Вернуться в сказку (СИ) - "Hioshidzuka" - Страница 32

— Теодор! Объясни ребёнку, что делают в школе!

Кактус моргнул и уставился своими огромными глазищами на сестру, которая и превратила его в растение. Он будто спрашивал, как именно он может рассказать своему племяннику о школе, если у него нет ни рта, ни голосовых связок.

— Ах, да! Ar ais! — воскликнула колдунья.

Теодору моментально вернулся его прежний облик. Он подбежал к зеркалу и стал себя осматривать, беспокоясь, как бы Джулия не обманула его, как три года назад: превратив в совершенно другого человека. Тогда графа выгнали из его же поместья, не узнав своего хозяина.

— Отвечай, а то ещё во что-нибудь превращу! — недовольно буркнула леди Траонт.

Седрик посмотрел на своего дядю, а потом — на маму, которая жестом показала ребёнку, что сейчас дядя что-нибудь расскажет, если не хочет превратиться в жабу или ещё во что похуже.

Маленький лорд вдруг вспомнил, что однажды дядя Теодор был превращён в поросёнка, за которым всё бегала кухарка, которой приказали готовить свиные отбивные.

— Да подожди ты! — рявкнул граф, сразу же получивший порцию оплеух и подзатыльников, которые его сестра просто обожала раздавать всем подряд. — Да когда ты угомонишься, дура?!

То, что произошло дальше, стоило бы показывать на сценах больших и малых театров: хорошо одетая, причёсанная женщина гонялась по комнате за мужчиной примерно такого же возраста, периодически бросая в него всё, что попадалось ей под руку. Это были и детские игрушки, и одежда, и даже книги, которые непонятно по каким причинам вдруг на несколько мгновений перестали быть для леди святынями.

Ребёнок всё так же сидел в кресле посреди комнаты и наблюдал за происходящим. Около него стояла девушка-горничная, которая периодически не могла сдержать смешков, наблюдая эту картину. Немного успокоившись, служанка нагнулась к маленькому лорду и что-то шепнула ему.

Мальчик поднялся с кресла, слуги, которым эта же горничная подала знак рукой, взяли в руки книги, одежду, приготовленные для их юного хозяина, и вышли из комнаты. Их примеру последовал и сын леди Траонт, всё так же бегающей за братом.

Усевшись в карету, Седрик первым делом проверил, все ли из его вещей на месте. Вещами считались самые любимые игрушки и книги, которые ему мама позволяла брать самому в руки и даже переносить в свою комнату.

— Пока, мама! — крикнул ребёнок уже из кареты, заранее для него приготовленной, когда та тронулась с места.

Только в этот момент герцогиня опомнилась, пихнула брата ногой в бок, отчего тот буквально съёжился, подбежала к окну и стала остервенело махать сыну вслед.

Уже после, думая над тем, почему она не заметила, как её маленький мальчик вышел из комнаты и сел в карету, женщина выпила рюмочку коньяка и, посмотрев на Теодора, снова превращённого в кактус с глазками, тихонько всхлипнула и произнесла:

— Как же дети быстро взрослеют! Вот ещё совсем недавно я отправляла в школу тебя, а теперь… А теперь отправляю туда же своего сына… Как же летит время!

Кактус хотел бы возразить, но не смог: ни рта, ни связок у него не было и в этот раз…

_____________________________________________________________________

P.s. Глава написана для того, чтобы первое сентября не казалось таким уж ужасным днём. Автор понимает, что это полнейший бред, но что, как не такого рода произведения, поднимает настроение?

========== I. Глава восемнадцатая. Шестой осколок решений. ==========

Ее глаза чернее неба зимою,

А руки тонки, словно ласточки крылья,

И голос звонкий, как стекло ледяное;

Она идет и не касается пыли…

Она глядит на меня —

И взгляд, как солнце, горит,

Она кричит — убегай!

А я ей шепчу — погоди…

И дни летят серой пеленой;

Жизнь пуста — без нее одной;

Жизнь идет, как в глухом плену —

Тень чужая крадется по сну…

Я мчался бешено по мерзлой дороге,

Шварцкольм уж близко, свечи в кирхе сверкают,

Но снова мельница — стою на пороге,

В моей душе надежда вмиг умирает.

Магистр смеется опять —

Черно его колдовство;

Ты можешь вечно бежать,

Но снова встретишь его!

Другого не было нам пути —

Лишь ей самой к колдуну прийти,

Узнать меня без имен и лиц,

Средь других, обращенных в птиц!

В обличье воронов теснились мы вместе;

Она вошла — звездою с неба упала;

Я пятым был на том проклятом насесте;

Она смотрела — только не узнавала!

Магистр смеялся над ней:

«Ну хоть кого укажи!

Но ошибиться не смей —

Тогда отдашь свою жизнь!»

Магистр смеялся — она рыдала.

И той же ночью ее не стало

На омута илистом дне уснула

И лед обратился ей в одеяло.*

Отчего-то Мария проснулась посреди ночи. Такое случалось с ней редко. Нет! Конечно, были ночи, когда она не ложилась вовсе. Но просыпаться… Просто так… Без будильника, да ещё и ночью… Нет! Такого либо не было вообще, либо случалось так редко и так давно, что принцесса не помнила этого. Обстановка показалась ей не слишком знакомой. Это были старые стулья, на которые нельзя было садиться без опаски: выглядели они так, будто вот-вот развалятся, — две старые кровати, на одной из которых лежала она, Мария, а на второй — та странная девушка, которую она назвала русалочкой. Где-то посреди комнаты лежал ещё и какой-то уже немолодой человек, плохо известный девушке. Наверное, это он предложил им остаться у него на ночлег. Что же… Неплохо…

Будущая правительница сказочного королевства была очень благодарна ему. Он чем-то напоминал ей… Напоминал Альфонса, что ли… Он бы тоже оказал блуждающим по городу девушкам помощь, предложил бы две свободные кровати, а сам бы улёгся на полу.

Мария чуть слышно вздохнула и осторожно поднялась с кровати. Та недовольно скрипнула, будто не собираясь отпускать принцессу. Девушка взяла одеяло, которым была накрыта, тихонько набросила его на хозяина дома и вышла из комнаты на улицу.

Шёл дождь. Даже ливень. Хорошее время, чтобы постоять на полуразвалившемся крыльце и подумать. Подумать о том, что именно привело тебя сюда, подумать о том, зачем именно ты это делаешь, почему это для тебя так важно.

Мария не считала себя человеком, способным на долгие философские размышления. Впрочем, иногда состояние, в котором хочется именно думать, но ничего не делать, периодически накатывает на людей. У кого-то оно бывает чаще, у кого-то — реже. Суть всё равно одна и та же.

Спать будущей королеве не хотелось совершенно. То и дело вспоминались Седрик, Альфонс, Реми… Про Розу девушка помнила постоянно. Она была частью её жизни.

Такой же частью жизни, души, которую нельзя было отнять, был и Альфонс, о котором Мария порой не вспоминала, когда он был рядом. Он просто был рядом и всё. Он был тем, кого никогда не надо было звать, просить. Он всегда приходил сам. Без напоминаний и просьб… Он, пожалуй, являлся полноценной частью жизни дочери принцессы Кассандры.

Теперь, оказавшись в незнакомом городе, с непонятной девушкой, без средств к существованию — та мелочь, которая была в карманах, вряд ли была пригодна для того, чтобы расплатиться хотя бы за хлеб — принцессе всё чаще вспоминалось, как в детстве она соревновалась с незнакомым ей мальчиком, всегда до этого сидевшем в стороне от развлечений прочей детворы, в езде на велосипеде, как они подрались, как потом их разнимали родители. Так и познакомились… Первоначальная вражда прошла почти сразу же. Когда её новый знакомый помог ей противостоять трём соседским мальчишкам, отчего-то приставшим к годовалой Розе, на которых Мария, естественно, набросилась с кулаками.

С тех пор они почти всегда ходили вместе. Когда принцесса пошла в первый класс, в школу за руку её вёл именно второклассник Альфонс, который решил взять на себя эту обязанность. Потом, после уроков, они залезали на старый дуб, где порой сидели до позднего вечера…

Девушка прогнала от себя эти мысли. Как бы ей не было хорошо там, дома, где были два самых важных в её жизни человека — младшая сестра и лучший друг — сейчас она находилась не там. Она была в сказочном мире, в одной из его альтернативных реальностей. Находилась рядом с одной из сказочных героинь, Русалочкой, которую обязана была спасти. Иначе ей никогда не вернуться хотя бы в комнату Деми…