Все мои женщины. Пробуждение - Вишневский Януш - Страница 23

Он взглянул на часы – было уже хорошо за полночь. Он нажал на кнопку домофона – никто не отвечал. Он решил, что, наверно, кто-то ошибся, и вернулся к столу с компьютером. Но через минуту послышался тихий стук в дверь. Она стояла на лестничной площадке – испуганная и смущенная.

– Меня впустил какой-то ваш сосед, менее подозрительный, чем вы. Я вам купила рубашку. Голубую. Она больше подходит к цвету ваших глаз, – робко сказала она. – Это я! Та дура с чемоданом! Ну, из аэропорта, – добавила она с улыбкой, когда Он слишком долго молчал, уставившись на нее в совершенном обалдении от ее неожиданного визита. – Я надела на всякий случай то же самое платье – чтобы вы вспомнили. Помните меня? – Она крутанулась вокруг своей оси. – Вы уж меня извините, что я, как девушка по вызову, к вам ночью явилась, но ведь по утрам вас дома не бывает, вечером тоже. Только ночью вот. Я уже успела это заметить. – Она осторожно и неуверенно вошла в Его кухню.

Когда с той недопитой бутылкой белого вина было покончено, они пили ее любимый зеленый чай и беседовали. Вышли из квартиры вместе – под утро. Он поехал на своем скутере на работу, а она – домой, чтобы до работы еще забросить в школу Доминику. Через несколько дней она Ему позвонила. Он вернулся домой пораньше – ради нее. Первый раз за несколько месяцев прибрался. Вечером она стояла в его кухне и разогревала привезенные с собой в эмалированном тазике Его любимые пироги с капустой и грибами. Она начала у Него бывать, но только тогда, когда Он ее к себе приглашал. И никогда не появлялась у Него в доме без предупреждения. Однажды утром в постели, после их первой ночи, она прижалась к Нему и прошептала:

– Знаешь, мы вчера поехали с Доминикой к филармонии, ну помнишь, где парк… так этот лебедь там действительно топтался. И совершенно не боялся машин.

Спустя три месяца Он начал оставаться ночевать у нее. Ставил будильник, что утром, до того как проснется Доминика, на цыпочках выйти из ее спальни. Один раз батарея в Его телефоне разрядилась и будильник не зазвонил. И к ним в постель влезла Доминика. Точно не получится вспомнить, когда именно Он стал жить у Юстины постоянно. И все-таки Он старался время от времени бывать у себя в квартире. Иногда проводил там всего несколько часов в неделю. Но никогда не пропускал платежей, все счета оплачивал каждый месяц. Наличие этой квартиры давало Ему уверенность, что в любой момент Он может туда вернуться от Юстины. Это было некрасиво и неэтично с любой точки зрения, но все-таки Он держал этот запасной вариант всегда. И через несколько лет им воспользовался. Кроме того, это место давало Ему ощущение некоей свободы, несмотря на существующую связь с Юстиной. Этой свободой, несмотря на многочисленные возможности, Он никогда не пользовался, когда был с Патрицией, а вот с Юстиной, с которой с самого начала у Него был самый разнообразный и очень качественный секс, пользовался при любом удобном случае и без всяких угрызений совести.

Как-то Он долго разговаривал об этом – не в кабинете, а в одном из отличных берлинских ресторанчиков в Шарлоттенбурге – со своим доктором Лоренцо, который за пределами своего кабинета становился очень душевным собеседником. До того как стать врачом по всем болезням, Лоренцо несколько лет был психиатром и практикующим психотерапевтом. И тем периодом своей биографии Лоренцо страшно гордился и хвастался. Как будто врачевание тела было для него каким-то гораздо менее важным, даже в какой-то степени постыдным, но очень доходным занятием, которым он занимается, исключительно чтобы зарабатывать на жизнь. По словам Лоренцо, большинство мужчин изменяют своим вторым и даже третьим женам, мстя таким образом, пусть и с опозданием, первым женам. По Юнгу[12] – Лоренцо, как и Он, не разделял всеобщего восторга по поводу Фрейда, венского рядового, но невероятно знаменитого невролога, – так вот, по Юнгу, только первая жена и никакая другая является символичным объектом, возбуждающим в мужчине героическое решение отказаться от своей сексуальной свободы. Это для нее самец, чаще всего молодой и неопытный, первый раз в жизни сам, по собственной воле заковывает себя в кандалы крайне неестественной для всех без исключения млекопитающих моногамии. И если этот самец в неволе в какой-то момент почувствует себя в своей моногамии недооцененным и униженным – то, как утверждает Юнг, а вслед за ним и Лоренцо, которому вино развязало язык, он затаивает в душе желание отомстить. Той женщине, ради которой первый раз сам запер себя в тюрьме. А все остальные, будь то жены или партнерши, в мужчине уже не вызывают этой нерушимой готовности хранить верность. Само их существование – как раз и есть доказательство того, что пожизненная моногамия мужчины, с немногочисленными исключениями, которые лишь подтверждают правило, – это лишь неосуществимая мечта, и призрачнее нее является разве что целибат, который, при всем своем католическом воспитании, Лоренцо парадоксальным образом трактовал как «единственное и наибольшее извращение». И после этого приводил данные какого-то живущего в США польского ученого, «непроизносимой фамилии которого не помнит», говорящие, что только сто пятьдесят из тысячи двухсот исследованных культур на Земле признают моногамию единственной и обязательной моделью супружества. «А это меньше каких-то ничтожных тринадцати процентов населения!» – вскричал Лоренцо и заказал у стоящей неподалеку молоденькой привлекательной официантки еще одну бутылку вина. И когда она, стоя перед Лоренцо с приклеенной на лице официальной улыбкой, показывала ему принесенную бутылку итальянского вина – того же самого, что и предыдущие три, а потом с усилием открывала ее электрическим штопором, Его добрый доктор, никогда не упускающий подобных случаев, не смотрел ни на ее лицо, ни на бутылку, а не отрывал взгляда от длинных, почти не прикрытых слишком короткой юбкой ног девушки…

Его личный врач Лоренцо при этом жил в первом и единственном браке со своей школьной любовью. Как потомок эмигрантов, которые в начале шестидесятых годов приехали в Германию из консервативнейшей в этом смысле, ультракатолической Сицилии, он воспринимал супружество как нечто сакраментальное, вечное, освященное и неразрывное. Заканчивающееся, может быть, со смертью. Это, однако, совершенно не мешало ему регулярно вырываться из «тесной клетки моногамии», как он это патетично называл. Он утверждал, что это оказывает очень полезное влияние на его сексуальную жизнь, а вследствие этого и на его общее самочувствие. Заявлял, что выигрывает от этого не только он, но и его близкие, включая жену (sic!). Он часто это повторял, причем не только после нескольких порций спиртного. И подтверждал свою очень удобно сконструированную теорию даже… эволюцией. По его теории у моногамных видов секс случается редко. Это объясняется с точки зрения эволюции очевидными и естественными причинами: зачем тратить ценную энергию на секс, если можно сделать ЭТО раз в два месяца – и будет потомство. Лоренцо распространял эту по-своему правильную и научно подтвержденную теорию на моногамных самцов рода «гомо сапиенс». Моногамный мужчина, даже не отдавая себе в этом отчета, если речь не идет о сексе для продолжени рода, является жертвой закрепившейся ошибки этого атавистического взгляда на поведение. Разумеется, с точки зрения Лоренцо. Или другого мужчины, который моногамным не является. Его эта ошибка тоже касается, но по-другому. Учитывая большое количество самок, ему естественным образом приходится расходовать эту энергию многократно. В тех же целях продолжения рода и по обязанности, потому что именно полигамность заставляет его обслуживать большее количество самок, что ведет к большому количеству проблем. Но несмотря на это, полигамный мужчина, благодаря «мудрости природы», более активен с сексуальной точки зрения, то есть чувствет себя лучше и обладает лучшим здоровьем. И тут подкованный в данном вопросе Лоренцо приводил данные о том, что секс позитивно коррелирует с уменьшением риска таких заболеваний, как ангина, язва желудка, инфаркт, инсульт, инфекционные болезни, новообразования, аллергии, артрит, алкоголизм, аутоимунные заболевания и даже туберкулез. Именно поэтому он своим пациентам, а особенно пациенткам всегда рекомендует как можно более частый секс, которого, по мнению Лоренцо, много не бывает. А если откровенно, то «дорогой господин доктор, народ в последнее время слишком мало трахается». Конец цитаты.