Ещё раз о психтроцкизме… - Внутренний Предиктор СССР (ВП СССР) Предиктор - Страница 3

Несомненно, Яковлев — сложная, многоплановая фигура. Мне до сих пор трудно понять, что побудило его изменить своё первоначальное негативное, крайне негативное отношение к суду над КПСС и стать в конце концов его активным участником. Что-то было вымученное, поддельное в его нарочитой «политкорректности», в его постоянных «разоблачениях» русской ксенофобии, российского «антисемитизма» [10].

В своих биографических воспоминаниях о детстве, которые я выслушивал зимними вечерами в конце 1988 года — начале 1989 года, Яковлев например говорил мне о прямо противоположном, о том, что русские в отличие от украинцев и поляков свободны от проявления юдофобии.

В любом случае, нет никаких оснований относить Яковлева к когорте «шестидесятников». Все «шестидесятники», и особенно их наиболее яркий и влиятельный представитель Егор Яковлев были ленинцами [11], все они обвиняли Сталина в том, что он «погубил идеалы Октября». Всем «шестидесятникам» без исключения, как когда-то сказал Булат Окуджава, не было «жаль старой России». Все «шестидесятники», как ленинцы и атеисты, были заклятыми противниками Русской православной церкви в частности и православия в общем. Все наши «шестидесятники» не любили и не любят русскую религиозную философию.

Александр Яковлев как политик и личность не укладывается в главном в эту мировоззренческую схему «шестидесятничества». Он, конечно, как и все «шестидесятники», любил критиковать патриотов. Но он не разделял никаких сантиментов по поводу Ленина и Октября. По инициативе Яковлева и с одобрения Лигачёва, СССР шумно отпраздновал в 1989 году тысячелетие крещения Руси. По инициативе Яковлева впервые за 70 лет советской власти были изданы, стали доступны для населения главные произведения русской религиозной философии. Он, в отличие от «шестидесятников» был принципиальным противником распада СССР, противником идеи суверенитета РСФСР. Он не любил Бориса Ельцина, был его скрытым противником [12].

Как поистине историческая фигура он не укладывается ни в «либеральную икону», ни в «сатанинский образ», живописуемый его врагами. Он является такой же противоречивой и драматической фигурой, какой была наша советская эпоха. Ангелов советская система не рождала по определению.

Но тем не менее всему, что в нашей жизни сегодня есть нормального — свободе слова, мысли, совести, свободы от железного занавеса, по праву на историческую, национальную память и многим другим политическим благам, мы обязаны во многом Александру Яковлеву».

В написанное А.Ципко могут поверить только те, кто не знаком с письменным наследием самого А.Н.Яковлева, либо те, кто по своему скудоумию не в состоянии соотнести высказанные А.Н.Яковлевым мнения с реальной жизнью. В действительности А.Н.Яковлев (как нравственно-психологический тип) куда менее загадочен, чем его представляет А.Ципко: просто не надо искать сложности там, где соотнесение с жизнью обнажает примитивизм и ущербность чувств и интеллекта, извращённость нрава.

Как сообщает А.Ципко в приведённой статье, А.Н.Яковлев — будучи секретарём ЦК по идеологии — дал ему задание: подготовить обзор всей антимарксистской литературы второй половины XIX — начала ХХ века, изданной на русском языке, систематизировать все основные «методологические просчёты, изъяны, ошибки марксистской доктрины».

Это задание А.Н.Яковлева и восторг А.Ципко по этому поводу — прямое подтверждение правоты оценки В.О.Ключевским представителей отечественной “элитарной” интеллигенции: “Русский культурный человек — дурак, набитый отбросами чужого мышления”.

Дело в том, что будучи профессиональным идеологическим работником на протяжении нескольких десятилетий, к моменту занятия должности секретаря ЦК КПСС по идеологии, А.Н.Яковлев обязан был досконально знать марксизм и фактологию истории (прежде всего СССР и КПСС такими, какими они есть в действительности). И соответственно, он обязан был видеть: в марксизме всё настолько не сходится с жизнью, что актуальной задачей развития общества является вовсе не создание подборки мнений критиков марксизма, а выработка альтернативной марксизму — адекватной жизни социологической теории. Причём в случае марксизма дело обстоит настолько скверно, что проще и полезнее изложить всё как есть практически с нуля без ссылок на труды классиков марксизма, нежели выискивать в обилии марксистской литературы первичные ошибки и их следствия — ошибочные выводы, сделанные на основе первичных ошибок.

Что касается смертного приговора марксизму, то А.Н.Яковлев к этому не имеет никакого отношения: его вынес ещё И.В.Сталин в упомянутой работе “Экономические проблемы социализма в СССР”:

«… наше товарное производство коренным образом отличается от товарного производства при капитализме». Более того я думаю, что необходимо откинуть и некоторые другие понятия, взятые из “Капитала” Маркса, (…) искусственно приклеиваемые к нашим социалистическим отношениям. Я имею в виду, между прочим, такие понятия, как “необходимый” и “прибавочный” труд, “необходимый” и “прибавочный” продукт, “необходимое” и “прибавочное” время. (…)

Я думаю, что наши экономисты должны покончить с этим несоответствием между старыми понятиями и новым положением вещей в нашей социалистической стране, заменив старые понятия новыми, соответствующими новому положению.

Мы могли терпеть это несоответствие до известного времени, но теперь пришло время, когда мы должны, наконец, ликвидировать это несоответствие» (“Экономические проблемы социализма в СССР” М., 1952, стр. 18, 19).

Если из политэкономии марксизма изъять упомянутые Сталиным понятия, то от неё ничего не останется со всеми вытекающими из этого для всего марксизма последствиями, поскольку отказ от метрологически несостоятельной марксистской политэкономии неизбежно влечёт за собой ревизию философии диалектического материализма, методология познания которой породила марксистскую политэкономию. А иная философия с иной методологией познания, в свою очередь, неизбежно породит и новую политэкономию, и новую социологию в целом.

Если А.Н.Яковлев действительно знал марксизм и факты истории, то он не мог не знать содержания этой работы И.В.Сталина; если он был действительно умный, то он обязан был понять сам, что никто иной как Сталин — первый из партийных и государственных деятелей СССР, кто вынес марксизму научно состоятельный смертный приговор; поняв это, он обязан был признать, что для выхода СССР из кризиса и созидательного разрешения проблем ко благу всех народов страны, всех честных тружеников, необходима альтернатива марксизму.

Но позиция А.Н.Яковлева (собрать воедино всю критику марксизма, не выработав альтернативной ему жизненно состоятельной социологии) изначально была эквивалентна безальтернативному обрушению культуры и государственности СССР, что открывало возможности к культурологической агрессии против народа страны извне. В этом же русле политики обрушения СССР лежит и кампания по фальсификации предъистории Великой Отечественной войны, осуществлённая под его руководством (кривотолкование истории заключения и значения пакта «Риббентроп — Молотов», снятие ответственности за расстрел 15 000 польских офицеров в лагерях под Смоленском в 1941 г. с гитлеровцев и возложение вины за их гибель на СССР [13]). Именно эту изначальную ориентацию А.Н.Яковлева на обрушение СССР [14] и подтвердило дальнейшее течение событий.

Эта позиция А.Н.Яковлева и А.Ципко контрастна по отношению к позиции И.В.Сталина по вопросу о необходимости проведения политики на основе выработки теории.

В газете “Завтра” № 50 (211), 1997 г. опубликовано интервью с бывшим главным редактором журнала “Коммунист” Р.Косолаповым, в котором Р.Косолапов сообщает следующее: