Записки из тайника - Пеньковский Олег Владимирович - Страница 5

Должен признаться, что, когда я прибыл на фронт, новые товарищи встретили меня с определенной долей скептицизма. Это были закаленные в боях воины, которые сражались на Украине и под Сталинградом, не раз смотревшие в глаза смерти и удостоенные многих боевых наград. Их выдубленные непогодой и ветрами суровые лица говорили о пройденном ими нелегком пути. И вот перед ними предстал я, майор, офицер с 1939 года, который почти всю войну просидел в Москве, так ни разу и не поучаствовав в боях с немцами. Оказанный мне моими новыми соратниками прием вызвал у меня горячее желание как можно скорее очутиться на передовой линии фронта. Но я был глубоко разочарован, узнав, что меня назначили начальником учебного подразделения, где готовилось пополнение для частей противотанковой артиллерии 1-го Украинского фронта. Такова была задача этих подразделений противотанковой артиллерии, которая несла большие потери на передовой. В то время существовало двадцать семь таких полков. Я получал весьма посредственно подготовленных солдат вместе со старыми артиллеристами, возвращающимися из госпиталей, сортировал их и, в соответствии с указаниями, отправлял в те части, где в них больше всего нуждались.

На этой должности мне представилась возможность познакомиться с генерал-лейтенантом артиллерии Сергеем Сергеевичем Варенцовым, командующим артиллерией 1-го Украинского фронта. При первом же знакомстве я преисполнился уважения и симпатии к этому ветерану артиллерии и патриоту. Он был на фронте с 1941 года, получил ранение и, пройдя все ступени военной карьеры, занял пост командующего артиллерией — сначала армии, а потом и фронта. Сергей Сергеевич был крепко сбитым широкоплечим человеком с копной седых волос — когда он был без головного убора, его можно было узнать за полкилометра. Думаю, что и я ему чем-то понравился. Когда я пожаловался ему, что меня опять отрядили на административную тыловую работу, то он, вместо того чтобы рявкнуть, как сделали бы большинство генералов, отвел меня в сторону и сказал, что ему нравится мой энтузиазм, но что я слишком много времени провел в тылу. Так что мне требуется время, чтобы изучить боевые условия, лишь после этого мне можно будет поручить командование боевым подразделением.

Такая возможность представилась в феврале 1944 года. Я был направлен в 8-ю гвардейскую артиллерийскую противотанковую бригаду. Она состояла из трех гвардейских полков (322-го, 323-го и 324-го), в каждом из которых было по шесть батарей (57- и 76-миллиметровых противотанковых пушек и некоторого количества 100-миллиметровых пушек) и примерно пятьсот человек в каждом полку (по штатному расписанию, а в действительности — значительно меньше). Командиром нашей бригады был подполковник Чевола, требовательный, искусный и опытный артиллерист, который во время вражеских обстрелов всегда находился рядом со своими солдатами. Полком, в который меня направили, командовал Герой Советского Союза майор Тиквич, веселый, бесшабашный жизнелюб и не дурак выпить. Солдаты любили его за личную храбрость в бою. Вскоре после моего прибытия в полк Тиквич навлек на себя серьезные неприятности из-за женщины и был смещен со своего поста. По рекомендации генерала Варенцова, в марте я был назначен командиром полка.

После взятия Киева и успешной обороны предмостного плацдарма на западном берегу Днепра Верховное Главнокомандование создало мощную группировку, которая отбросила 4-ю немецкую танковую армию, дислоцированную между Днепром и предгорьями Карпат. В ходе подготовки нового наступления нашу бригаду посетили командующий фронтом генерал Николай Федорович Ватутин, член Военного совета фронта Хрущев и генерал Варенцов.

Но 28 февраля джип с генералом Ватутиным попал в засаду, устроенную украинскими националистами, которые вели в этих краях партизанскую войну. Генерал Ватутин получил смертельное ранение. Вскоре он скончался в одном из киевских госпиталей. Новым командующим 1-м Украинским фронтом стал маршал Жуков. Хотя у него была репутация выдающегося военачальника, опытные офицеры считали, что смена командующего перед самым началом крупного наступления не может благотворно сказаться на его исходе.

Кое-кто обратил внимание, что Жукову не удалось основательно укрепить слабые участки, хотя сам он утверждал, что его подвели некоторые командиры (включая Гречко и Баданова). Как бы там ни было, немцам удалось избежать полного окружения, они прорвались на юг и запад, а мы утратили возможность устроить им на Днепре новый Сталинград. Позже, в середине апреля, наша 60-я армия, которой тогда командовал генерал Курочкин (в настоящее время он возглавляет Военную академию имени Фрунзе в Москве), взяла Тернополь, и мой полк участвовал в его обороне, отбивая ожесточенные атаки немцев, пытавшихся снова войти в город.

К концу месяца обе стороны перешли к обороне. Маршала Жукова забрали у нас и направили в Генеральный штаб Верховного Главнокомандования. На его место был назначен Конев, который только что получил маршальское звание за свои успешные операции на Украине. Сергей Сергеевич Варенцов позже как-то сказал мне, что в Красной Армии нет лучшего солдата, чем маршал Жуков; если того требовала ситуация, он мог без обиняков употребить и крепкое словцо. Маршал Жуков пользовался любовью среди солдат и младших офицеров, с которыми всегда держался на равных. Он был для них подобен легендарному русскому богатырю. С генералами же он вел себя очень жестко, орал на них и материл, невзирая на присутствие их подчиненных. Кое-кто из них, например генерал Батов[8], не забыл этого. Поэтому, когда Хрущев в 1957 году решил сместить маршала, ему не составило труда снискать горячую поддержку многих старших офицеров.

Временное затишье, установившееся на 1-м Украинском фронте, длилось до июня, после чего началась подготовка к новому наступлению на направлении Львов — юг Польши. Во время одного из разведывательных рейдов я был ранен. Ранение оказалось серьезным. Я получил контузию, перелом верхней и нижней челюсти с правой стороны лица. Меня отправили в госпиталь. После двухмесячного пребывания в госпитале я стал готовиться к возвращению на фронт.

Во время краткого пребывания в Москве я посетил генерала Гапановича и снова встретился с его дочерью Верой. Вот тогда я и влюбился в нее. Ей уже исполнилось шестнадцать лет, и она стала настоящей красавицей.

От ее отца я узнал, что генерал Варенцов попал в автомобильную катастрофу на фронте и находится в московском госпитале. Оказывается, когда он ехал на встречу с маршалом Коневым, водитель не справился с управлением, и машина генерала столкнулась с танком. У Сергея Сергеевича было повреждено бедро. Врачи сказали, что он обречен на хромоту. Он лежал в генеральском госпитале в Серебряном Бору.

Когда я навестил генерала, настроение у него было хуже некуда. Он страдал не только от физической боли; его угнетали слухи о трагедии, постигшей его семью, жившую во Львове, где находилась тогда ставка фронта. Сергей Сергеевич назначил меня своим личным офицером связи со штаб-квартирой 1-го Украинского фронта по вопросам артиллерии. Посылая меня во Львов, он поручил мне досконально выяснить, что случилось с его матерью и двумя дочерьми, и, если понадобится, оказать им помощь. Мне новое назначение позволило беспрепятственно выехать из Москвы.

Я добрался до Львова, где и выяснил обстоятельства подлинной трагедии, постигшей его семью. Сергей Сергеевич был женат дважды. Его первая жена Аня умерла от туберкулеза в Ленинграде, после чего Сергей Сергеевич женился на Екатерине Павловне, которая была женой врача-венеролога. (Они полюбили друг друга, и Екатерина Павловна развелась с мужем.) После первого брака у Варенцова осталась дочь Нина, работавшая в госпитале под Львовом. Она вышла замуж за майора по фамилии Лошак. Он был евреем. Он и два других офицера были арестованы по обвинению в хищении «социалистического имущества». Их судил военный трибунал и приговорил к расстрелу. Они действительно продавали похищенные машины и запасные части к ним на черном рынке.