Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес" - Страница 87

— Вам не следовало сюда приходить, господин, — растерянно пробормотал он. — Госпожа…

— О нет, не волновайтесь, — беспечно взмахнул рукой Онхонто. — Госпожа разрешать мне быть, куда я хочу, конечно, в пределах сада.

В этот момент Манью, легко спрыгнув с ограды, встал напротив гостя и, чуть улыбнувшись, поклонился ему.

 «Нет, нет! Что вы делаете?! Вы не должны…» — с бессильным ужасом думал Хайнэ, глядя, как самое прекрасное на свете существо склоняется в ответном низком поклоне, а потом обводит взглядом остальных актёров и кланяется им тоже.

Созданиям, которые продают свою любовь и возводят отсутствие морали в ранг высшей добродетели…

— В нашем саду много цветов, и самых необычных, но не было и не будет более прекрасного, — внезапно сказал господин Маньюсарья, и голос его казался вполне серьёзным.

На лице Онхонто отразилась растерянность — очевидно, он не совсем понял, что ему сказали. Однако, судя по всему, чувствовал, что ему сделали комплимент, и ответил:

— Вы всегда очень красивы, я так любоваться вас во время приёма. Желать вам долгих счастья и процветания.

В этот момент Хайнэ, наконец, смог заставить себя подняться на ноги и слабым голосом предложил вернуться в павильон.

— Что с вами, Хайнэ? — ласково спросил Онхонто на обратном пути. — Вы казаться мне быть расстроенный.

— Нет, ничего… — ответил тот, взяв его под руку и прижавшись щекой к шёлковому рукаву.

Однако на этом потрясения сегодняшнего дня не закончились: вернувшись в свою комнату, Хайнэ застал там гостью.

— Марик!.. — изумлённо воскликнул он.

Оправившись от удивления, вызванного таким сюрпризом, он хотел было поделиться с ней впечатлениями — рассказать про актёров, про этот удивительный мир, который он открыл для себя только сегодня, про свои сомнения, но она перебила его.

— Хайнэ, я прочитала письмо, — сказала она, глядя ему в глаза. — И не могла не приехать. Я должна была сказать это лично.

Хайнэ показалось, что земля уходит у него из-под ног.

— Скажите мне, Энсенте сейчас в столице? Он не собирается никуда уезжать? — продолжила Марик, не отрывая от него взгляда.

— Нет… — пробормотал Хайнэ, слишком ошеломлённый и испуганный, чтобы сообразить, зачем она задаёт такие вопросы.

А когда он понял, было уже поздно.

— В таком случае я хочу встретиться с ним, — сказала Марик. — Прямо завтра. Передайте ему, что я буду ждать его в десять вечера в «Золотой розе», я откупаю чайную на всю ночь.

Задерживаться надолго она не стала — ясно было, что общение с Хайнэ самим по себе ей не слишком-то интересно.

«Это конец», — подумал тот, когда она ушла.

В глубине души ему казалось, что Марик догадывается об истинном лице Энсенте Халии — по крайней мере, хотелось в это верить. А теперь получалось, что нет, она ни о чём не подозревала.

И откупила чайную, чтобы провести с ним ночь…

Хайнэ поднялся с постели, доковылял на дрожащих ногах до зеркала и хотел было снять накидку, чтобы ещё раз посмотреть на себя как бы глазами Марик, однако не смог этого сделать.

Он вспомнил, как видел в купальне отражение уродливого, скрюченного карлика, вспомнил слова Никевии о том, что Марик очень хочет детей.

«Что мне делать? — думал он, чувствуя, как к горлу подступает ком. — Что же мне теперь делать?»

Он представил себе, как это будет: растерянное лицо Марик, её попытки скрыть своё разочарование и как-то спасти ситуацию, слова, которые она будет тщательно выбирать, чтобы не обидеть калеку. Постель под золотистым пологом, мерцающее в темноте пламя свечей.

«На что я рассчитывал, когда писал это письмо? — потрясённо подумал Хайнэ, впервые задав себе этот вопрос. — На что?!»

Ответа он не знал, однако одно было ему теперь совершенно ясно — лучше умереть, чем позволить всему этому произойти.

«Нужно придумать какой-то предлог, — лихорадочно подумал он. — Каким-то образом отказаться от этой встречи. Но как?!»

Хайнэ заметался по комнате, не обращая внимания на боль в ногах, и метался до тех пор, пока не осознал, что никакого выхода нет.

Он сказал Марик, что Энсенте Халия в городе, и даже если удастся под каким-то предлогом избежать завтрашней встречи, то Марик просто перенесёт её на другой день…

Он сам, своими руками, выкопал себе могилу.

Совершенно обессилев, он рухнул на пол у приоткрытого окна, и какое-то время сидел, опустив голову и позволяя ветру играть со спутанными волосами.

«Нет. Нет, есть один выход, — внезапно пришло ему в голову. — Но это…»

При мысли о том, что он собрался сделать, лицо его жалко искривилось, а из груди вырвались сдавленные рыдания, но рука уже сама собой потянулась к бумаге.

На мгновение он замер, и капля чёрной краски, сорвавшись с кисти, упала на лист.

Преодолев минутное замешательство, Хайнэ начал писать письмо — не такое уж длинное, всего пару строчек, но выводил он их, как ему показалось, не тушью, а собственной кровью.

Глава 12

В тот день, когда Хайнэ остался после приёма во дворце, Хатори вернулся домой злее некуда.

Он редко по-настоящему злился, и если бы его попросили объяснить, что именно вызвало у него столь сильные эмоции на этот раз, то он, пожалуй, не смог бы этого сделать, но в гостиную он ворвался, чуть ли не пинком распахнув дверь.

— Хайнэ заставили остаться во дворце. Мы должны что-то сделать, — сказал он ожидавшей его Ниси и вкратце пересказал случившееся.

Он ожидал, что госпожа его поддержит и тут же придумает какой-то план или, на крайний случай, предоставит ему действовать по собственному усмотрению, но она только задрожала и, обхватив себя руками, низко опустила голову — как человек, который смиренно принимает очередной удар судьбы.

— Всё это очень плохо, — растерянно пробормотала она. — Но раз уж так произошло, мы не можем заставить Хайнэ вернуться домой.

— Но госпожа, ведь вы же сами говорили, что ему может угрожать опасность со стороны принцессы! — не смог сдержать эмоций Хатори.

— Если мы в открытую пойдём против её воли, то будет ещё хуже! — возразила Ниси, глядя на него с какой-то мольбой во взгляде. — Я боюсь, что мы можем навредить Хайнэ, если попытаемся что-то предпринять. Прошу тебя, ничего не делай.

И Хатори оставалось только смириться, потому что не подчиниться приказу госпожи он не мог.

Но всё же, поднимаясь наверх, он кипел от негодования: как это возможно, сидеть и бездействовать, ждать, что дальше преподнесёт судьба, ничего не делать?

Быстро и довольно небрежно расстелив свою постель на полу, он забрался под одеяло, даже не раздеваясь, и лёг на спину.

Из-за приоткрытой балконной двери веяло ночной прохладой, и ей довольно быстро удалось остудить сначала разгорячённое лицо Хатори, а потом и жар эмоций в его груди.

Гнев сменило какое-то опустошение.

Он уговорил Хайнэ поехать в столицу, потому что хотел, чтобы брат больше выезжал из дома — затворничество было ему явно не на пользу. Книжки — это, конечно, хорошо, но ему стоило повидать мир, стоило больше общаться с людьми и перестать, наконец, стесняться своей болезни. А теперь получилось, что он снова заперт, но не дома, а во дворце, в окружении враждебно настроенных людей, один… без него.

Глубоко вздохнув, Хатори повернул голову и посмотрел туда, где на протяжении предыдущих нескольких недель расстилал постель Хайнэ. На полу всё ещё лежали несколько листов бумаги, которые брат разбросал по комнате впопыхах перед отъездом, а слуги так и не удосужились собрать; в приоткрытых дверях шкафа ярко полыхала цветная ткань многочисленных нарядов.

Внезапно Хатори стало ещё хуже, чем было до этого, хотя на сей раз дело было не в злости.

В чём именно — он сам не знал, но сердце его грызла остервенелая тоска.

Он не в первый раз ночевал в комнате один — такое бывало и раньше, когда он отвозил в Аста Энур рукописи Хайнэ.

Это не могло быть причиной тоски — так, по крайней мере, решил он сам и, расслабившись, закрыл глаза.