Путешествие в Россию - Альгаротти Франческо - Страница 12

Особых забот о солдатском довольствии тут никто не проявляет. Солдатам раздают муку, и, едва став лагерем, они выкапывают в земле очаги и пекут в них хлеб, который сами и замешивают. Или же они получают мелкие сухари, очень черствые, разваривают их, добавляя соль или разные травы, которые растут где угодно, и такою едою весьма довольны. Большую часть времени эти люди вообще воздерживаются от пищи: будучи освобождены и от великих, и от малых постов, которые предписывает греческая вера[217] на значительную часть года, они все же предпочитают их соблюдать. Такие солдаты очень пришлись бы по нраву Кромвелю[218] — тот, говорят, объявлял в своей армии пост, едва с провиантом возникали трудности. Известный Вам секретарь Флорентийской республики, обнаруживший столь много древних обычаев среди швейцарцев,[219] нашел бы их ничуть не меньше и среди русских, в некотором роде затмивших величие Римской империи.

Я уж не говорю об их чрезвычайно живой вере в то, что они, умерев за императрицу, удостоятся жизни вечной; подобная вера — то же самое, что любовь к отечеству у древних римлян. Не говорю я и о ловкости, с которой эти люди орудуют топором, делая им одним такое, для чего нашим мастерам потребовался бы целый набор всяческих инструментов. Во время минувшей войны против Швеции солдаты строили галеры — совершенно так же, как легионеры Лабиена строили корабли для экспедиции Юлия Цезаря в Англию.[220] И совсем недавно десятка два кораблей были построены простыми крестьянами, которым было сказано: ступайте в лес, нарубите деревьев и сделайте такую же штуку, как эта. Да и плотники, которых мы видели в Кронштадте, тоже были простыми крестьянами, и они, работая топорами, украшали резьбой флагманский корабль «Анна Иоанновна».[221] В общем, любой солдат, если надо, становится у них и дровосеком, и плотником. И Вы сами понимаете, милорд, как это кстати, когда приходится сколачивать обозные телеги и орудийные лафеты, наводить мосты — да мало ли что еще понадобится в военных экспедициях. Все это — преимущества доброй пехоты, которая, обладая ныне и дисциплиной, и хорошими командирами, с полным правом может быть названа лучшей в мире.

О кавалерии, однако, того же самого сказать нельзя. Крупных лошадей для кирасиров страна предоставить не может. Коней приходится перегонять из самой Голштинии[222] — местные недостаточно велики даже для драгун. Здесь, на севере, — и в Польше, и в России, и в Швеции — лошади малорослые и годятся разве что для гусар. Легкие кавалерийские части во множестве формируются из калмыков и казаков, подданных империи: их можно набрать до шестидесяти тысяч. Плата кавалеристам — мародерство на неприятельской территории: эти войска сами себя снабжают, как могут. Подобная кавалерия как нельзя лучше подходит для разведывательных рейдов, для сокрытия истинных войсковых передвижений, для беспрестанных набегов, не дающих врагу ни малейшей передышки. Однако порой они наносят ущерб и собственной своей армии, словно некая саранча опустошая и разоряя земли, которые им попадаются на пути; их не может обуздать никакая дисциплина, ибо первейшая основа армейской дисциплины — это регулярное солдатское жалованье. Русские полагают, и с полным основанием, что костяком армии является пехота; поэтому они время от времени почти всю свою кавалерию используют в пешем строю.

Если же говорить об артиллерийских орудиях, на которые приходится немалая часть успеха в любой войне, то русские весьма значительно усовершенствовали их изготовление, да и использовать их научились гораздо лучше. В былые времена пушки в России делались огромных размеров, а проку от них не было никакого; точно так и сама страна на карте выглядела внушительно, но влияния имела мало. Кроме того, еще совсем недавно, чтобы обзавестись огнестрельным оружием, русским требовалась помощь иностранцев. Меньше века тому назад царь Алексей Михайлович[223] выписал из Брешии[224] восемь тысяч пищалей,[225] которые и поныне хранятся в московской Оружейной палате. Да и документов, которые доказывают тогдашнее невежество русских, можно разыскать почти столько же, а сейчас русские образованы ничуть не хуже всякой другой нации. В Систербеке, недалеко от Петербурга, есть отменный оружейный завод, основанный Петром I.[226] Есть такие заводы и под Москвой. Один офицер говорил мне, что в прошлом году он по поручению двора заказал там тридцать три тысячи ружей, и когда им были устроены испытания, то на тысячу стволов разорвалось не более восьмидесяти, между тем как среди стволов из Саксонии, говорил он мне, обычно разрывается ровно половина. Каждое ружье, полностью подготовленное для передачи в руки пехотинцу, обходится не более двух рублей за ствол, то есть около девяти шиллингов, — в Англии это цена ножа. Подобным же образом и порох обходится тут в сущую безделицу. В стране имеются два мощных артиллерийских заслона: один на Украине, возле границы с татарами и турками, а другой там, где были осуществлены недавние завоевания. Кроме того, щедро оснащены пушками русские крепости, и каждый батальон располагает двумя полевыми орудиями и мортирой.[227] В 1714 году в России числилось тринадцать тысяч пушек, но с тех пор их стало намного больше. Вид у русских артиллеристов бравый и красивый; мундиры у них красно-черные с золотом. Добрыми порядками, введенными как в артиллерийском деле, так и в фортификационных науках, империя обязана шотландцу по имени Брюс.[228]

Чтобы, так сказать, увенчать коньком крышу в храме Марса,[229] не хватает только учреждения для солдат-инвалидов. Для моряков существует приют напротив Кроншлота, но вот на солдат монаршая милость еще не снизошла. Власти очень разумно распорядились так, что и сыновья первейших лиц империи зачисляются в армию простыми солдатами и в этом чине начинают воинскую службу. Как-то раз господин Рондо (поскольку здесь охрана дается и торговым представителям) указал нам на сынка одного из князей, по-нашему лордов; солдатик этот стоял на часах у дверей его дома. Подобные солдаты точно так же подвергаются наказаниям за разные провинности, как и все прочие; если надо, их и в колодки сажают, и палками бьют. От палок даже офицеры не освобождены; тут им приходится утешаться, вспоминая о древних римлянах, у которых телесным наказаниям подвергались равно и солдаты, и офицеры, о чем Вы хорошо знаете.

Когда устраивают общевойсковые или полковые смотры, то очень придирчиво оцениваются выправка и умение каждого офицера. Все требования описаны в огромном количестве томов, которые поступают в Канцелярию или в Военную коллегию. Среди навязанных войску обуз не самая меньшая — телеги со всякой писаниной, которые неотступно его сопровождают; в свите и главного маршала, и командующего кавалерией, и вообще первых лиц Империи число писцов нисколько не меньше числа всех прочих. В общем, в этой самодержавной стране всякая мелочь тут же записывается. Поневоле скажешь, что русские, которые научились писать позднее, чем прочие нации в Европе,[230] теперь хотят наверстать упущенное.

Писанина очень досаждает иностранцам, особенно военным, которые куда больше привыкли к шпаге, нежели к перу. К этому нужно относиться с хладнокровием. И число тех, кому хладнокровие потребно, невероятно велико.