Переступая грань - Катасонова Елена Николаевна - Страница 33
- Предыдущая
- 33/112
- Следующая
Вечерами, отслушав общие лекции - в араб-скую группу шестого курса ее не взяли: такое отступление от канонов ректорату казалось кощунственным, Лиза, как притягиваемая магнитом, спешила к себе: к своему столу, к белым листам бумаги, на которые ложились строчки. А язык... То, что давали ей туристы - из разных стран, с разными диалектами, - не дал бы даже профессор Салье, известный корифей арабистики.
Теперь у нее не было даже Иры, только письма ее из Китая. Теперь у нее был один Джебран-Халиль-Джебран, араб, столь близкий по духу - ей, русской, - что Лиза и сама удивлялась. Редактор "Иностранной литературы", томный молодой человек с замедленной речью и точной рукой талантливого стилиста, заказал перевод еще одного эссе.
- На ваше усмотрение, - великодушно обронил он и, подумав, добавил: У вас, знаете, редкое сочетание: знание языка и литературный дар. Нам не нужен ни арабист, чтобы проверить ваш перевод, ни рецензент - одобрить или отвергнуть ваш выбор, - да и редактор, если честно, не нужен. - Он расслабленно улыбнулся. - Но... "об этом - ни слова, молчи-и-и, молчи!" промурлыкал он музыкальную фразу из "Периколы".
- О чем молчать? - лукаво спросила Лиза.
- О том, что не нужен редактор, - расшифровал молодой человек песенку хмельной Периколы. - Зачем рубить сук, на котором сидишь, да еще с комфортом?
Оба они засмеялись. Они нравились друг другу и слегка друг с другом кокетничали, словно члены некоего сообщества, которыми, собственно говоря, и были.
"Литературный дар... Он так и сказал, представляешь? - писала в тот же вечер подруге Лиза, делясь своей радостью. - Значит, ты была права, Ирка! Помнишь, ты меня утешала: "Еще неизвестно, что лучше: ехать или не ехать". Но я думала, это ты про себя и Бориса, а мне здесь терять нечего. И еще думала, ты меня просто жалеешь... Оказалось, что есть, очень даже есть, что терять в Москве. Хотя бы Джебрана. А уж на арабском я теперь шпарю так, что экскурсоводы все пристают: из какой я страны, да почему у меня светлые волосы. Думают, я арабка. А я, знаешь, даже мыслю по-арабски, когда езжу с группами!.."
Наполненность радостью была так велика, что Лиза все писала, писала... А потом сделала себе кофе, презирая строгий наказ коменданта не пользоваться кипятильниками, и снова уселась за перевод.
2
- Ну что ж, - бодро сказал Михаил Филиппович и лихим гусарским жестом погладил несуществующие усы, - будем считать это вашей практикой. Пятый курс у нас почти целиком практика, шестой - диплом.
- А в "Интуристе" мне завели трудовую книжку, - похвасталась Лиза. - И вот еще.
Она положила на стол "свой" номер "Иностранной литературы".
- Что это? - по-черкасовски поднял бровь Михаил Филиппович. - То есть я хочу сказать...
- Там закладка, - скромно молвила Лиза.
- Да, ну что ж, посмотрим. - Михаил Филиппович открыл страницу, улыбнулся, довольный, пролистал перевод, добрался до фамилии Лизы. Умница! - похвалил он. - Мы этому Сучкову еще покажем! Таня, Танечка! крикнул он своим знаменитым бархатным баритоном в закрытую дверь.
Секретарша неслышно, как тень, возникла в дверях. Все знали: она влюблена в шефа. И он знал. Потому и позволял себе вызывать ее не только по делу: для Танечки каждая встреча с ним была счастьем. Да и как же ему не знать, не сочувствовать: у самого дочка на выданье, как бы так же вот не влюбилась в кого ни попадя.
- Танечка, посмотрите!
Таня, зардевшись, взяла из драгоценных рук журнал. Взглянула, покосилась на Лизу - испуганно, сразу насторожившись.
- Поздравляю, - пролепетала она.
Михаил Филиппович с запозданием спохватился: "Ах, не надо бы... ну да ладно..."
- Вот какие у нас студенты, Танечка, - виновато сказал он, в который раз дав себе честное благородное слово перевести Таню куда-нибудь от себя подальше. - Идите, девочки. Обе идите. Через час у меня совещание. И вот что, Танюша, позовите ко мне Ларису Витальевну, с персидской кафедры.
Решение пришло внезапно, как озарение: ему поможет Лариса! Ей он мог сказать все - они ж с одного курса, вместе учились, и она когда-то дружила с Ритой, его женой. Пусть придумает, куда перевести Танечку - так, чтоб девочка не обиделась и не потеряла в зарплате, и без того мизерной.
- Ну, что случилось?
Лариса, как всегда, ввалилась в кабинет шумно и энергично, широко распахнув и с размаху захлопнув за собой дверь.
- Садись и слушай, - понизив голос, произнес Михаил Филиппович, покосившись в сторону "предбанника".
- А почему так таинственно? - еще громче спросила Лариса.
- Ты можешь говорить тише? - поинтересовался Михаил Филиппович.
- Могу, Миш, если надо, - решила Лариса. - Накурил, надымил... Открой-ка форточку, знаешь ведь, что у меня сердце.
- У всех сердце, - справедливо заметил Михаил Филиппович, взял стул и сел рядом с Ларисой. - Так вот, насчет сердца, вернее, сердечных дел... Тут надо помочь одной девушке. Помочь деликатно, чтоб не обидеть...
- Ах ты, старый волокита, - засмеялась Лариса. - Опять кого-то в себя влюбил.
- Ларка, - с досадой воскликнул декан, - ты же знаешь: я тут ни при чем!
- Знаю, знаю, - смягчилась Лариса. - Ты у нас верный муж и счастливый отец. Как влюбился на первом курсе, так и женился. И всю жизнь: Рита, Рита... Как-то даже несовременно.
Она взглянула на Мишку с веселой досадой: хорош и сейчас, а уж тогда-то... Повезло Ритке!
- Ну, давай рассказывай...
"И эта ее рука, трепет ресниц, и дрожание пальцев..."
- Хотя нет, "дрожание" не годится, - пробормотала Лиза, и мужик из Воронежа, сидевший рядом в метро, кинул на нее удивленный взгляд.
"Странные люди живут в Москве, - в который раз подумал он. - Такая симпатичная, а никого вокруг не замечает, думает о чем-то своем. Черт, какие глаза! Какие волосы..."
- Простите, вы что-то сказали? - учтиво обратился он к Лизе, но она уже встала и пошла к дверям.
"Ну и не надо, - не обиделся гость Москвы. - Там, в гостинице, есть и получше".
А Лиза уже шла к Манежу, глядя под ноги, стараясь не ступить в лужу. Здесь, в центре, вовсю правила бал весна: струились тонкие ручейки, пробивая себе дорогу сквозь жесткий, ноздреватый, таящий под солнцем снег, лихо, по-весеннему неслись машины. А у них, на Ленгорах, было тихо и снежно, и, приезжая из общежития на Моховую или в "Интурист", Лиза всякий раз поражалась этому внезапному переходу из зимы в весну.
- Предыдущая
- 33/112
- Следующая
