Предоставьте это мне - Чейз Джеймс Хедли - Страница 1

• 1/41
• Следующая

«Каравелла» из Праги приземлилась в аэропорту Орли в назначенное время. Среди пассажиров, покидающих самолет, находился небольшого роста коренастый мужчина, примерно сорока пяти лет, с круглым банальным лицом и с серыми настороженными глазами. Он был одет в спортивный костюм в коричневую с черным клетку, серые фланелевые брюки и соломенную шляпу, сдвинутую на затылок. В руке он крепко держал черный потрепанный портфель, с которым не расставался и в самолете.

Этого человека звали Джонатан Кен. Он обладал американским паспортом и занимал бюро из двух комнат на улице Поль Сезанн, около Фабурж Сен Оноре. Кен занимался покупкой богемского стекла для крупных домов Нью-Йорка и Вашингтона. Каждые пятнадцать дней он садился в самолет на Прагу, где его заказы на стекло выполнялись к сроку и тщательно. Чехи нуждались в валюте, а именно ею и расплачивался Джонатан Кен, расплачивался регулярно и в количествах, далеких от незначительных. Кен вышел из автокара, в который сел, выйдя из «каравеллы», быстрым шагом прошел в аэровокзал, миновал контрольный пункт полиции и таможни, коротко кивнул знакомому служащему и оказался на залитой солнцем площади. Сделав знак шоферу такси, он распорядился отвезти его на улицу Руаяль.

Когда такси отъезжало, Кен бросил испытующий и пристальный взгляд через заднее стекло. Ни одно из ожидающих своей очереди такси не тронулось с места, но он, все же, не был достаточно уверен в отсутствии слежки за собой и продолжал смотреть в заднее стекло, пока такси набирало скорость на автостраде, ведущей к запруженному центру Парижа.

Кен имел все основания быть осторожным, так как помимо своих обязанностей импортера стекла он был одним из самых доверенных курьеров Центрального Агентства в Париже. Его обязанностью было поддерживать контакт с различными американскими агентами, оперирующими позади «железного занавеса», передавать сообщения и приказы, передавать сведения в Париж и контролировать работу агентов, чтобы начальство могло быть уверенным, что платит им деньги не зря. И особенно он должен был убеждаться, что никто из них не «погорел».

Он возвращался из Праги с волнующими новостями. Он редко общался с Джоном Дори, директором ЦРУ в Париже, так как для него было слишком опасным, если бы его увидели в компании с Дори, но ситуация сложилась такая, что эта встреча стала необходимой. Таким образом, ему особенно нужно было быть осторожным и следить за тем, чтобы за ним не было слежки.

Увидев поток машин, едущих за ним, Кен пожал плечами и развалился на сиденье. Если за ним следили, он успеет заметить это, когда приедет на улицу Руаяль.

Полчаса спустя такси объехало Триумфальную арку, быстро проехало по Елисейским полям и, после площади Согласия, наконец, достигло улицы Руаяль. Кен вышел из такси, оплатил его и направился на площадь Мадлен. На углу улицы Руаяль и бульвара Мадлен Кен вошел в роскошный магазин стеклянных изделий. Он устремился по главному проходу между витринами, заполненными хрусталем, машинально кивнул головой продавщице, которая его узнала, и вошел в небольшой кабинет, в котором Жак Фой звонил в этот момент по телефону. Фой, молодой светловолосый человек, немного женственный, загорелый под лучами ультрафиолетовой лампы, кивнул ему головой и продолжал говорить крикливым и сердитым голосом.

Закрыв за собой дверь, Кен снял свой спортивный пиджак и шляпу, повесил их в шкаф, из которого достал синюю куртку, которую надел. Потом он взял с полку шляпу из зеленой соломы и надел ее. Подняв три пальца в сторону Фоя, он открыл дверь в глубине кабинета и со своим черным портфелем в руке быстро направился в узкую улочку, которая выходила на улицу Дюфо. Там он сел в такси и попросил отвезти себя к ресторану «У Жозефа» на улице Камбон.

Жозеф Февре, владелец ресторана, приветствовал его, когда он входил в маленький бар. Они пожали руки друг другу, потом Февре, коренастый тип со слегка оплешивевшим черепом и с тщательно ухоженными усами и бородой, провел Кена к узкой лестнице, ведущей в частный кабинет. На столе около окна было поставлено два прибора. Кружевные занавески защищали клиентов от любопытных прохожих.

— Надеюсь, что вы проделали хорошее путешествие, мосье Кен, — сказал Февре. — Не хотите ли чего-нибудь специального на завтрак?

Кен положил шляпу на стул, вытер лицо носовым платком и отрицательно покачал головой.

— Я полностью вам доверяю, Жозеф. Одна из ваших специальностей…

— Я предлагаю вам мидии и полбутылки моего персонального шабли. Потом говяжье филе «Мазепа» с полбутылкой Авон 1945 гола, — сказал Февре, зная, что Кен всегда хотел получить самое лучшее, и что он хорошо платил. Ресторатор прежде всего подумал о стоимости меню, которое он предложил.

— Мне кажется это отличным, — сказал Кен. Он нетерпеливо посмотрел на часы. Было сорок минут первого. — Когда придет мой друг, сразу же проводите его сюда.

— Обязательно, мосье Кен.

Февре поклонился и вышел.

Кен сел в стороне от стола и закурил сигарету. Вскоре вошел официант с двойным мартини-водка, который поставил на стол. Он поклонился Кену и вышел. Кен съел оливку, косточку бросил в печку и сделал глоток вина. Он снова посмотрел на часы. Он поправлял манжету, когда дверь отворилась, пропуская Джона Дори.

Дори, за плечами которого было 39 лет службы в американском посольстве в Париже, занимал важный пост директора местного отделения ЦРУ. Это был маленький шестидесятилетний старик с птичьим лицом и в очках без оправы. Он больше походил на процветающего банкира, чем на безжалостного и хитрого шефа секретной организации.

— Салют, Джон, — сказал Дори, закрывая дверь. — Вы хорошо выглядите.

— Вы находите? — спросил Кен, пожимая ему руку. — Я хотел бы этого.

Во время этих реплик раздался стук в дверь и вошел официант, принеся Чинцано Биттер, сельтерскую воду и лед, которые он предложил Дори. Кен знал, что это любимый напиток Дори, который, чувствительный к такому вниманию, поклонился, взяв стакан.

Когда официант ушел, Дори взял стул и сел.

— Что-нибудь произошло? — спросил он.

— Это самое малое, что можно сказать, — ответил Кен. — Бордингтон погорел.

Дори потер свой горбатый нос, потом сделал глоток и осторожно поставил стакан, который звякнул о другой.

— Это ваш человек в Праге?

Кен достал из кармана пакет. Он теперь уже достаточно привык к Дори. Директор ЦРУ любил, когда ему растолковывали вопрос от А до Зет, как будто он сам не знал никаких подробностей.

— Алек Бордингтон, — начал Кен, испытывая его терпение. — Англичанин. Женат на чешке. Живет в Праге в течение десяти лет. Преподает английский в разных заведениях. Мы купили его три года назад. Он думает лишь о том, чтобы составить себе небольшой капитал… Но ведь он не один такой, правда? Средства, которые мы ему отпускаем, кладутся в швейцарский банк, в Берне. Он отложил уже около шестидесяти тысяч долларов. До настоящего времени сведения, которыми он нас снабжал, были полезными для нас, и это не были брошенные деньги. Вероятно, в какой-то момент он сделал неловкий шаг. Без сомнения, он был слишком уверен в себе. Теперь его подозревают. Он мог бы сблефовать, так как, я уверен, против него нет ни одной улики. Но теперь он разоблачил себя. Он одержим страстью к деньгам, которые отложил на стороне, и теперь хочет выйти из игры, чтобы суметь использовать свой фрик. Я не могу сказать, чтобы я осуждал его, но для нас это не принесет пользы, для нас это катастрофа. Нам нужно заменить его. Он хочет уехать.

Дори опорожнил свой стакан в тот момент, когда открылась дверь. Вошел парень, толкая перед собой столик на колесах. Оба мужчины сели за стол. Глаза Дори ничего не выражали за зеркальными стеклами его очков, но когда перед ним поставили тарелку, он воодушевился и с удовлетворением стал рассматривать начиненные мидии.

— «Жозеф», вероятно, лучший из ресторанов в Париже. Все это выглядит превосходно.

• 1/41
• Следующая