Вернуться в сказку (СИ) - "Hioshidzuka" - Страница 22

Альфонс подошёл к ней и присел рядом. Неужели она тоже была здесь? Но неужели тот человек, тот мрачный и злой помещик — её отец? Или служанка ошибается? Или говорит неправду?

Реми вскочила с кресла, взмахнула руками и подбежала к другу принцессы, коснулась его плеча, потом наклонилась к Кае, подержала её за руку, дёрнула за волосы. Так же предсказательница дала подзатыльник Седрику, пытаясь последовать примеру Марии, и всунула в руки Розы пригоршню леденцов, которые успела найти в ящике стола в этой комнате.

— Я хочу вам помочь… — пробормотала служанка, испуганно косясь на радостно прыгающую по всей комнате Реми.

Седрик и Альфонс переглянулись. Выбор у них всё равно не слишком велик. Либо остаться в этой комнате и быть казнёнными в самое ближайшее время, либо довериться неизвестной девушке, которая вполне могла солгать, чтобы привести их в ловушку.

Маг никогда не бывал в таких ситуациях. Самое страшное, что раньше могло его ожидать — плохая отметка по одному из предметов в Академии. Мать его почти никогда не ругала. Она вообще довольно хорошо умела себя контролировать, если, конечно, не приходил один из её братьев. Этих двоих ведьма просто ненавидела.

— Как ты это сделаешь? — недоверчиво поинтересовался друг принцессы.

Служанка достала из другого кармашка передника какую-то бумагу и протянула её парню. На ней красовались королевский вензель и подпись первого министра, фактически управлявшего страной.

Что можно сказать об этом первом министре? Пожалуй, то, что человек этот был уже немолодой, но ещё и не старый, на вид ему вряд ли можно дать больше сорока, но было прекрасно известно, что уже тридцать пять лет как он приступил к своей должности. Волосы у него казались тёмно-серыми из-за прослеживающейся седины, которая, однако, ещё не покрыла всю его голову. Так же имел он пронзительно-ясные серые глаза, которые видели и запоминали всё, что возможно было увидеть и запомнить.

Когда он пришёл на свой пост? Дата была хорошо известна, это был пятый день рождения единственной дочери короля, Кассандры. Это было прекрасное время, которое редко выпадает государству и народу — двум понятиям, которые должны быть неразделимыми, но являются вполне самостоятельными.

Сколько лет ему было тогда? Вряд ли больше тридцати. Тогда он был ещё очень молод и вступил в должность только благодаря помощи подруги своей сестры, возраста которой также никто не мог дать, так же, как не было известно и то, старше она была его или моложе, Джулии Траонт, которой он был обязан и так. Как именно? Никто не знал.

Так же про него было известно, что человек этот был, в общем, добрый, хоть и суровый. Он прекрасно справлялся со своими обязанностями, добросовестно выполнял свою работу.

Женщины его обожали, он их тоже, что, впрочем, не помешало ему остаться холостяком. Он прекрасно находил время для развлечений, даже решая самые сложные государственные задачи.

Его вряд ли кто мог застать за требованием или присвоением какой-либо суммы денег, которую он не имел право брать. Он также никогда не пытался дать кому-либо взятку, что в его положении вряд ли было бы оправданным.

Это был тот человек, который любил быть почвой для слухов и сплетен, но сам подобными вещами не занимался.

Это был человек, к которому обращались за помощью в особо трудных ситуациях, но… Для того, чтобы попасть к нему на приём, нужна была всего лишь одна вещь — его подпись на каком-либо документе. А свои автографы ставить он не любил.

Седрик изумлённо посмотрел на подпись, потом на Каю. Откуда простая девчонка могла это достать? Если не всем знатным людям королевства выпадала подобная честь? О чём, впрочем, маг и спросил у служанки.

— Да какая разница?! — был он перебит всё ещё раздражённым Альфонсом. — Для начала хорошо было бы узнать, что это!

Кая осторожно приблизилась к другу принцессы, оглянулась кругом, уточняя, нет ли по близости кого-либо из тех, кто мог подслушать её признание в том, что она смогла из-под носа воровки в доме госпожи Траонт стащить письмо, которая та хотела своровать.

— Это телепортационный лист. Если произнести определённое заклинание, окажешься в кабинете первого министра… Откуда? У леди Траонт одна служанка украла письмо, а я…

Чародей возмущённо посмотрел на горничную. Он не понимал, почему нельзя было просто вернуть бумагу его матери. Девушка посмотрела на него своими огромными голубыми глазами и вздохнула.

— Вы удивлены, почему я не вернула это хозяйке? Я хотела, правда! Но… Кое-что случилось, и меня перевели сюда…

Альфонс понимающе посмотрел на девушку и спросил, что именно надо произносить. Та пожала плечами и ответила, что никогда не интересовалась этим, а идя сюда, думала, что это должен знать молодой герцог Траонт, сын её хозяйки.

Реми подскочила к Седрику и, подёргав его за рукав и заметив, что реакции не последовало, подошла ещё поближе и попыталась укусить его. Роза засмеялась. Альфонс и Кая всё так же стояли и перешёптывались о чём-то. Вероятно, о возможности побега из этого замка.

— Ну, пожалуйста, Рик! Пожалуйста! — всё прыгала вокруг мага “птица”, пытаясь хоть как-то уговорить его произнести то пресловутое заклинание, чтобы они отправились к министру.

Волшебник лишь отнекивался, ссылаясь на магические законы и на то, что его матери могло бы это не понравиться, и возмущённо фыркал, прося не коверкать его имя.

Рыжеволосая предсказательница зло посмотрела на него и, наконец, отошла, возмущённо размахивая руками и наигранно пожимая плечами, проходя рядом с Альфонсом.

— Если мы тут все подохнем — ты будешь виноват! — огрызнулась она, плюнув Седрику под ноги.

Роза вскочила и спряталась за спиной друга своей сестры. Тот молча пригрозил магу кулаком, так же показывая жестом, что умрёт чародей первым и не на плахе.

Седрик тяжело вздохнул, подошёл к Альфонсу, попросил всех приблизиться и что-то пробормотал. В следующую секунду эта весёлая компания оказалась в совершенно незнакомом для них месте.

========== I. Глава четырнадцатая. Второй осколок фантазий. ==========

Огромных зеркал в этом мире полно,

Куда захотел — ты заглянешь,

Но разве из всех ты найдёшь ли одно,

В котором твои жизнь и совесть?

То зеркало, может, поменьше на вид,

Но разве всё это так важно?

Оно, может быть, ввысь, как птица, взлетит,

Когда ты его приоткроешь.

В нём нет ни следа от той жизни,

Которой в тебе больше нет,

Зато, там есть то, что отныне,

К мечте тебя приведёт.

Там нет ни цветов, ни оврагов,

Ведь ты их не любишь. Как быть?

Зато океаны и море шумят,

Хоть они и вдали.

Забудешь ли ты или вспомнишь,

То зеркало рядом всегда,

Но разве его ты заметишь,

Когда вокруг столько зеркал.

Огромных зеркал - миллионы,

А то, хоть одно, ты пройдёшь,

Но именно там эти горы,

Ты так их любил… Так давно…

Там мысли и чувства, и горе

Бушуют. Но вряд ли поймёшь.

Там нет ничего, чего ты бы,

Увидеть не захотел.

То зеркало — ты, а не кто-то,

Но вряд ли захочешь понять,

Ведь чужих тех зеркал - миллионы,

А оно, хоть твоё, но одно.

Кое-как устроившись на узеньком подоконнике в комнате приютившего её призрака Деми, едва ли Мария могла теперь думать о возвращении домой, где её мало кто ждал. Конечно, была мама, которая наверняка сильно волновалась, не застав дома двух своих дочерей, та ведь должна была приехать уже сегодня, была Роза, которую туда обязательно нужно было вернуть, та ведь была ещё такой маленькой и наивной, но…

Пожалуй, ей уже даже совсем не хотелось возвращаться туда, в пыльный, маленький провинциальный городок, в трёхкомнатную квартирку на его окраине. Чего хорошего было в той скучной жизни, чтобы так страстно хотеть вернуться к неё? Разве что спокойствие…

Но разве спокойствие — самое главное?

Но не признаваться же в этом тому дубине Седрику, которого придётся также и благодарить! Всё-таки, для гордости это было бы довольно большим и весомым ударом и потрясением.