! - мысленно рявкнула Сашка. - Какого хр... он попёрся завоёвывать чужие земли? Своих мало? Вот и получил - гад! А нам тут страдай, по его воле... Как и его младшему... Дурья башка, а не король! Сколько их учить надо, чтобы не лезли, куда не надо, со своих земель?! Всё-то им своего мало..." Но эти злые мысли вызывали ярость и такие же злые слёзы, а значит - на них тратились силы. И Сашка снова погрузилась в полубеспамятство, в котором легче было висеть...

Если бы не тягостно ноющие руки, она решила бы, что просыпается в своём мире, в своей комнате, в которой открыт балкон. А там, за окнами, дождь... Он торопливо шелестит - но так странно, будто шепчет что-то невнятное. Точно... Шепчет... Хотя некоторые слова и можно вычленить из этого непрерывного шороха, но, как ни пыталась Сашка вслушаться в них, они, эти слова проскальзывали мимо её понимания. Разве что бегали от них мурашки по спине. И тогда она сосредоточилась на плечах. И не потому, что хотелось отрешиться от шуршания далёкого дождя, а потому, что по задеревеневшим мышцам вкрадчиво метнулась судорога, и Сашка выгнулась по стене, беззвучно охнув. И открыла глаза. И застыла, потому что даже продолжающиеся судороги, от которых все мышцы окаменели, теперь казались детской шалостью...