Одиссея поневоле
(Необыкновенные приключения индейца Диего на островах моря-океана и в королевс - Свет Яков Михайлович - Страница 8
- Предыдущая
- 8/47
- Следующая
Свет! Этот слабый, едва мерцающий огонек, заметил в 10 часов вечера сам адмирал. И не только он один. Видел свет постельничий короля Перо Гутьерес — единственный пассажир на кораблях Колумба, видел свет контролер Родриго Санчес де Сеговия. Правда, оба они видели то, что желал видеть адмирал, и их показания вряд ли следует принимать во внимание. Но вот что крайне существенно: независимо от адмирала и чуть позже матрос Педро Искьердо тоже увидел свет и крикнул: «Lumbre, tierra» (Свет! Земля!). Этот возглас подхватил юный паж Колумба Педро Сальседо, и адмирал сказал ему: «Знаю, я уже видел свет с земли и об этом говорил». В дневнике Колумба о Педро Искьердо нет ни слова, но Овьедо в своем труде упоминает об этом эпизоде.
Что же это был за свет? Американский адмирал Сэмюэл Морисон — а он повторил в 1939 году маршрут Колумба — полагал, что флотилия великого мореплавателя в 10 часов вечера 11 октября находилась в 35 морских милях (в 65 километрах) от берегов Гуанахани. «Даже свет маяка с прожектором в 400 000 свечей, маяка, возведенного на высоте 170 футов, невозможно разглядеть на таком расстоянии». Так утверждал Морисон. Он отвергал и другое предположение — будто на «Санта-Марии» видели огни факелов на гуанаханийских рыбачьих лодках.
В ночной лов лукайцы ходили, но не при штормовом ветре. И кроме того, трудно предположить, что люди с Гуанахани на своих утлых каноэ отважились бы удалиться от берега на тридцать — тридцать пять миль. Одним словом, тайна этого путеводного огонька остается неразгаданной, и мы вправе строить любые предположения.
Итак, заметив свет, адмирал еще четыре часа шел вперед. Луна уже клонилась к западу. Волны дробили и взрывали серебристые лунные дорожки. Чуть выше горизонта мерцала Полярная звезда, заходил за горизонт Юпитер. Восток тонул во мгле, запад тускло сиял в свете ущербной луны.
Родриго Бермехо, он же Родриго де Триана, он же Родриго де Севилья[5], матрос «Пинты», сообщил о ней криком «Tierra! Tierra!» А увидел он белую скалу и темную полоску берега.
Экипажу была дана команда убрать паруса и лечь в дрейф.
До Гуанахани оставалось 5–6 лиг.
Столица Острова Людей лежала на его западном, подветренном берегу. Восточный, наветренный берег, открытый свежим пассатам и неистовым ураганам, был не заселен. Здесь, близ одиноких шалашей-барбакоа, стояли на приколе рыбачьи каноэ. В ясные дни рыболовы из селений подветренного берега отправлялись отсюда в походы, держа курс на восток.
Великий жрец Гуаяра был завзятым рыболовом. Рыболовом по страсти. Он знал все приемы и уловки гуанаханийских листригонов, он ловил рыбу сетью, охотился на нее с прилипалой-гуаиканом, глушил ее колдовской травой-баягвой, от которой она чумела и всплывала вверх брюхом, и тогда брать ее можно было голыми руками.
Отраднее всего был для Гуаяры лов ночной. И обязательно у наветренного берега, вдоль которого ходили косяки макрели и тунцов. Там же водились и рыбы покрупнее, нередко встречались огромные черепахи, а на рифах было сколько угодно крабов и лангуст.
Вечер был тихим, но на следующий день с раннего утра подул крепкий ветер, как всегда, с восхода. На небе же не было ни единого облачка, и, хотя высокая волна опасна даже для больших каноэ, Гуаяра решил отправиться на лов.
Если взглянуть на современную карту острова Гуанахани, то легко найти на ней длинный залив, врезанный в юго-восточный берег. Ныне он называется Пиджин-Крик (Голубиная река), а в годы правления великого вождя Гуабины был известен как Бухта Тишины. Действительно, гуанаханийские боги, создавая этот залив, заботливо укрыли его от ветров с моря. Бухта Тишины тянулась с юга на север. От ярости моря ее защищал узкий выступ берега. Здесь, в укромной бухточке, Гуаяра держал свое каноэ, и тут же стоял его шалаш с рыболовными принадлежностями.
Больше всего Гуаяра любил одиночество. Одиночество домашнее, одиночество лесное, одиночество на Большой Соленой Воде. Конечно, приятнее всего отправиться на ночной лов без единого спутника и всласть нагуляться в бурном море. Но об этом нечего было и думать. На такой волне и троим, пожалуй, не управиться с неводом и гребками. Волей-неволей великий жрец должен был взять с собой в поход двух помощников. Выбор пал на Ягуа и младшего внука Гуакана, вероятно одного из немногих юнцов с неповрежденным плечом. Ведь Гуаканов род не присутствовал позавчера перед домом вождя.
Все трое пришли в Бухту Тишины засветло. Осмотрели каноэ, починили невод. И на закате вышли в море.
Гуаяра направил свое судно левым бортом к ветру. Он знал: надо миновать те рифы, что стерегут Остров Людей у его полдневной стороны, а затем в струе довольно быстрого течения направиться в открытое море и идти сперва на полдень, а затем на восход.
Луна взошла довольно поздно, и первое время рыболовы гребли в темноте. Мгла держалась на море, но высокое и чистое небо сияло звездным светом. Течение и руки гребцов делали свое дело. Каноэ неуклонно подвигалось к юго-востоку.
Закинув невод, не выловили ничего. Закинули снова. Стали тянуть, и сеть подалась сразу с подозрительной легкостью.
— О Мабуйя, — простонал Гуаяра. — Сеть прохудилась! Надо чинить. Нужен огонь!
Гуаяра протянул младшему внуку «огненные палочки». Гуаяра извлек из-под сетей смолистую ветку (в запасе у него была еще одна) и сунул ее внуку.
Весело затрещал огонь, но Ягуа неловко сработал гребком и подставил каноэ лагом к волне. Толчок. Факел выпал из рук внука. Гуаяра запалил вторую ветвь, но в спешке поскользнулся и уронил ее в воду.
Дважды вспыхнул свет в темном море. И дважды погас. Счастливые часов не наблюдают, да и не было их у аборигенов еще не открытого Нового Света. И кто знает, в десять ли часов вечера или чуть раньше пошли ко дну факелы Гуаяры.
Эти ли вспышки видели на «Санта-Марии»? Возможно. И в таком случае огни с каноэ великого жреца указали адмиралу моря-океана путь к первой земле «Индий»…
Гуаяра чинил невод в темноте. Его ловкие пальцы без труда нашли и заделали прореху, рыба очертя голову кинулась в невод. Час бежал за часом; когда рыболовам везет, времени они не замечают. Уже давно зашла луна, уже погасли в небе звезды, а макрель косяками рвалась в сети.
Выбирать невод было легко, теперь каноэ мчалось, гонимое попутными ветрами, к гуанаханийским берегам, и четыре руки заняты были неводом и только две — рулевым веслом. В прозрачной рассветной дымке всплыли белые скалы у Бухты Тишины.
Ягуа стоял спиной к берегу, в последний раз заводя счастливые сети. И в стороне восхода он увидел Колумбовы корабли.
Три немыслимых, невиданных, стремительно быстрых каноэ неслись на серебряных крыльях к Острову Людей. Над ними розовела утренняя заря.
Ягуа протер глаза. Нет, волшебное видение не исчезло — белокрылые шли к берегу.
Он резко толкнул плечом великого жреца, Гуаяра обернулся и побледнел как смерть.
— О Мабуйя, — невнятно прошептал он, — пророк ошибся!
День «Икс» наступил.
ДЕНЬ «ИКС»
«Первому острову из тех, что я открыл, я дал имя Сан-Сальвадор в память всевышнего, чудесным образом все это даровавшего; индейцы же называют этот остров Гуанахани…
… После того как они (индейцы) успокаивались и страх исчезал, они становились доверчивыми и с такой щедростью дарили все им принадлежащее, что, кто этого не видел, вряд ли тому поверит. Если у них попросить какую-нибудь вещь, они никогда не откажутся ее отдать. Напротив, они сами предлагают ее, и притом с таким радушием, что кажется, будто они дарят свои сердца».
Высадка
- Предыдущая
- 8/47
- Следующая