Хозяйка истории. В новой редакции М. Подпругина с приложением его доподлинных писем - Носов Сергей - Страница 8

А он ест. Он уже там. Весь в Крыму.

– Что же ты, мой муж дорогой, так меня сдал легко. Вон моча моя уже по рукам пошла. Анализируют.

– Не болей, – говорит. – Впредь не простужайся. Я не виноват. Я поделать ничего не могу. Такова мощь государственной машины.

Улетает вечером. Без меня. Мне-то перспектива Крыма (его) не слишком приятна. Фантазировать стала…

– Слушай, муж ты мой дорогой, ну а если такие способности у кого-нибудь еще обнаружатся, отвечай, тебя от меня заберут?

– Что за глупость говоришь? Кто меня может забрать?

– Партия и правительство. Не знаю кто. Руководство Программы. Еще кто-нибудь.

Шучу как бы. Место не лучшее для серьезного разговора. Но Володька уже сам завелся.

– Во-первых, если что, и без меня справятся. Я тут звено не главное. Вон уже сколько натренировано. На тренажерах… А во-вторых, ты у нас единственная, и я что-то не верю, что их поиск чем-нибудь увенчается…

– Это, конечно, приятно слышать, что я «у вас» единственная, но мне бы все-таки хотелось, чтобы ты сказал «у меня».

– Я и говорю, «у меня». Единственная. У меня. Ты.

– Однако, в Крым ты без меня собираешься.

– Так ведь я же в командировку.

– Без меня.

– Так ведь ты ж заболела.

– А с кем?

– Вот дура! Один! С кем же еще? Ни с кем! С группой специалистов. Там, кстати, ни одной бабы нет.

– Что же вы будете делать возле Брежнева с Брандтом, если нет ни одной бабы?

– А ты думаешь, это такое большое событие – Брежнев с Брандтом встречаются? Ну и что? Ничего особенного. У них уже все решено. Подпишут бумажки, вот и вся встреча.

– Зачем же меня тогда тоже хотели взять?

– Чтобы ты отдохнула. Вместе со мной.

– Вот уж в это я никогда не поверю. Я знаю наш Отдел. Им нужна подоплека. Подоплека событий.

– Подоплеку можно и здесь организовать, – показал на альков.

– Там легче. Там контрастнее.

– Лена, может, это и так. Но сказать всего я тебе не могу, и не мне тебе объяснять почему. Тем более здесь. Я сам многого не знаю. Жаль, конечно, что тебя не будет. Ну, не расстраивайся. В Париж-то мы точно вместе поедем.

Вот как?

Брежнев, оказывается, в ноябре собирается в Париж – к Помпиду. Для меня это новость. Полетит генерал, и возьмут нас в числе советников.

Париж так Париж. Стали спорить, как фамилия того инженера – Эйфель или Эффель?[56]

Потом обсудили поля Елисейские. Володя утверждает, что это никакие не поля, а улица. Вроде улицы Горького.

Ему хочется отдохнуть от меня. Это естественно.

За последние года три мы не вместе первые дни будем. Ночи, вернее.

13 сентября

Скука – ужаснейшая…

14 сентября

Очень смешно, когда гинеколог прикидывается терапевтом. А сексолог – едва ли не священником.

Скука ужаснейшая.

У меня капризы, и они им потакают.

Кровь из вены – дала.

15 сентября

Есть тут таинственный автомат. Уж больно способный. А что до способа – то способ «самый (сказано) прогрессивный».

Я любопытна. Но не настолько.

16 сентября

Крым. Новости. «Встреча будет продолжена во второй половине дня».

Во второй половине дня у меня болел низ живота. Никому не сказала.

17 сентября

Энцефалограмма.

Вся голова в электродах, как в бигуди, а ты сидишь с умным видом и изумляешь их, а чем – самой не известно. Но – изумляются. Импульсами головного мозга.

Хуже всего, в этом учреждении даже поговорить не с кем. Пробовала читать – бросила. Скука. Ничего не хочу.

На первой полосе «Правды» – итоги встречи в Крыму.

А я ревнива.

Даже очень ревнива.

18 сентября

Может, меня опоили? Утром дали стакан какого-то сока, с витаминами – похожего на гранатовый. Зелье приворотное. К «самому прогрессивному»?

Я же сказала себе: не выйдет.

Алевтина Геннадиевна, просто Аля. Со вчерашнего дня мы с ней на ты, мой доктор-куратор и в некотором смысле………[57], поведала мне кое-что о себе.

С обезоруживающей откровенностью.

Обезоруженная ее откровенностью, я просматривала, сама не знаю зачем, графики, таблицы, диаграммы – в общем, результаты исследований ее, как она выразилась, естества, причем «самым прогрессивным способом».

Как бы Пастер, делающий сам себе прививку. Это она.

А для меня – пример трезвого отношения к делу. С их точки зрения. («Без предрассудков!»)

Вот и вышло[58]: я о ней знаю едва ли не все, притом что и знать не хочу, а она обо мне и того не знает, что надо ей знать по долгу службы.

Я как бы обязана.

Работа у нее такая – исследовательская.

Аля замужем, любовника у нее нет, был три года назад санаторный с кем-то роман, все тогда и закончилось, а мужа она «любит и уважает», называет «хорошим» и «с тараканами в голове» и к сексу относится философски: личное не путает с интимным, последнее может и не быть личным – намек на мою ситуацию. Она меня старше лет на шесть, мы не были раньше знакомы, но я с ней на ты по ее предложению, хотя и схожусь очень плохо с людьми. На то и психолог, чтобы снять с меня что-то. Внутреннюю установку на –

«дистанцирование».

Это значит, ко всем у меня, кроме мужа, такое –

дистанцирование –

ко всем мужикам и не мужикам – ко всему, включая «самое прогрессивное».

Но ведь мой-то как раз дальше всех теперь, дальше некуда, как далеко. Никогда так далеко от меня не был. Не дистанцировался.

«А ты представляй, что ты это с ним. Или с другим. Твое право».

И:

«Как я».

И – датчики на голове.

А я не хочу. А я не согласна. Не выйдет. Как ты.

19 сентября

Завтра меня выпустят.

Доктор Аля рассказывала мне про своего «хорошего» – с тараканами в голове. Тяжелый случай. Сначала я думала, вызывает на откровенность, но потом поняла: ей и поговорить не с кем. Она говорила – я слушала.

Вечером пришел главный. Поцеловал руку, приветствуя.

– Благодарим вас, Елена Викторовна, за то, что вы согласились у нас побывать. Вы и представить себе не можете, как далеко за эти дни продвинулась наука.

Я улыбалась.

Он удалился довольный.

20 сентября

Провожали с цветами – после обеда. Володька приехал за мной на машине. Только что возвратился из Крыма. Загорелый. Красивый. Много купался.

– А еще? Еще что делал?

На Брежнева смотрел.

– А еще?

На Вилли Брандта.

Брежнев… Брандт… Солнечные ванны…

– Ну, ведь не за этим же ездил? Не только за этим?

– Я много работал… в основном над теорией…

– А не в основном?

– Гм, – он задумался.

– И с кем?

– То есть как?

– С кем ты работал, спрашиваю. Не в основном.

Он – мрачно:

– С ребятами.

Мне вдруг так стало обидно (мы уже домой приехали), так стало обидно за этот юлеж его, за то, что по капле выдавливаю, и за себя саму, дуру, на десять[59] дней запертую ни за что ни про что, – а он еще возьми и спроси:

– А ты?

В смысле: «С кем ты работала?»

Юмор такой.

Тут я и психанула. Да еще как.

Самой смешно сейчас вспоминать, что выкрикивала.

Про пояс верности. Взял бы да и надел!

Словом, отдохнула в стационаре, восстановила нервную систему.

Он испугался – про пояс верности. Действительно, при чем же тут пояс верности, спрашивается. Так и спросил – и вполне трезво. А ни при чем. И не обо мне речь. Просто очень уж это досадно: я даже в мыслях себе ни одного романа на стороне позволить не могу, ни-ни пофлиртовать с кем-нибудь… Даже в мыслях! Вот какая самодисциплина!.. Словно стержень внутри!.. Зачем? Почему? «С кем ты работала?» – С Автоматом! Вот с кем! А ты-то, ты-то с кем?