Сладкая добыча (СИ) - Другая Елена - Страница 42

Выпалив свою обвинительную речь, Мики широко распахнул глаза и подобострастно заглянул в лицо Зигфрида, который выслушал его тираду с достаточно хмурым видом.

Лоренс, стоящий за дверью, от ужаса не ощущал собственного тела, у него подкашивались ноги, и он ухватился за косяк, чтобы не упасть. Еще момент, и он бы ворвался в павильон, чтобы с удовольствием надавать зарвавшемуся прислужнику оплеух, так подкосили Лори обида и боль от его клеветы.

Клевета? А был ли обман? На самом деле Мики практически дословно повторил весь их разговор, который тогда между ними произошел. И вот, как ловко, обернул все в свою пользу, да еще таким невинным голоском, почти сюсюкая!!!

Во время своей речи рыжик жалостливо терся лицом о коленки альфы, пытаясь раздвинуть их и проникнуть к нему в пах.

Но тут Зиг взял инициативу в свои руки. Чтобы прекратить домогательства со стороны омежки, он свирепо рыкнул, оскалив клыки, схватил Мики за локти, приподнял его с пола, словно невесомого, и решительно усадил в кресло напротив.

- Здесь и сиди, – хрипловато велел Зиг. – Я все знаю. У дверей детской тогда находился стражник. Он досконально передал мне все подробности вашего разговора, что входило в его обязанности. Нет смысла жаловаться на моего истинного супруга, а лучше пересмотреть свое собственное поведение.

- Как??? – пораженно ахнул Мики.

Его личико покрылось красными пятнами, и он прижал руки к груди.

- Так ты считаешь, что он прав???

- Да, – величественно взмахнул ресницами Зиг. – А знаешь, почему? Да потому, что любое слово моего истинного супруга Лоренса является для тебя абсолютным законом! Ты должен уяснить это для себя это раз и навсегда!

- Нет, – погоди, – продолжал протестовать Мики, резко подавшись вперед. – Еще год назад ты не называл Лоренса истинным. Ты сильно сомневался в этом и, когда допустил меня к себе в спальню, вспомни сам, как хорошо нам было, и как ты благодарил потом меня! Я делал для тебя все! И ты шептал мне слова любви! Хочешь сказать теперь, что это все было неправдой? Ты лгал? Разве пристало лорду клана лгать, чтобы просто потрахаться?

С этими словами Мики прижал к глазам носовой платок, коварно через него поглядывая на реакцию альфы. Зиг, тем временем благодушно усмехнулся, расслабился, полулежа на дивание, и миролюбиво произнес.

- Мики, а давай лучше вспомним, сколько ночей, которые ты провел в одиночестве, на ледяном полу перед моей спальней, прежде, чем я допустил тебя в свою постель? Не одну, и даже не две, а гораздо больше. Я всегда говорил тебе, что люблю только его светлость Лоренса, но ты все равно меня не слушал, и однажды воспользовался моим голодом.

- Значит, ты никогда меня не любил! – подвел своеобразный итог их разговору Мики, и опять бросился Зигу в ноги, в отчаянии разрыдавшись. – Бедный я, проклятый, омега! Мой альфа, получается, променял меня на меркантильную и алчную дрянь! И все потому, что он блондин, а я – нет! А я доверил тебе свое тело, и ты тысячу раз меня имел, и говорил при этом, что тебе хорошо!

Мики, еще более убого скорчившись, униженно припал к ногам Зига.

У Лоренса просто глаза полезли на лоб. Он уже не мог понять, жив он, или же уже умер, будучи шокированный той грамотной психологической обработкой, которой подверг рыжий нянь его супруга. Невольно он еще шире приоткрыл дверцу, почти забыв о том, что должен был блюсти строгую тайну своего присутствия.

- Микаэль, – тем временем спокойно продолжал Зигфрид, пытаясь ласково его урезонить. – Нам пора уже расставить все точки. Скажи, почему ты меня полюбил?

- И ты спрашиваешь почему? – до глубины души поразился рыжик, который, жалобно всхлипывая, вытирал обильно текущие из глаз слезы. – Ведь ты же меня спас! Отбил у того злого альфы! А тот самец... Ну сам знаешь, не кормил меня, кусал, бил, и по вине его погибли мои детки...

- Так вот, – невозмутимо и торжествующе отозвался Зигфрид. – Я никому и никогда этого не рассказывал, разве, что только одному человеку, Антуанету, омеге моего старшего брата. Слушай.

Когда мне было еще совсем мало лет, но я возомнил себя вполне взрослым и самостоятельным, то отправился в лес, нашел в земле между корней деревьев уютное логово и, невзирая на предостережения старших членов моей семьи, обосновался в нем. Я был девственником тогда, и оказался просто одержимым желанием связи или хотя бы общением с омегой.

Вскоре я похитил одного. Это оказался красивый, веселый и ласковый юноша. Он даже меня полюбил. Мы подружились, и он доверился мне, не стремился вернуться в город. Он постоянно говорил мне, что я – его истинный. Мы были так счастливы, и я безумно любил его!

А потом, Мики, наступила зима. Все вокруг завалило снегом, и вся дичь ушла из нашего леса. К холодным временам я основательно подготовил наше логово. Но этого оказалось недостаточно. Мой любимый омежка все равно простыл и стал сильно кашлять. Я жег костер, укутывал его в шкуры, пытался греть своим телом. Все было бесполезно!

Он умер. Как раз грянули такие лютые морозы, что у меня даже не было ни малейшего шанса доставить его в больницу. Я нашел его в нашей норе мертвым. Глубину моего горя просто не передать. И я зарыл его в землю. Замкнулся после после его смерти в себе, и долго не верил, что когда-либо исцелюсь от пережитой мною потери.

Но вскоре одиночество меня изглодало до такой степени, что я решил все же пытаться вновь отыскать себе омегу. Но на этот раз я был уже умнее. Отбил домик у отшельника и поселился в нем. Всегда держал в доме запас еды и лекарства.

Но и это никак мне не помогло. Черная полоса продолжалась. Двое омег, которых я раздобыл в течение года пытались меня убить. Один хотел зарезать, когда я спал. Хорошо, что я чутко сплю, иначе он успел бы полоснуть меня ножом по горлу. А второй поступил еще круче – запер меня в бане и дал деру. Мне пришлось разобрать пол и рыть землю, чтобы выбраться через подкоп. Я загрыз и того, и другого, о чем совершенно не жалею.

Тогда я поменял тактику и решил не вступать со следующим омегой в сексуальную связь, а сначала попытаться подружиться. Следующий омежка очень сильно мне понравился. Он не казался злым и, хотя постоянно лил слезы, все же начал разговаривать со мной и даже заниматься хозяйством. Я возлагал на него большие надежды и терпеливо ждал его течку. Дождался. Но в тот же день, когда я вернулся с охоты, то нашел омежку мертвым. Он, как только потек, повесился прямо в доме, настолько ему была отвратительна сама мысль о возможной связи со мной.

Потом были еще две попытки. Один омега прожил у меня неделю, второй – пять дней. Ни с одним, ни с другим я не смог поладить. В глазах обоих я видел столько ненависти и омерзения, что уже не стал доводить до греха. Отпустил назад в город и одного и второго, потому что больше не хотел смертей.

После этого я заявил папе, что моя брачная кампания закончена, и вступать в брак я не желаю. Я твердо удостоверился, что такого урода, как я, полюбить невозможно, и решил быть всю жизнь свободным и бездетным.

Папу моя позиция не устроила. Он полагал, что я могу ужиться с омегой, просто мне попадались неподходящие экземпляры. Тогда он нашел для меня Лоренса и устроил нам встречу.

Ситуация была не лучшая – опять суровая зима, и в округе свирепствовал голод. Но я тогда сильно разругался с отцом, и не мог привести Лоренса в замок. И с Ани я тоже был в страшной ссоре, так как он не одобрял, что я загубил столько омег.

И я сделал все, чтобы Лоренс выжил. Но он был уже седьмым. Мы влюбились друг в друга. То, что я ему понравился, мне стало понятно с самого начала. Это было у него в глазах, во всех его жестах. Поэтому я очень ценю его.

Но, несмотря на это, был момент, когда я поступил с ним крайне жестоко. Я побил его и покусал. Да еще и изнасиловал в облике зверя. Ярость моя была тогда столь велика, что я удивляюсь, что его не убил, но что-то меня остановило, и я решил дать еще один шанс нашим отношениям.

И вот теперь, когда он ко мне вернулся и между нами все уладилось, я дал себе твердое слово, что никогда в жизни больше не причиню ему вреда и не сделаю ничего, что бы могло его огорчить или расстроить. Я твердо признал его хозяином над собой, и ничего уже изменить нельзя.