Я просто тебя люблю (СИ) - Снежинская Катерина - Страница 11

Шаверка облокотилась о луку седла, наклонилась вперёд, действительно без всяких церемоний Арху рассматривая. Ведунье даже захотелось в зеркало глянуть, проверить, не испачкано ли лицо, причесаться, одежду там почистить. В общем, выглядеть получше.

— Муж есть? — грозно спросила женщина.

— Нет, — пожала плечами Арха.

И смущённо кончик носа почесала, искоса глянув на своих спутников, подсказки ожидая. Как с этой странной себя вести-то? Может, кланяться надо или ещё чего? Но на помощь ей никто бросаться не спешил. Шай, безмятежный, как небо, рассматривал горизонт. Отец траву изучал.

— И жениха нет? — насупилась шаверка.

— Жених есть, — не слишком уверенно отозвалась ведунья. И вспомнив, что папаша этим фактом даже гордился, решила побольше очков заработать. — Хаш-эд, лорд Харрат.

— Йе, — одобрительно кивнула… ну, бабушка, наверное? — Хороший жених. Убьёшь потом.

Арха закашлялась подавившись.

— Нет, вижу, в мою ты породу пошла, не смог отец опоганить. Хорошая девочка. Конечно, в этих городах ничего, кроме навоза, не налипнет. Но исправим, что не поздно. А что поздно, то отрежем. Дай обниму.

Ведунья и вякнуть не успела, как её родственница к крепкой груди прижала. Точнее, что-то вроде невнятного: «Вя!» — у неё и получилось. Потому как объятья у любящей бабушки покрепче Дановых оказались. Ну и ещё потому, что рукоять сабли, у «старушки» на поясе висевшей, впилась лекарке в живот.

И всё равно от вопроса Арха не удержалась.

— А это кто?

— Где? — не поняла степнячка, не сразу догадавшись обернуться. — А это! Да не обращай на них внимания, наложники мои. То есть обращай, если нужда припрёт, пользуйся. Только вот того, с браслетом на руке не трогай. Им пока не делюсь.

Наложники — трое мускулистых, хоть и непривычно коренастых шаверов, увешанных оружием, как ёлка шариками, абсолютно голых по пояс и, кажется, даже маслом намазанных — на это замечание никак не отреагировали. Лишь тот, что моложе всех выглядел, примерно ровесник самой Архи, бросил на лекарку заинтересованный взгляд и тут же замер в каменной неподвижности.

— Ну что, внучка, решила я признать в тебе свою кровь, — улыбнулась степнячка, продемонстрировав треугольные, подпиленные зубы. — Будешь гостьей. Мой шатёр, мои табуны, мои мужчины и моё золото отныне и твоё. Слово моё слышали?

— Йе! — разом грохнули наложники так, что перепуганная Ведьма на месте заплясала, едва не отправив хозяйку в траву.

— Этот, белобрысый, с тобой? Раз с тобой, то пусть при тебе и остаётся.

— Ну, вообще-то, она моя гостья, — решил-таки продемонстрировать своё умение говорить Шай.

— Ты из этих, кто вечно в гоне, что ли? — прищурилась шаверка.

— Точно, я лорд Шаррах, — согласился блондин.

— Ну так и нечего тебе тут искать! — рявкнула нежная бабушка. Хорошо рявкнула. Таким голосом войсками командовать. — Моя земля, и мои табуны!

— А я ничего и не ищу, — на удивление спокойно ответил красавчик. — Только сопровождаю вашу внучку, уважаемая Агной-ара. И слежу, чтобы с ней и вашим будущим правнуком ничего плохого не случилось.

— Правнуком? — повеселела степнячка. — Так у нас сегодня двойной праздник!

— Йе! — поддержали её идолоподобные наложники.

Видимо, принято тут так было — орать по поводу и без.

— А тебя, выкидыш моего чрева, я к шатрам не зову!

— Ну и слава Тьме! — не слишком тихо буркнул Каррен, видимо, общения с матушкой не жаждавший.

И, не откладывая дела в долгий ящик, лошадь свою обратно развернул.

— А ты, внучка, желанный гость у моего очага, — жутенько осклабилась шаверка. — Можешь звать меня арычар. Что, даже языка не знаешь? Козий навоз твой отец, а не родитель! — это она вслед сыну своему крикнула и пояснила, голос, к счастью, понизив. — «Арычар» на истинном языке означает «бабуля». Вот так ко мне и обращайся.

Арха неуверенно кивнула, пытаясь понять, что ей делать: от радости прыгать или всё-таки плакать.

Глава четвёртая

Рано или поздно у любой женщины наступает время, когда она понимает самку богомола

(Из наблюдений мистрис Шор)

Сегодня с утра Арха со своими чувствами окончательно определилась: плакать ей хотелось. Уж слишком горячим гостеприимство степных шаверов оказалось. Настолько горячим, что сейчас ведунья и в седле-то с трудом держалась — всё тянуло её на ведьмову шею прилечь, да глазки закрыть. Лучше бы, конечно, растянуться на войлочном ковре, который нежная бабуля кошмой назвала. Кстати, штука оказалась на удивление удобной. Кошма, понятно, не родственница. Но за неимением лучшего и лошадиная шея вполне сгодится.

От жёсткого вяленого мяса, чересчур жирного бульона, а больше, наверное, от варёных бараньих глаз и мозгов, которые ей вчера как особо почётной гостье подали, желудок немилосердно крутило. Голова до сих пор раскалывалась, не в силах полученные впечатления переварить. Всё-таки дикий коктейль из воплей, непрерывного буханья обезумевших барабанов и плясок среди костров практически голых, дико орущих мужчин, неподготовленному существу с ходу принять сложно.

Ну а от местного пойла просто тошно. Свернувшееся и опять-таки слишком жирное молоко, густо приправленное створоженными комочками, солью и пряностями, оказалось не только мерзким на вкус, но и коварным. Последнее, что Арха со вчерашнего вечера помнила — это как она на коленях свежепреобретённой родственницы свои беды выплакивала. Ну а дальше осталось лишь одуряющее метание костров, мельтешение бьющихся в судорогах теней и воинственные кличи, выдавливающие воспалённый мозг. Было ли это правдой или привиделось в кошмаре, порождённом шаверским гостеприимством, лекарка понять не могла.

А вот с утра — пожалуйста! Приспичило бабуле продемонстрировать внучке свои табуны. И ведь не откажешь же! Забирайся на лошадь, пристраивай мягкое место к седлу, а себя к реальности. Да старательно делай вид, что тебе всё нравится. Что за жизнь?

— Про тебя не знаю, нарчар, — ни с того ни с сего выдала бабушка, будто уже начатый разговор продолжая. — Никогда я не была умелицей чужую жизнь судить. Могу только про себя сказать. Станешь слушать?

— Стану, — кивнула Арха, потёрла глаза, прогоняя тошно-дурную сонливость. — Ещё как стану-то, арычар.

Всё правильно, всё как надо: любовь и полное взаимопонимание — она степнячку зовёт бабулей, арычар то есть. А родственница её в ответ нарчар — внученькой. Кто там последний в очереди за умилением? Кажется, Шай. То-то красавчик во весь рот ухмылялся. К счастью молча. Ехал себе позади тихонько: сразу за хвостом Ведьмы, но впереди «наложников».

Историю же степнячки и впрямь послушать хотелось. На вчерашнем-то празднестве, кроме неё самой и бабушки женщин Арха не заметила. Зато мужчин хватало, много их было: от подростков до глубоких старцев, едва на ногах самостоятельно стоявших. И к арычар все они относились с почтением, кто-то даже с откровенным с подобострастием. А это с толку сбивало.

— Йе, — согласилась шаверка. — Слушай тогда. Мужа достойного мне долго найти не могли. У отца коней и овец без счёта было, половина степи ему принадлежала, — Шай кашлянул. — Говорю, ему принадлежало! — веско повторила бабушка, даже головы в сторону блондина не повернув. — Да и мной родитель гордился: ни одна из невест не могла поспорить со мной красотой и силой. На скачках я первой была, табуны водила и по солнцу, и по звёздам, ни одного жеребёнка в пути не потеряв. Кнутом волку хребет перебивала, а стрелой птицу в глаз сшибала.

— А про скромность мою вся степь от края до края песни слагала, — бормотнул блондин.

Степнячка и это предпочла мимо ушей пропустить.

— Но однажды пришёл он — сын старого врага моего отца. Неткей привёл столько коней и овец, что травы стало не видно. А в придачу к ним дал он не считано кошм вышитых и золота.

— Мешок, естественно, — снова не удержался красавчик.