Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес" - Страница 42

Жар в груди стал сильнее.

«…твоё тело холодно, как лёд, а душа тверда, как камень», — пронеслись в голове слова Латены, и Иннин захотелось весело усмехнуться.

Как бы не так.

Впрочем, это всё равно было невозможно и не имело никакого значения.

Госпожа Ниси, тем временем, произнесла свою речь, поднесла символические дары и низко поклонилась. Теперь сказать надлежащие слова предстояло сыну.

А тот никак не желал поворачиваться в сторону куклы.

И даже глаз не опускал, как положено. Если и было в нём что-то, что осталось прежним, так это взгляд — прямой, самоуверенный, дерзкий.

— Мой брат, который должен был стоять сейчас рядом со мной, не смог попасть в этот зал и остался в саду, — внезапно сказал Хатори, и Иннин похолодела.

Что он делает, он с ума сошёл?!

Разве можно начинать приветственную речь с таких слов?

Судя по растерянному взгляду Ниси, она была удивлена и напугана не меньше.

В зале поднялся шёпот, однако Хатори как будто ничего не замечал.

— И поэтому я хотел бы говорить от имени нас обоих, своего и Хайнэ Саньи.

Только когда Хатори произнёс это имя, Иннин в полной мере осознала смысл его предыдущей фразы: Хайнэ здесь, он в саду!

Помедлив секунду, она обвела взглядом зал и, пользуясь тем, что всеобщее внимание было приковано к дерзкому юноше, незаметно поднялась на ноги и выскользнула через боковые двери.

Выйдя из павильона, Иннин с наслаждением глотнула свежего воздуха. Лёгкий осенний ветер, ласково коснувшийся её лица, напомнил о порывах другого ветра, тёплого, морского и напоенного благоуханием роз.

Инесс и Ранко…

Кем они могли быть?

Что-то подсказывало Иннин, что люди с этими именами уже умерли, и она не была уверена, что хочет узнавать их историю — в прошлый раз это было больно.

Она торопливо спустилась по малой лестнице в пятьсот ступеней — большая, в две тысячи, ведущая к главному павильону, осталась по правую руку, сияя разостланным на ней полоном с узором из золотых нитей.

Кленовые аллеи, тонувшие в осеннем багрянце, были, вопреки обыкновению, полны людей.

Как найти среди них брата?

«Он изуродован болезнью, — вдруг вспомнила Иннин и замедлила шаг. — Поэтому и не появился в зале».

Её охватило замешательство.

Каково будет увидеть его таким?

Она не боялась вида уродства, но…

Преодолев оцепенение, Иннин сделала шаг вперёд, но прежняя уверенность покинула её, и она сворачивала с аллеи на аллею, уже не вглядываясь в посетителей и не пытаясь догадаться, где может обнаружить брата.

Но, как оказалось, интуиция вела её лучше, чем до этого вёл рассудок.

«Вот он!» — кольнуло в сердце.

Иннин остановилась позади человека, сидевшего на скамье к ней спиной.

Волосы, очень длинные, иссиня-чёрные — волосы Санья! только божественная кровь даёт такой чистейший оттенок, без малейшей примеси золота, каштана или красного дерева — были, по последней моде, распущены и лишь у самых концов едва перехвачены широкой лентой с украшениями.

Ветер слабо шевелил более короткие пряди, не захваченные в причёску.

Несколько мгновений Иннин не могла заставить себя пошевелиться.

Что она увидит, обогнув скамью и посмотрев на брата? Лицо, когда-то красивое, а теперь покрытое уродливой коркой?

Думать об этом было невыносимо.

Поэтому оставалось только сделать.

И снова вспомнился прыжок со Срединной Стены… вот она ползёт по ней, обдирая  локти, стирая пальцы в кровь, в груди — пустота, в ушах — звенящая тишина, и страшно-страшно-страшно, но что-то словно толкает вперёд, потому что нужно успеть быстрее, пока её отсутствие не обнаружили, не догнали, не вернули назад. Потому что нужно, она должна это сделать, она хочет этого больше всего на свете! А ноги, тем временем, не находят под собой очередной опоры… всё, дальше нет никакого возврата, остаётся только прыгнуть.

Сидевший на скамье юноша повернул голову.

Солнечные лучи заскользили по совершенно белой, не тронутой даже каплей румянца коже, по длинноватому носу, по чётко очерченным бледным губам. Заскользили и утонули в глубокой черноте глаз, как в бездонном колодце.

Нет, он не был изуродован.

«О Великая Богиня, так это были только пустые слухи, а я, как глупая простолюдинка, поверила им!» — Облегчение волной прокатилось по телу Иннин, и только выдержка, закреплённая многолетними испытаниями, позволила ей не задрожать и не засмеяться.

Она позволила себе лёгкую улыбку.

— Ну здравствуй, — проговорила без излишнего волнения в голосе, но тепло.

Хайнэ молчал.

«Неужели не узнаёт?!» — уже успела изумиться Иннин, когда брат всё-таки подал голос.

— Рад видеть, — пробормотал он и опустил взгляд.

Такая реакция поначалу привела Иннин в недоумение, а потом она вспомнила детство, их всегдашние ссоры с братом, лютую ненависть друг к другу. Теперь вспоминать об этом было смешно, но это для неё, а, может быть, для Хайнэ всё осталось по-прежнему?

Впрочем, не важно.

Она всегда задавала тон в их отношениях, а Хайнэ оставалось следовать выбранной линии поведения. Всё-таки он младший брат, он родился на целый час позже неё… Она первая начала с ним препираться, скорее, забавы ради, чем от искренней неприязни, она же и положит этому конец сейчас, спустя шестнадцать — или сколько там прошло с момента первой ссоры? — лет.

— Хайнэ! — Она подошла ближе, обхватила его за плечи, сдавила в объятиях. — Я так сильно по тебе скучала, здесь оказалось совсем не так, как я думала, мне было трудно!

Великая Богиня, если кто-нибудь сейчас это услышит, то ей конец…

А, всё равно не важно.

Хайнэ, явно не ожидавший такого порыва, поначалу не шевелился, но потом поднял руку в неуклюжей и довольно безуспешной попытке ответить на объятие. Однако прикосновение его было очень осторожным, едва ощутимым, и Иннин чувствовала сквозь несколько слоёв шёлковой одежды, как сильно напряжены его худые, даже костлявые спина и плечи.

Вот глупый.

Иннин отстранилась, не убирая рук с плеч брата, и заглянула ему в лицо.

— Мне нужно было запустить в тебя куском агуалы, чтобы ты почувствовал себя более непринуждённо? Поверь, я могла бы, но сейчас осень, где я возьму агуалу?! — Добившись лёгкой улыбки в ответ, Иннин сильнее стиснула плечи Хайнэ. — Какими же идиотами мы оба были, правда?

— Да, да. — Хайнэ засмеялся, но как-то принужденно, и по-прежнему избегая смотреть сестре в глаза.

Иннин предпочла списать это на особенности характера — он всегда был довольно робок с чужими людьми, а они восемь лет провели в разлуке.

— Как там моя любимая книга про принцессу Амасту? — весело спросила она, усаживаясь рядом с Хайнэ на скамейку. — Я велела тебе хорошо заботиться о моих вещах! Надеюсь, ты выполнил наказ старшей сестры?

— Всё в целости и сохранности. Я… — Хайнэ осёкся, посмотрел куда-то в сторону, а потом всё-таки продолжил: — Что касается книги, то я потом хотел раздобыть себе второй экземпляр, но Хатори не смог найти его ни в одной лавке столицы. Пришлось переписывать самому, но если бы ты мне её не оставила, то переписывать было бы не с чего. Даже странно, что у отца в библиотеке не оказалось такой же… В любом случае, спасибо. — Он помолчал, потом чуть улыбнулся. — Не думал, что когда-нибудь скажу это тебе.

Иннин во второй раз почувствовала волну облегчения, более слабую, но не менее приятную: наконец-то Хайнэ начал говорить сам, а не только реагировать на её фразы.

— Ничего не странно, — фыркнула она. — Вся книга наполнена прославлениями принцессы и её достоинств, размышлениями об особом пути женщины, а для отца это как кость в горле!

— Да нет, там больше про любовь.

— Про любовь?! — изумилась Иннин. — Хайнэ, прости меня, но ты несёшь чепуху! Где ты там такое увидел? Ну ладно, у Амасты было множество возлюбленных, но ни один не значил для неё больше, чем её главная цель. Эта книга —  про чудеса, про возвращение того, что отняли несправедливым путём, про долгий путь домой!