Пламя Атлантиды (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame" - Страница 40

Миниатюрная охотница, которую вырубил Ведикус, пришла в себя и подползла к подруге, осматривая ее ожоги. Старейшина устало покачала головой.

— Хорошая стратегия, Димитрий. Признаться, я тебя недооценила.

— Ваше презрение к мужчинам подчас затмевает разум, и вы не видите дальше собственного носа, — необходимость играть в игры отпала. — Ты же была слишком надменна, чтобы заключить со мной сделку и позволить моему другу уйти, смотри, к чему это привело. Одна обожжена, другая бы отправилась к вашим богам, не поспей я вовремя. Я дал слово, что не буду противиться, но спаркалиец такого слова не давал.

— Ты так же умен, как и глуп, воин Украины. — Произнесение названия родной страны из уст древней дикарки казалось нереальным. — Твой друг не подверг бы себя риску ради тебя. Ты зря полагаешь, что работа в шахтах более ужасна, чем твоя участь.

— Я как-нибудь это переживу.

Роксана поднялась на ноги. Несколько мгновений она молчала, затем покачала головой.

— Остерегайся играть в подобные игры с Лаэртией, отчаянный храбрец, иначе ты будешь молить своих богов о смерти, как об избавлении, — тихо произнесла она, и Савичев с удивлением различил в ее голосе ноты практически дружелюбного сопереживания…

Грациозное животное цвета нектара черных зерен с молоком медленно подкралось к воде, настороженно оглядываясь назад, опасливо повело овальными ушками. Лишь убедившись в том, что никто ему не угрожает, опустило вытянутую мордочку, зачерпывая воду языком, дергая коротким хвостом.

Латима скосила глаза на Аларикса, замершего в седле, и пожалела о том, что не взяла с собой арбалет. Спаркалийские карелы пришлись ей по вкусу во время ежекруговоротных пиров. Аларикс перехватил ее оценивающий взгляд, и в его светлых глазах сосредоточенный лед сменился всполохом агрессивного пламени. От одного только взгляда Латима едва ли не теряла голову, но сейчас ничем не выдала своего смятения и возбуждения, которое в последнее время покидало ее очень редко. Время ее дипломатической миссии подходило к концу. Если поначалу Лучезарная жаждала как можно скорее уладить все острые углы касательно будущей торговли и консолидации в случае военной угрозы, чтобы вернуться в родной с детства лабиринт каменных улиц и акведуков, в роскошь дворцовых зал, к зеленым равнинам и густым лесам Атланты, то сейчас боялась признаться себе, что мысль о скором возвращении вызывает щемящую тоску.

Криспида наказала свою дочь даром высокого чувства к тому, с кем ей никогда не достигнуть абсолютного взаимопонимания. Дети разных миров, таких различных культур и жизненных укладов. Он продолжал видеть в женщине игрушку для чувственных услад, презрительно игнорируя даже военные достижения и навыки. Латима почти признала в нем равного себе. Воспитанная в матриархальной империи, жестокая и безжалостная, она готова была протянуть ему руку равноправия. Увы, Фланигусу этого было недостаточно. Он привык всегда и все получать сполна, не зная полумер. Любить — исключительно по своим правилам. Обладать — в самом прямом смысле этого слова. Наверное, любая бы другая на ее месте бежала бы сломя голову от подобного мужчины. Но Латима с детства не знала понятия «страх», его заменили осторожность и уверенность в собственных силах.

Скосив глаза, гордая амазонка наблюдала, как Аларикс, словно гибкий тигр, крадущийся к своей добыче, бесшумно выскользнул из седла, не сводя взгляда с безмятежного карела у водопоя. На миг замерло все вокруг, доли упавших капель — затем птицы возобновили свое пение, ветер пробежался невесомым поглаживанием по зарослям осоки, вызвав легкую зыбь на поверхности пруда. Латима злорадно улыбнулась. Вряд ли Алариксу удастся подкрасться к добыче незамеченным, скорее всего, он спугнет ее где-то на середине своего пути. Это она, безжалостная Лучезарная, обладала умением двигаться подобно бесшумной тени, Ночь, ветер и звуки природы были ее союзниками. Однажды она и четыре Пантеры под покровом ночи проникли в лагерь Черных работорговцев, превосходивших их численностью в десяток раз, и вырезали всех до единого. Презренные шакалы не успели даже проснуться и поднять шум. Какая ирония — у мертвого предводителя тогда обнаружился кошель спаркалийских монет. Эта патриархальная империя не жалела сокровищ, чтобы заполучить в свои руки несгибаемых атлантских красавиц лишь с одной-единственной целью — получить удовольствие от процесса приручения амазонок. Ее религия утверждала, что спаркалийцы и атлантки возродились из одной ветви жизни. Жестокая ирония судьбы развела их по разные стороны баррикад.

Вопреки ожиданиям Латимы, Аларикс вовсе не крался и не прятался. Уверенно расправив широкие плечи, он шагнул навстречу насторожившемуся животному. Девушка не сводила глаз с его высокой фигуры истинного воина, позволяя искрящимся змейкам предвкушения опутывать ее тело невидимой сетью, такой сладкой и плотной, что она беспрепятственно проникала под кожу, ускоряя бег сердца и заволакивая глаза красноватой пеленой. На спине императора остались следы ее ногтей, самая искренняя и неоспоримая метка, печать страсти, которая давно вышла за рамки обычного плотского вожделения. Желание вновь обвить руками эту спину, ощутить тяжесть бугрящихся мускулов, жар смуглой кожи и биение сильного, выносливого сердца становилось нестерпимым, Латима непроизвольно напрягла мышцы бедер, прикусив запульсировавшие губы. Это было безумием — так желать того, с кем у нее никогда не будет совместного будущего, кто не станет мириться с ее свободолюбивой сущностью и сделает все, чтобы сломить, опустить к своим ногам, отобрать свободу, которой она, Латима, наслаждалась с рождения, до последней капли. Непомерно высокая цена за возможность любить и быть любимой подобным мужчиной… таять от страсти в его объятиях каждую ночь и однажды потерять себя насовсем. Сердце пропустило болезненный укол острой тоски и сожаления. Криспида, ты была пьяна после хмельных возлияний в высоте лазурных небес, если твои стрелы сбились с траектории и пронзили два таких непохожих сердца!

Карел вскинул голову, когда перед ним появился Аларикс, готовый обратиться в бегство, но мужчина медленно поднял руки ладонями кверху, захватив взгляд дезориентированного животного в тиски своих светлых глаз. Лесная лань оцепенела, пропустив судорожную конвульсию по всему телу, но не тронулась с места, застывшая, придавленная железной волей самого сильного хищника на земле.

Брови Латимы непроизвольно поднялись вверх, когда мужчина, что-то прошептав, протянул ладонь, опуская ее на холку дезориентированной добычи. И зачарованное властью млекопитающее не отшатнулось и не дрогнуло, глядя в глаза своего охотника и палача, но созерцая в нем друга в этот момент. Губы Аларикса шевелились, Латима не могла разобрать слов на таком расстоянии, и карел словно внимал этим словам, позволяя себя гладить, теряя остатки воли и осторожности.

Лучезарная прекрасно понимала, что сейчас должно произойти, и впервые в жизни испытала сочувствие к животному. Да, тому самому, чьим мясом так любила лакомиться на пирах, а еще больше — охотится на них, попадая в глаз с дальнего расстояния. Вздрогнула и непроизвольно зажмурилась, когда ласковые руки Фланигуса сжались на шее безропотной добычи. Карел вскинулся, пытаясь вырваться из хватки голых рук мужчины, который сейчас продолжал ласково улыбаться, но Аларикс одним движением, которое со стороны показалось легким и невесомым, свернул его гибкую шею. Животное вздрогнуло и затихло, не издав ни звука, упав к ногам охотника.

Латима наблюдала за столь привычным для нее ранее исходом беззащитной лани, не понимая, почему сердце зашлось более ускоренным ритмом, а горло сжимает удушающей пленкой, словно это ее шеи сейчас коснулись ласковые руки императора Спаркалии.

Аларикс запрокинул голову, разминая шею, и встретил взгляд Латимы. Девушка только чудом успела взять себя в руки. В его глазах сейчас можно было прочитать его мысли открытым текстом.