Сила, которая защищает - Дональдсон Стивен Ридер - Страница 36

Через пару дней они ощутили первые признаки надвигающейся сильной бури, которая нависла над Роковым Отступлением. Здесь раскаленный воздух Южных Пустошей, встречаясь с зимой Серого Убийцы, постоянно рождал невероятно мощные бури. Они устремлялись к стене гор, которые преграждали им путь. Триок и его спутники находились на расстоянии дня пути от надвигающегося урагана, но даже тут были заметны его признаки: круговые вихри, которые стремительно мчались низко над землей; густой снег, идущий и днем и ночью; воздух, ставший холодным как лед.

Буря шла прямо на них.

Тем не менее Триок повел Квайррел и Йорквина прямо в ее центр, не обращая внимания на рвавший одежду ветер и мокрый снег. Йорквину приходилось хуже всех – рана никак не заживала, кровь сочилась, медленно унося силы; он терял выносливость, как теряет ее протершаяся веревка. Но Триок не свернул в сторону, он не мог рисковать, пытаясь пройти по краю бури. Уже в первую ночь он заметил на севере огни, которые приближались угрожающе быстро.

Он не сомневался, что кое-кто из врагов почувствовал, что он использовал в схватке с крешами ломиллиалор; уловив его “запах”, теперь они безошибочно двигались по следу.

– Мы не сможем оторваться от них, – мрачно заметила Квайррел, когда они на краю бури остановились на привал, чтобы поесть и отдохнуть.

Триок ничего не ответил. В ушах как будто снова зазвучали слова Кавенанта: “Если это невозможно, значит, мы должны сделать невозможное”. Сделать невозможное.

– Меня пугает эта буря, – продолжала Квайррел, втянув носом воздух. – Даже здесь ветер настолько силен, что, похоже, способен содрать плоть с наших костей.

"Невозможное, – повторил Триок про себя. Он должен был ответить Неверящему:

– Я родился для того, чтобы пасти скот – и только. Мне не по силам делать невозможное”. Он чувствовал себя старым, усталым и неловким. Ему следовало бы плюнуть на все и увести своих товарищей в безопасное место где-нибудь в глубине Южной Гряды, а не позволять, чтобы все подкаменье плясало под дудку какого-то сумасбродного чужака.

Не глядя на него, Квайррел сказала:

– Нам нужно разделиться.

– Разделиться… – вздохнул Йорквин.

– Нужно запутать этих.., сбить их со следа, – она смачно сплюнула, – чтобы ты мог продолжать путь на запад.

"Невозможное!” Это слово вертелось в мозгу Триока, словно молитва.

Квайррел подняла глаза и посмотрела ему в лицо.

– Цадо.

И Йорквин повторил точно эхо:

– Надо…

Триок взглянул на Квайррел; губы его беззвучно зашевелились. Потом гримаса исказила его лицо и он сказал:

– Нет.

Почувствовав, что Квайррел собирается возразить, он опередил ее:

– Это нам ничего не даст. Они идут не по нашим следам, поэтому, разделившись, нам не удастся сбить их с толку. Они гонятся за Высоким Деревом.

– Не может быть, – недоверчиво ответила она. – Что такое они способны чувствовать? Я нахожусь в двух шагах и то ничего не ощущаю.

– У тебя нет способности “видеть” силу. Если мы разделимся, я останусь с ними один на один.

– Разделимся… – снова вздохнул Йорквин.

– Я же сказал – нет! – гневно воскликнул Триок. – Вы мне нужны.

– Я не могу идти так быстро, как вы, – безнадежно проговорил Йорквин.

Он был бледный, усталый и совсем пал духом.

– Пошли!

Триок поднялся, быстро уложил мешок, повесил его на плечо и двинулся прямо к центру бури. Не оглядываясь, он краем глаза заметил, что Квайррел шагает справа от него, а Йорквин тащится чуть позади и слева.

Они не успели пройти и лиги, как ветер накинулся на них, срывая одежду. Снег бил в лицо. Еще одна лига – и дневной свет померк: круживший в воздухе снег затмил его. Чтобы хоть что-нибудь видеть, Квайррел сняла крышку со своего горшка с гравием, но ветер выхватил огненные камни и разбросал; они сверкнули, словно самоцветы, и пропали во мраке. Стало еще темнее. Триок с трудом различал силуэт Квайррел, но у него не хватило сил даже на то, чтобы досадовать. Как только они остановились передохнуть, Йорквин упал на землю, и его тут же занесло снегом.

Вокруг них неистово выл и бушевал ветер, точно стремясь сравнять с землей все, что попадалось на его пути. Чтобы не остаться без глаз, приходилось закрывать лицо руками. Невозможное – это было слабо сказано, если речь шла о необходимости двигаться сквозь эту бурю.

Триок помог подняться раненому и, собрав все силы, снова пошел вперед.

Черный ветер и хлещущий снег со всех сторон обрушивались на него, стремясь оторвать от земли. Он ослеп, оглох и онемел; он знал только, что Квайррел ухватилась сзади за его плащ, а Йорквин все ощутимее наваливался сбоку и, в конце концов, буквально повис на нем. Однако и его собственные силы были уже на исходе. Дышать стало неимоверно трудно – с такой скоростью проносился мимо ветер. Триок двигался рывками и уже начал прихрамывать. Нечаянно он отпустил Йорквина, чувствуя, что и сам едва стоит на ногах.

Йорквин покачнулся, сделал несколько неверных шагов и внезапно исчез – пропал, как будто пучина бурана тотчас поглотила его.

– Йорквин! – закричал Триок. – Йорквин! Он бросился за ним, пытаясь отыскать его на ощупь. На какое-то мгновение неясный силуэт мелькнул перед ним, но тут же исчез. – Йорквин!

Снова и снова чудилось ему, что он видит впереди или сбоку неясные очертания фигуры. Он кидался туда, но каждый раз все исчезало, рассыпаясь снежным вихрем. Он едва осознавал, что Квайррел по-прежнему держится за его плащ и что ветер неумолимо толкает его к югу, сбивая с пути. От страха за Йорквина все остальные мысли исчезли. Он забыл о том, что исполнял невозможное – нес сообщение Лорду Морэму. Под напором нахлынувших чувств он снова стал всего лишь Триоком, сыном Тулера, бывшим пастухом, который не мог смириться с потерей друга. Он разыскивал Йорквина так, словно от этого зависело спасение его души.

Снег продолжал слепить глаза, ветер визжал и выл в ушах, сводя с ума; холод высасывал силы, точно стремясь заморозить кровь в жилах. В конце концов он понял, что Йорквина ему не найти. В темноте он потерял друга, пройдя, может быть, всего в двух шагах от него; скорее всего, раненный и ослабевший Йорквин просто упал, и его тут же замело. Триок кричал, и шарил в снегу, и снова звал, но ответом ему было лишь завывание бури.

Он продолжал идти, теперь уже позабыв обо всем – о Йорквине, Квайррел и даже о сообщении. Он не знал, куда идет; помнил лишь, что ветер не должен дуть ему в спину. Пот застывал на его лице ледяной коркой. Он шел и шел – казалось, этому не будет конца.

И все же в какой-то момент ветер начал стихать. Потом внезапно земля ушла у него из-под ног, он упал и потерял сознание от усталости.

Что-то встряхнуло его, голову пронзила боль. Он снова услышал вой ветра и крик Квайррел, донесшийся как будто издалека:

– Холмы! Это предгорье! Вставай! Надо спрятаться! Он был старым, слишком старым для таких дел. Но он был жителем подкаменья, пастухом, который привык к трудностям, и он не собирался без толку погибать от холода.

Он с трудом поднялся, распрямился и, слегка наклонившись, начал подниматься по заснеженному склону. И ветер, и снегопад ослабели; однако разглядеть ничего не удавалось – ночь пришла на смену утихающей буре. Когда склон стал слишком крут, он свернул в сторону, теперь уже не заботясь о том, чтобы двигаться против ветра. Через некоторое время он уже смог различить неясные контуры скал перед собой.

Ветер утратил свою ярость, но не исчез. Хромая среди отвесных, нависающих по сторонам скал, Триок свернул в неширокую долину. Дно ее было покрыто глубоким – по пояс – снегом, идти стало неимоверно трудно. В какой-то момент он почувствовал, что Квайррел поддерживает его. Но вскоре он не в силах был сделать больше ни шагу. Задыхаясь, он рухнул в снег.

– Огонь… Нужно разжечь огонь…

Руки его настолько замерзли, что он не смог достать свой жезл, чтобы извлечь из него пламя. У Квайррел уже не было горшка с гравием, а его гравий находился в мешке; а может быть, он тоже потерял его; у него не хватало сил, чтобы сбросить с плеч ремни. Он попытался растормошить упавшую Квайррел. Ее щеки и подбородок покрывал иней, а веки лишь слабо трепетали в ответ на его призывы.