Агент полковника Артамонова
(Роман) - Яроцкий Борис Михайлович - Страница 52

Обидно было умирать русским агентам от русских снарядов. Такой случай был уже в Никополе. Не хотелось, чтоб он повторился в Плевне.

Под русские снаряды шел и Фаврикодоров. Артогонь по крепости мог начаться в любой момент. Плевна оставалась турецким ятаганом под правое ребро наступающей русской армии.

Как всегда, он шел один, безоружный, с какой-либо случайной поклажей, обычно с предметами мелкой розничной продажи. В этот раз он шел с полотняной сумой, в суме — дюжина опанок, пахнущих свежей конской сбруей, эта обувь в Европейской Турции пользуется большим спросом. В кармане — документ отставного турецкого солдата.

На тропинке, которую он уже хорошо знал, не наскочил на патруль турецкой полевой полиции. Вышел на берег.

Внизу под кручей в густом теплом тумане несла в Дунай свои тихие воды река Вид. Она широким разбегом огибала крепость с запада на север. Сама крепость обозначала себя огнями костров. Костры были верным признаком, что в крепости много войск. А сколько?

Неслышным шагом он шел по берегу, всматриваясь в черноту ночи. Где-то здесь должен быть спуск. Чуткое ухо уловило стук жерновов.

Вот и мельница. На мельнице, кроме старика-мельника, его ждал знакомый болгарин Владко Стоянов. Жил Стоянов недалеко отсюда — в Опанце, это в нескольких верстах от Плевны, в Плевне занимался извозом. Время от времени его нанимал хозяин-турок, владелец корчмы. Он ему с близких и дальних селений доставлял продукты, в том числе муку. Разрешение на провоз муки у него имелось. Этим разрешением лазутчик и мыслил воспользоваться.

Но оказалось, он опоздал.

— Понимаешь, Хаджи-Вали, буквально со вчерашнего дня, — с печалью в голосе говорил Владко, — болгарам запрещено появляться в крепости.

— Это для тебя я — болгарин, — с улыбкой ответил Константин. — А для них я, как ты правильно меня назвал, Хаджи-Вали.

— Тогда… Дедушка Георгий, — Владко обратился к мельнику. — На этого великана турецкий костюм найдется?

— Подберем. Были у нас и покрупней витязи. Раньше этой мельницей пользовались болгарские революционеры. Здесь была у них явка.

Да, здесь они меняли экипировку. Кто хорошо владел турецким и внешне был похож на турка, предпочитал турецкий костюм. С началом боевых действий мельницу предоставили в распоряжение разведки русской Дунайской армии. На этом настоял агент полковника Артамонова Григорий Нагович, известный в Придунайской Болгарии как преуспевающий торговец. Он помогал болгарским революционерам, помогал и русской армии, согласившись на время войны быть ее лазутчиком.

Костюм Фаврикодорову подобрали, хотя и пришлось удлинять рукава.

— Вот теперь, Хаджи-Вали, ты настоящий турок! — восхищенно говорил Владко, придирчиво оглядев его со всех сторон. — Днем ты выйдешь на Софийскую дорогу, попросишься на подводу. Опанки оставь здесь, иначе турки тебя не поймут. Возьмешь куль муки. С продуктами в Плевне плохо.

Так он и поступил. Турецкие возницы, приняв его за своего брата-отставника, торгующего мукой, помогли ему пробраться в Плевну.

Золотое правило лазутчика: меньше спрашивай у прохожих, где найти нужного тебе человека, иди уверенно по указанным ориентирам, как обычно ходят люди, досконально знающие местность. И тогда твое появление ни у кого не вызовет подозрения.

Он шел строго по ориентирам, хотя в Плевне бывал не раз.

Вот мечеть, которая по случаю войны уже давно не видела ни одного правоверного, зато видит, как по ночам в ее подвалы закатывают бочки с порохом.

Вот высокая каменная изгородь, появившаяся неделю назад и приспособленная для стрельбы из мортирок.

Вот на восточной окраине окопы, которые четко просматриваются с дороги на Ловчу. Многие деревья срублены.

С центральной улицы исчезла платановая аллея. Город тот и не тот, и все-таки это была Плевна, превращенная в крепость, которую русская армия будет брать если не штурмом, то осадой. Сколько же здесь войск?

Точный ответ мог дать кто-то из штабных офицеров. Офицера предстояло или захватить в плен, как уже практиковалось не однажды, или купить за большие деньги.

Турецкие офицеры, верные Аллаху и султану, дешево не продаются. При себе у Константина денег не было. Но наверняка были у агента, оставленного в Плевне. Это был Григорий Нагович, которого в городе не знали разве что малолетние дети.

Константин направлялся к Наговичу, преуспевающему торговцу, водившему дружбу главным образом с турецкими интендантами. Он шел к этому денежному агенту с устным приказанием полковника Артамонова: во что бы то ни стало в кратчайший срок добыть сведения, интересующие штаб русской Дунайской армии.

Нашел Григория в глубоком подземелье, под той самой мечетью, куда давно не заглядывают правоверные и куда по ночам закатывают бочки с порохом в надежде, что русская артиллерия оставит мечеть целой и невредимой.

Григорий удивился, увидев Константина в турецком одеянии: зачем рисковать? В Плевне его могли опознать знакомые и выдать туркам как русского агента. Турки хорошо платили тем болгарам, которые выдавали им вражеских лазутчиков.

— Ты знаешь, что уже сегодня с минуты на минуту русские начнут бомбардировать крепость?

— Откуда эти сведения? — в свою очередь спросил Константин.

— С той стороны. Добыли их лазутчики, — ответил Нагович. — Кто-то из них в русском штабе узнал день и час бомбардировки. Ударят по крайней мере пятьдесят орудий. Войска гарнизона поставлены в известность.

— Как давно?

— Со вчерашнего дня.

О времени очередной бомбардировки Плевны, по всей вероятности, не знал полковник Артамонов. Он и его разведчики знали о неудачных боях русских войск 30 июля. Тогда была показная бомбардировка: орудия били, пока на своем наблюдательном пункте присутствовал император, а как он в сопровождении свиты отправился на обед, потом удалился на послеобеденный отдых, стрелять перестали, чтоб не беспокоить его императорское высочество. Так распорядился начальник штаба генерал Непокойчицкий.

Наступление на Плевну не было подготовлено. Когда началось дело, боеприпасы и резервы были истощены уже в первые часы боя. Приказы на атаку часто отдавались сумбурные, вроде: «Двигаться прямо перед собой и побить по дороге всю сволочь, какая встретится на пути».

По-разному вели себя командиры.

Офицер корпуса, которым командовал генерал-лейтенант Криденер, рассказывал полковнику Артамонову, как этот генерал отдавал приказания. Подчиненные ему генералы спрашивали друг друга:

— Идем, куда? Сами не знаем.

Вот подъезжает корпусной. Генералы к нему за приказаниями:

— Что делать?

Отвечает:

— Идти и атаковать.

Говорят ему:

— Местность вовсе не разведана. Как мы будем атаковать без рекогносцировки?

— С Богом, ваше превосходительство, идите и атакуйте, — спокойно отвечал командир корпуса.

В этой ситуации достойно вел себя генерал Скобелев. В тот трагический для русской армии день правофланговый отряд генерала Лошкарева бездействовал в течение всего боя. И турки сосредоточили весь огонь на левофланговом отряде, которым командовал генерал Скобелев. Приданный ему батальон Курского полка с четырьмя орудиями проявлял наибольшую активность. Отряд Скобелева, сбивая заслоны юго-западнее Плевны (карта с обстановкой, добытая лазутчиками полковника Артамонова, находилась у командира отряда), занял Зеленые Горы, продолжал наступать на Плевну, но был остановлен войсками, выдвинутыми сюда с правого фланга, где должен был наступать отряд генерала Лошкарева.

Скобелев своими действиями отвлек на себя часть турецких войск и тем самым дал возможность отряду генерала Шаховского с меньшими потерями выйти из боя.

Полковник Артамонов интересовался:

— Как вели себя солдаты?

— Мужественно, — с гордостью и болью отвечал офицер.

Да и как было не гордиться мужеством русского солдата?

Как было не переживать боль за тяжелые утраты? Цифра потерь ошеломляла. Только в бою одного дня, именно 30 июля, потери турок составили 3 800 человек, потери русских — вдвое больше — около 7 000 убитых и раненых.