У ворот Ленинграда. История солдата группы армий «Север». 1941—1945 - Люббеке Вильгельм - Страница 9
- Предыдущая
- 9/16
- Следующая
Когда отец не мог вовремя заплатить кредиторам, к нам приходили судебные исполнители. Эти посещения были унизительны, в первую очередь для отца. Нас, детей, не пускали в комнату, когда описывали нашу лучшую мебель – гардеробы и столы.
В конце концов мы смогли заплатить от 300 до 1000 марок долга, продав для этого необходимое количество сельскохозяйственной продукции и несколько голов скота. И все же улучшение нашего положения было временным. Замечательный дубовый стол моего отца описывали два или три раза.
Даже в таких сложных условиях шесть ферм в Пюггене продолжали хозяйствовать и давать работу местным жителям. В это же время многие фермеры по всей Германии вынуждены были полностью или частично распродавать свои земельные наделы, поскольку не могли платить налоги и по закладным. Моей семье, к счастью, не пришлось прибегать к таким отчаянным мерам.
Все же моему отцу приходилось продлевать сроки платежей за удобрения, новое оборудование для фермы и ремонт изношенной техники. Наемным работникам приходилось часто платить натурой из-за нехватки наличности. Ферма позволяла нам прокормиться, но не хватало денег, чтобы купить новую одежду или поставить новую подошву на ботинки.
Тетушка Хедвиг, наша дальняя родственница, жила вместе с нами. Она шила одежду для нас, детей. Чтобы мы думали, даже если и замечали обман, что ее купили в магазине, она каждый раз нашивала на нее бирки известных производителей готовой одежды. Хотя мы и хотели ходить во всем новом, а не раз перешитом, мы понимали, что родители не могли себе этого позволить.
Несмотря на то что было трудно выкроить лишние деньги, отец позволял себе время от времени некоторые удовольствия, такие как кружка пива или любимые им сигары. Однажды он послал меня с глиняной кружкой за пивом в деревенский трактир, расположенный через дорогу недалеко от нашего дома. Я воспользовался возможностью попробовать пиво в первый раз в жизни. Все те пять минут, что я шел до дома, я потягивал из кружки. Когда она попала в руки отца, в ней не хватало сверху на дюйм пива. Отец был на меня разгневан: «Ты опять пролил его, Вильгельм!» Даже детям часто доставалось, когда для семьи наступали тяжелые времена.
Не прошло и десяти лет с того времени, как Германия оказалась в тяжелом экономическом положении в годы Великой войны, страну поразила Великая депрессия, которая привела к укреплению консервативных общественных ценностей и вызвала рост недовольства в народе послевоенным положением дел в стране. Немцы часто вели разговоры о недавней войне, полные трудно сдерживаемых эмоций.
Как и большинство граждан, я считал, что Великая война началась из-за отказа мировых держав – Великобритании, Франции и России – признать растущее экономическое могущество Германии и право нашей страны стать одной из ведущих держав мира. Несмотря на большое количество павших – отцов и сыновей – в этой войне, немцы чувствовали гордость за Германию, которая разгромила Россию и успешно противостояла объединившимся вооруженным силам других стран мира на протяжении более четырех лет.
Несмотря на то что Германия согласилась на перемирие в 1918 г., большинство немцев отказывались признать поражение страны. Ведь немецкая армия еще существовала как единое целое и занимала часть Франции и территории на Востоке. Многие, если не большинство немцев, верили, что именно левое крыло коммунистов и социалисты, образовавшие внутри страны объединенный фронт, подорвали моральный дух армии и все-таки заставили страну пойти на переговоры.
В спорах и дискуссиях о Великой войне проявилось категорическое неприятие бескомпромиссного Версальского мирного договора, который союзники навязали Германии в 1919 г. Договор предусматривал серьезные денежные репарации, ликвидацию немецких территорий и колониальных владений и ограничение численности армии – до 100 тысяч солдат. Неудивительно, что многие немцы испытывали по отношению к Англии и Франции чувство обиды за тяжелое положение страны.
Интересуясь военной историей, я часто проводил время вместе с ветеранами Пюггена и окрестных деревень. Они приглашали меня на встречи фронтовиков «Стального шлема», многочисленной правой военизированной организации, членами который были солдаты Великой войны. Ветераны, одетые в старую военную форму и вооруженные карабинами, устраивали дважды в год встречи на природе в различных областях Германии. Они вспоминали войну, произносили патриотические речи, поглощали в несметном количестве жареные сосиски, запивая их пивом, пели вместе с народом национальные немецкие песни. Бывшие фронтовики устраивали также выставки оружия для всех посетителей. Более того, они давали мальчишкам моего возраста возможность пострелять из винтовки Маузера образца 1898 г. Это доставляло мне громадное удовольствие, даже если потом, из-за сильной отдачи при стрельбе, плечо некоторое время побаливало.
Я плохо разбирался в политике, но соглашался с тем, что понимал под патриотическим национализмом ветеранов «Стального шлема». Их резкое неприятие многих несправедливых положений Версальского договора, в том числе ограничения численности рейхсвера (название довоенных вооруженных сил Германии), казалось оправданным. Хотя многие представители местных отделений «Стального шлема» отрицательно относились к крайнему шовинизму и национализму нацистской Национал-социалистической немецкой рабочей партии, руководители организации на высшем уровне временами сотрудничали с различными националистическими группами, включая нацистов.
Нацисты находились в оппозиции к послевоенному политическому строю Германии, и несмотря на то что, подобно другим организациям, например «Стальному шлему», разделяли националистические взгляды, они не терпели никакой конкуренции. После прихода нацистов к власти «Стальной шлем» вошел в охранные отряды, военизированные отряды нацистов, носившие форму коричневого цвета.
Среди фермеров нашей общины большой поддержкой пользовалась ультраконсервативная Немецкая национальная народная партия. Ее поддерживали мои родители, а дед иногда посещал местные партийные собрания. Фермеры рассматривали нацистскую партию как маргинальную организацию опасных и недалеких экстремистов, которые были немногим лучше, чем радикалы коммунисты. В то же время политика не играла большой роли в жизни моих родителей, им были важнее местные дела.
Несмотря на широко распространенное недовольство существующим положением в экономике и политике в начале 30-х гг., я считал, что большинство немцев уважают правительство, которое возглавлял рейхспрезидент Пауль фон Гинденбург, герой Великой войны. Они не собирались упразднять республику, провозглашенную в Веймаре в 1919 г.
Если и не было широкой поддержки идеи возвращения к довоенной политической системе, многие немцы тосковали по добрым временам, когда страна жила в довольстве при старом кайзере. Мы не раз пели известную застольную песню «Мы хотим, чтобы кайзер вернулся». Но по мере того, как экономический кризис усиливался, ведущие политические партии все чаще терпели неудачу, и на смену им приходили экстремистские организации – такие как нацисты и коммунисты.
Различные политические партии посещали даже такие небольшие общины, как наша, раздавали листовки, развешивали предвыборные плакаты. Однако штурмовые отряды были более активны. Нацисты вели эффективную партийную пропаганду, они использовали средства массовой информации для распространения своих демагогических и националистических посланий. Разжигая недовольство в народе Версальским договором, Великой депрессией и неэффективностью существовавших в то время политических институтов Германии, их вождь Адольф Гитлер клятвенно обещал восстановить великую Германию и сокрушить всех врагов в самой стране и за ее пределами. Его обещания вывести страну из кризиса были особенно успешны среди малообразованных рабочих и обеспечили ему их поддержку.
Как бы неприязненно ни были настроены многие образованные немцы по отношению к нацистам, противная сторона, в лице леваков-коммунистов, казалась еще хуже. Многие рассматривали нацистскую партию как действенную альтернативу коммунистической партии, которая, как опасались, установит такой же репрессивный политический и экономический строй, как в Советском Союзе. Хотя моя семья сильно не любила нацистскую партию, мы принимали ее оппозицию коммунизму и Версальскому договору и поддерживали призывы восстановить экономическую и военную мощь Германии.
- Предыдущая
- 9/16
- Следующая