Ближе, бандерлоги! - Бушков Александр Александрович - Страница 5

— Представляю, как они вас любят… — сказал Мазур.

— Не то слово. Трепетно обожают. Вот только поделать ничего не могут, — лицо у него было упрямым и решительным. — Должен же хоть кто-то хоть что-то делать. Армия и флот сидят по располагам, КГБ, изволите ли видеть, старательно копит информацию и никак ее не использует… А дела совсем скверные. Вот вы из Москвы сейчас?

— Из Ленинграда.

— Ну, тоже не Урюпинск… Что там, в конце концов, думают? Не понимают, насколько все серьезно? Акт о независимости провозглашен почти год назад. Структуры создаются вовсю? Они особенно и не скрывают, что Департамент охраны края — зародыш будущей армии. Нечто вроде секретной службы тоже уже пытаются наладить. — Он уставился на сидевших напротив с яростным, тоскливым бешенством. — Будет кто-нибудь хоть что-то предпринимать?

— Кое-что, для этого и послали… — отреагировал Лаврик.

— Давайте сразу определимся, — сказал Плынник. — Вы — КГБ? В вашем удостоверении — никакой конкретики.

— Знаете, давайте-ка сначала выпьем, — сказал Лаврик. — А то сидим, как истуканчики, с полными рюмками в руках, что офицерам должно быть несвойственно… За удачу, а? Она нам ох, как понадобится…

— Это точно… — проворчал Плынник и следом за ними опрокинул рюмку.

Как водится, поморщились, помотали головами, забросили в рот по ломтику колбасы.

— Ну ладно, — сказал Лаврик. — Человек вы проверенный, весь из себя в подписках, отзывы о вас самые располагающие. К КГБ никакого отношения не имеем, честное слово. Военно-морской спецназ плюс морская пехота, — он кивнул на Лихобаба. — Я вас этим откровением разочаровал?

— Наоборот, — энергично сказал Плынник, такое впечатление, с воодушевлением. — Значит, зашевелилась армия? Ну, пусть флот это, в конце концов, все равно…

— Некоторое шевеление имеет место быть, — кивнул Лаврик.

— Зашибись… Наконец-то. Вот только на кой вам австралийские паспорта? — он смущенно фыркнул, покрутил головой. — Извиняюсь. Конечно, кто бы ответил… Значит, так надо… — и он тут же поторопился добавить: — Нигде ни словечком не указано, что я поступаю к вам в подчинение, речь наверняка будет идти о совместных действиях…

Парень не лишен здорового честолюбия, подумал Мазур. Что, в общем, сплошь и рядом не вредит делу. Особенно здесь, где он привык исполнять роль местного страшилы, той самой щуки, не склонной спускать карасям, которые, вопреки поговорке, вовсе не дремлют, совсем наоборот…

— Ну, разумеете, — сказал Лаврик. — Считайте, что нас прислали немного подмогнуть, и это будет чистая правда. У нас тут есть и свои дела, если быть точным… А потому опустошим еще по рюмочке нектара, благо для всех присутствующих — доза детская. И начнем брать быка за рога…

Он аккуратно разлил по рюмкам, потом решительно вогнал большим пальцем пробку и поставил бутылку под стол:

— Чтобы не маячила и не смущала. А прикончить можно будет потом… Итак. Насколько я знаю, Департамент охраны края решил обустроить таможни по административной границе?

— Вот именно, — сказал Плынник, сразу став угрюмым и собранным. — В рамках, изволите ли видеть, независимости. Пока что запала и сил у них хватило только на шесть, для остальных только еще подбирают подходящие местечки — но эти шесть начали обустраивать всерьез. С вывесками, шлагбаумами и тому подобным. Специалистов у них нет, так что многое выглядит довольно топорно, но вот намерения самые решительные… А я им эту малину намерен всерьез обгадить.

— Если не секрет, санкция начальства есть? — небрежно спросил Лаврик.

— Нет, конечно, — почти не промедлив, сказал Плынник. — У меня ее сплошь и рядом нет. Просто в силу некоторых нюансов начальство иногда на многое смотрит сквозь пальцы. И теперь так сделает. Незалежные таможни — это уже чересчур. Нужно их вдребезги и пополам, чтобы поняли: что бы ни творилось, а таких забав им никто не позволит. Что бы они себе в голову ни вбили, здесь — Советский Союз. И советские законы никаких таких таможен не предусматривают.

— Это точно, — с усмешечкой сказал Лаврик. — Вот мы вам немножко и поможем. Совершенно неофициально. Нас как бы нет. Вообще, нас обычно никогда нет — так, мираж, виденьице, оптический обман зрения…

— Я бы и сам со своими парнями прекрасно справился, — сказал майор с ноткой легкого упрямства. — Всего-то шесть объектов, на которых обосновались никак не Джеймсы Бонды и не супермены. Все можно сделать чисто, опыт есть.

— Не сомневаюсь, — сказал Лаврик, чуть наклонился вперед и спросил очень тихо: — А вот опыт подрывной работы у вас есть? Я имею в виду подрывную работу в прямом смысле слова: подрывные заряды, хитрые мины, направленные взрывы…

Воцарилось короткое молчание. Потом Плынник мотнул головой:

— Чего нет, того нет. Мы на другое надрессированы…

— Вот видите, — сказал Лаврик. — А у нас соответствующий опыт как раз есть. И тут уж никакого смотрения сквозь пальцы: прямо приказано свое умение пустить в ход. На одном из шести объектов. Вот на этом, если конкретно, — он развернул небольшую карту, где в разных местах стояло полдюжины пометок синим карандашом, и ткнул в одну из них. — Вы, конечно, это место знаете, я не сомневаюсь?

Плынник присмотрелся:

— Конечно. Мажейтайское шоссе. Здание магазина, который они месяц назад явочным порядком заняли. Кирпич, два этажа, солидные подвалы…

— Вот именно, — сказал Лаврик тихо и недобро. — Солидные подвалы, где они, по имеющимся данным, уже успели оборудовать потайной отсек с замаскированной дверью. Не знаю, почему они выбрали именно этот объект из шести, но это, в принципе, не важно и не имеет никакого значения.

— И что там? — спросил майор.

— Да ничего особенного, — сказал Лаврик, — оружейный склад. Самый настоящий… В конце концов, как вы наверняка знаете, здешних «лесных братьев» выловили к началу пятидесятых — а вот схроны с оружием разыскали далеко не все. Иные так и остались, и немаленькие. Не знаю всех деталей, не мой участок работ, но информация у меня надежнейшая: они узнали про один такой — как минимум — склад. Какой-нибудь благообразный милый дедушка в свое время за лесные прогулки пожил на северах на полном государственном обеспечении, потом, отсидев свое, а то и попав под амнистию, долгонько жил благонамеренным обывателем где-нибудь на хуторке, разводя курочек-гусочек. И дожил до светлых, на его взгляд, денечков. То ли проявил инициативу, то ли на него вышли. В общем, они перевезли в эти самые солидные подвалы стволов двести. Что вам объяснять… Умело и качественно смазанный «шмайсер» может пролежать черт-те сколько лет, оставшись готовым к употреблению. И патронов там хватает, столь же хорошо законсервированных. Вроде бы даже — хотя точно неизвестно — есть и ручники. В любом случае, стволов за двести информатор ручается. Неплохой запасец, а?

— Вот, значит, как… — тихо произнес Плынник. — Я не знал. Нет у меня там внутренних информаторов.

— А у нас вот оказались, — сказал Лаврик. — Потому-то и решено пять объектов оставить вам, а шестым займемся мы.

— Подождите, — сказал Плынник. — Вы про подрывные заряды говорили… Вы что, хотите это хозяйство подорвать?

— Со всем усердием, — кивнул Лаврик.

— А не лучше ли было аккуратненько взять этот склад, предъявить журналистам?

— Вы приказы начальства обсуждаете? — поинтересовался Лаврик. — Или выполняете без дискуссий?

— Выполняю.

— Вот видите, — сказал Лаврик. — И это, конечно, железное правило, ага? Вот и у меня есть такое железное правило: выполнить конкретные приказы со всем прилежанием…

Улыбка у него была прямо-таки ангельской, просветленной, лучезарной, хоть икону с него пиши. Майор Плынник этого, разумеется, знать не мог, а вот Мазур за пятнадцать лет совместной с Самариным работы давным-давно убедился: улыбка такая всегда означала, что Лаврику предстоит крутануть какую-то хитрую комбинацию, иногда мирную, когда не остается ни пожарищ вокруг, ни торчащих там и сям ног, а иногда совсем даже наоборот…