Орленок - Харченко Людмила Ивановна - Страница 10

— Нюра, встань! Накорми людей.

Через минуту перед гостем уже стояла на столе крынка молока. Девушка подала буханку черного домашнего хлеба, соленых огурцов. Гость поблагодарил ее легким кивком головы. Поднялся, попрощался с хозяином:

— Спасибо вам!

В скирде сена за домом ожидали три товарища. Один из них, с большущими карими глазами, растянул добродушные толстые губы в улыбку. Голодными глазами все трое смотрели на хлеб.

…Комсомольцу Володе Кахнову надо было пробраться в Ставрополь. Екнуло от радости Володино сердце — ему поручали ответственное задание, а еще потому, что он идет в свой родной город, к матери. Небось она выплакала глаза, терзаясь от неизвестности за судьбу сына, о котором и знала только, что где-то в партизанском отряде. Но было горько попасть в родной город, когда в нем хозяйничали враги.

Володя сделает многое, чтобы не победил враг. Он дойдет до Ставрополя. Правда, опасностей много: они на каждом километре. Но он должен дойти!

Глухими тропами, минуя села, партизаны добрались до Прикумска. Здесь нашлись надежные люди. Они помогли дойти до Петровского. Трое остались в селе, а Володя Кахнов любыми способами будет пробираться в Ставрополь.

Ранним утром был в Андрейкином селе.

На стук вышел сам Андрейка. Увидел длинновязого парня, нахмурился, недовольно спросил:

— Вам кого?

— Позови маму.

Андрейка молча исчез. Вскоре вышла Евдокия Антоновна.

— Что вам нужно?

— Приют и внимание.

— Для хороших людей, пожалуйста. — Володя заметил, как сразу подобрело лицо женщины. — Заходите, — пригласила она гостя в дом.

— Зовут меня Володей, тетя Дуся.

— Ты с каких мест будешь?

— Из-под Кизляра.

— Далеченько оттудова до нас.

А куда путь держишь?

— В Ставрополь.

Это слово будто магнит притянуло внимание Андрейки. Он было уже рот раскрыл, чтобы спросить, не знает ли Володя Геннадия Голенева, но, вспомнив наказ матери не вмешиваться в разговор старших, прикусил нижнюю губу и энергичнее начал крутить кукурузную ручную мельничку.

— Хоть вы мне скажите, долго ли нам тут трястись от страха, голодать и холодать?

Володя коротко ответил:

— Скоро!

— Спасибо за добрые вести. — Евдокия Антоновна повеселела.

— Ан-дре-е-й, — произнесла она звонким голосом, — иди слей Володе.

Андрей, кажется, только и ждал этого приглашения. В один миг он очутился возле гостя:

— Идемте в сени, помоетесь.

Зачерпнув деревянным черпаком воды из цинковой цибарки, Андрей терпеливо ждал, пока Володя скинет рубаху. Затем что-то вспомнил, осторожно поставил черпак на деревянную крышку, плотно закрывавшую ведро, и полез под лавку. Нашарил там жидкое зеленое мыло в стеклянной баночке, протянул его гостю.

— А вы из Ставрополя? Да? — не удержался Андрейка от расспросов.

Володя повернул мокрое лицо и добродушно улыбнулся:

— Ты был в нашем городе?

— Еще маленьким. Мамка на базар брала.

Володя хотел сказать, что и сейчас Андрейка не очень большой, но зачем же обижать мальчугана! А Андрейка, ободренный улыбкой Володи, продолжал расспрашивать:

— А вы не знаете Геннадия Голенева?

— Город большой, Андрейка, всех знать невозможно, — Володя взял застиранное вафельное полотенце, которое ему протянула вышедшая в сени Евдокия Антоновна. Она цыкнула на сынишку:

— Ты все с расспросами. Ох, Андрей, какой же ты у меня досужий. Ступай, занимайся теперь своим делом.

Андрейка шмыгнул в комнату.

Когда сели за стол, Володя спросил Евдокию Антоновну, не идет ли кто завтра в город: с попутчиками безопаснее было бы.

Евдокия Антоновна пообещала найти ему попутчиц.

— Может, там Геню встретите, передайте ему поклон от меня, — не выдержал Андрейка.

— Сам передашь, сынок. Пойдешь с Володей, соли принесешь, — Евдокия Антоновна ласково посмотрела на сына. Ее голубые, как чистое небо, глаза застлало облачко. В душу запала тревога. Если схватят Володю, не пощадят и Андрейку. Но усилием воли отогнала мрачные мысли.

Когда совсем стемнело, Евдокия Антоновна куда-то отлучилась. А утром протянула Володе справку о том, что он служит в сельской управе.

У разрушенного моста бывшей туапсинской железной дороги дежурили патрули. На женщин полицаи не обратили внимания, зато Володю с Андрейкой задержали. Кто такие, куда и зачем идете?

— Братишку веду в город, к доктору. Рвота у него частая. Извелся бедняга.

— А сам-то ты кто? — недоверчиво щупая глазами Кахнова, спросил полицай.

— Родня тебе по службе. В сельской управе служу, — и протянул полицаям справку.

Андрейка начал странно икать.

Полицай и не читал справку, махнул рукой, идите, мол.

Володя взял за руку Андрейку. Когда патрули не могли их услышать, рассмеялся:

— Ишь молодчина! Я уж испугался, когда ты начал икать, думаю, может, он и вправду болен.

— Будешь молодчиной… — ответил Андрей.

На окраине города расстались. Володя показал Андрейке, как добраться до улицы Подгорной, а сам заторопился домой. Чем ближе к дому, тем тревожнее на сердце. А что, если у них живут немцы? Им сразу же заинтересуются: кто, откуда и зачем?

Володя решил не стучать, а вот так, сразу, войти в дом. Он взялся за ручку двери, тихонько открыл ее.

Переступил порог. Никого. И, уже не таясь, прошел в другую комнату. На кровати лежала мать. Не помня себя Володя бросился к ней, обхватил ее за плечи.

— Сынок мой, родной! — мать трясущимися руками старалась крепче прижать к себе сына.

— Мама, что с тобой?

— Это пройдет, сынок. Все тот же радикулит.

Володя заботливо укрыл мать теплым одеялом, спросил, кто за ней присматривает.

— Валя Зорина. Ты должен ее помнить. Когда ты оканчивал школу, она переходила в седьмой класс.

— Ну как же, конечно, помню, — Володя встал, чтобы снять с себя пыльный пиджак, — такая черноглазая, с длинными пепельными косами?

— Да, да. — В голосе появилась тревога — Откуда ты, сынок?

— Мама, я ничего не могу тебе сказать, но ты не тревожься. У меня документы хорошие.

— Ну, тогда запри дверь, помойся и переоденься.

— Вот я сейчас приведу себя в порядок, — весело говорил Володя, — и поступлю в полное твое распоряжение.

— Но тебе нельзя выходить из дому! — Мать встревожилась.

— А кто же принесет воды, сходит на базар?

— Валя. Тебе все-таки лучше не показываться им на глаза.

Володя на мгновенье задумался.

— В том-то и дело, мама, что мне придется показываться…

Перед вечером в доме появилась Валя Зорина. В синем, наглухо застегнутом платье, она казалась особенно тоненькой, подвижной. Молча уставилась на Володю черными глазищами.

— Не узнаете? — улыбнулся Володя.

Лицо девочки тронула еле заметная усмешка.

— Почему же? Вы, Володя, сын Елены Павловны. Она только и говорит о вас.

…А в комнате Голеневых готовились слушать последние известия. Андрейка, освоившись в новой обстановке, сидел на табурете, засунув руки между колен. Геня включил приемник, и Андрейка увидел, как за узким стеклышком загорелся свет.

— Говорит Москва. Говорит Москва. — Мощный голос диктора рассказывал о боях под Моздоком и в горах Кавказа.

Андрейка крепко стиснул пальцы и, не мигая, смотрел на зеленый глазок.

Утром Геннадий провожал за город своего товарища. Андрейка нес в мешке несколько килограммов соли, а в ней — листовки.

— Я расскажу дома, как мы слушали Москву. Всем расскажу, что скоро придут наши!

— Ты только поосторожней, глупостей не наделай, — предупреждал Геннадий тоном опытного конспиратора.

Недалеко от полотна железной дороги Андрейка заметил поджидавших его соседок.

— Ну, прощай, Геня! — Андрей высвободил руку, протянул ее товарищу. Геня потряс ее и улыбнулся:

— Нет, до свиданья. Мы встретимся с тобой. Обязательно встретимся!