Пепел и пыль (СИ) - "nastiel" - Страница 29

***

Из-за ушиба Татьяна разрешает мне пропустить спарринг, но вместо этого в альтернативу даёт задание Нине потренировать со мной удары ногами. У нас в распоряжении перчатки, которые Татьяна обозвала боксёрскими лапами, и полчаса. Потом она проверит мой результат.

— Слышала, ты устроила спектакль в кабинете у капитана, — говорит Нина. Она поднимает лапу на уровень своего живота и переворачивает её вниз. — Удар носком.

— Кто тебе сказал? — я осторожно бью по лапе, боясь причинить Нине дискомфорт.

— Стены тонкие. И бей сильнее, а то с таким ударом тебе разве что балет танцевать.

Учитывая обстоятельства, я принимаю Нинины слова как оскорбление. Ей явно лучше видно — слабая я или нет. Уж кто, а она точно не будет делать мне поблажки только потому, что я чья-то там дочь.

— Так что? — произносит она спустя какое-то время. — Семья воссоединена? Уже заказала ему кружку с надписью: «Самый лучший в мире папа»?

Замахиваюсь и бью со всей силой. Руки Нины чуть вздрагивают — она явно не ожидает такого энтузиазма. Вижу, как тут же напрягаются её мышцы.

— Приму это за «нет».

Качаю головой между ударами. Нина рефлекторно повторяет это движение за мной.

— Ты уж извини, что сегодня так вышло. — Её громкий голос заглушает очередной удар моего носка о кожаную поверхность лапы. — С машиной, с наручниками, с твоим папаней. Но нам правда нельзя было говорить тебе.

— Проехали, — сквозь зубы произношу я.

— Уверена? Если ты останешься с нами, не очень хочется проснуться в одно прекрасное утро с ножом, представленным к горлу.

Я меняю ногу. Левая слабее, ей нужно больше времени для тренировки.

— Не собираюсь я тебя убивать. Ты не виновата в том, что Дмитрий — трус.

— Может, не всё так просто? Вдруг у него были свои веские причины уйти?

Я останавливаюсь.

— Твои родители в разводе?

— Нет.

— Тогда ты не знаешь, о чём говоришь.

Больше Нина вопросов не задаёт. Оставшееся время мы тренируемся молча, и хотя мне немного не по себе от того, что Нина могла на меня обидеться, вида я не подаю. Как только истекает положенное время, к нам подходит Татьяна. Она забирает у Нины лапы, надевает их сама и просит меня произвести девять ударов: два на быстроту реакции, где она поднимает лапу в воздух, а мне нужно незамедлительно нанести удар, два на силу, где я должна бить во всю имеющуюся мощь, и пять на выносливость, где я должна нанести одинаковые удары раз за разом, не возвращая стопу на пол.

У Татьяны непроницаемое лицо и в процессе, и когда я уже заканчиваю. Поэтому мне сложно сказать, довольна она или нет.

— Кажется, мы нашли твою сильную сторону, — говорит она, снимая лапы.

— Какую?

— Гнев. Неплохо для новичка, Слава. Неплохо. Конечно, могло бы быть и лучше, если бы ты ещё при этом хоть моментами включала голову.

Я поджимаю губы и киваю. Наверное, стоит засчитать это за похвалу. С огромным натягом, но всё-таки.

— Что теперь?

— Смотря, как твоя рука, — отвечает Татьяна.

— В порядке, — вру я.

На самом деле, рука страшно ноет. Мазь дала лишь временно облегчение.

— Тебе нужен отдых, — Татьяна отдаёт Нине лапы и просит, чтобы та убрала их на место. — Но я не люблю бездельников, поэтому можешь пока присоединиться к тем малахольным на полу. — Я оборачиваюсь, прослеживая за поднятой рукой. — Они занимаются йогой. Господи, клянусь чем угодно, что в день, когда поза прогибающейся кошки спасёт им жизнь, я к чёрту отсюда уволюсь.

Прыскаю, а сама задумываюсь. Отдых бы не помешал, но я знаю, что не время. Конечно, решение здесь принимаю только я: стать стражем или уйти, — но мне необходимо показать всем вокруг, что я больше, чем просто человек, которому повезло родиться в нужной семье. Мне хочется остаться, и именно поэтому я не должна позволять себе останавливаться.

Поэтому я отрицательно качаю головой.

— Хочу в имитационную комнату.

Татьяна прищуривается.

— Редко кто изъявляет подобное желание, — осторожно произносит она. Подходит ближе, касается ладонью моего лба. — Жара нет. Может, ты не только рукой об машину била?

— Я хочу в имитационную комнату, — чётко повторяю я.

Татьяна едва улыбается.

— Ладно, — соглашается она. — Только сделай мне одолжение — попроси у Аниты что-то серьёзнее, чем нож и пистолет.

Я молча киваю и иду к двери. Прежде чем открыть её и выйти в коридор, оборачиваюсь, потому что чувствую на себе чей-то взгляд, но не нахожу никого, кто бы мог отвлечься от своей тренировки: Бен молотит подвешенную боксёрскую грушу, Нина прыгает на скакалке спиной ко мне, Лиза борется на ножах (тех, которыми невозможно ранить) с парнем в солнцезащитных очках. Татьяна, уже давно потеряв неожиданно вспыхнувший к моей персоне интерес, сейчас стоит над одним из защитников и что-то объясняет ему на повышенных тонах.

Хватаюсь за ручку, толкаю дверь от себя. Когда она закрывается за моей спиной, повисает тишина. Я смотрю на свою перебинтованную руку, поднимаю глаза на выключенную табличку «Не входить! Идут учения!» и вдруг у меня срывает крышу. Я разворачиваюсь, упираюсь лбом в дверь и дышу так тяжело, что сводит лёгкие.

Интересно, именно это чувствует Даня, когда забывает дома свой ингалятор?

— Слава?

Мне не пошевелиться. Каждая мышца в теле — свинец. Я понимаю, что это Анита, и что она сейчас стоит где-то за моей спиной, но не могу повернуться. В голове тараканами копошатся мысли о том, насколько сильно мне нужно выложиться, чтобы хоть немного приблизиться к уровню хранителей, миротворцев или защитников, а также как усердно мне придётся работать потом, чтобы стать одной из них.

Именно мысли подводят меня к правильному диагнозу.

Это страх. Паническая атака, чёрт бы её побрал.

С трудом, но разворачиваюсь, теперь прижимаясь к двери спиной. Глаза Аниты за очками просто огромны. Неужели, я выгляжу настолько паршиво?

— Что случилось? Ты в порядке?

Мой ответ уже не имеет значения — она наверняка видит его в моём побелевшем лице, в дрожащих руках, в испарине на лбу. И всё же я произношу это. Собираю последние остатки достоинства и выкидываю их Аните под ноги:

— Нет. Я не в порядке. Совсем.

***

Смутно помню, что произошло за последние десять минут, и всё же сейчас мне ужасно стыдно за слабость, свидетелем которой стал посторонний человек. И хотя Анита не выглядит так, словно собирается использовать увиденное против меня, я всё равно жалею, что не осталась в тренировочном зале по совету Татьяны.

Сижу на полу в небольшой лаборантской, прилегающей к имитационной комнате. Зажимаю между ладонями полупустую бутылку воды. Анита сидит спиной ко мне за столом, представляющим из себя один большой механизм с многочисленными кнопочками, рычажками и маленькими экранами. Ещё один большой дисплей висит точно над столом.

Анита занимается своими делами, но я замечаю, как она иногда поворачивается вполоборота и косо на меня смотрит.

— Ты не переживай, — вдруг произносит она, когда я совсем не ожидаю и уже снова успеваю задуматься. — Я никому не скажу. Обещаю.

— Спасибо, — произношу я.

Это моё первое слово с той секунды, как я перестала задыхаться, поэтому голос немного хриплый. Открываю бутылку и одним большим глотком допиваю остатки.

— Не расскажешь, что случилось? — Анита поворачивается на стуле. У него нет спинки, из-за этого Анита немного сутулится. — Ты, конечно, пыталась что-то объяснить пару минут назад, но я ничего не поняла. В основном потому, что ты задыхалась.

Я провожу ладонями по лицу. Щёки горят.

— Тяжёлый был день, — бурчу я себе в пальцы то, что некоторое время назад в медкорпусе сказала Марте.

— Ясно.

Анита встаёт со стула. Я ожидаю, что сейчас она подойдёт ко мне и сделает попытку обнять, но вместо этого Анита лезет в сумку, висящую на вешалке.

— У меня для таких дней есть вот это, — она достаёт из сумки шоколадный батончик. — Диатез? Диабет? Аллергия?