На солнце или в тени (сборник) - Кинг Стивен - Страница 15

Кармен направилась по длинному коридору с дюжиной узких белых дверей, спасенных с потерпевшего в Бискайском заливе кораблекрушение океанского лайнера «Сабина». Прошла через комнату с выходившей к воде дверью и села на красный диван в соседней, где на воду смотрело окно, но двери не было. Сняла шляпку и шарф и расстегнула заколку, стягивавшую ее волнистые волосы. Она была высокой, светлокожей, но без веснушек, прекрасное утонченное лицо, руки сильные. Ее голубые глаза с поволокой подходили по цвету к трепетавшим на ветерке занавескам.

Она открыла, устроив на низком столике бок о бок, обе книжки и положила рядом хранившийся в доме эускеро-английский словарь. Хотя она изучала язык эускера и провела два лета в стране басков, все равно читала с трудом – мысленно проговаривала текст и, спотыкаясь, беззвучно переводила. В этот дом ведут две двери… До нее донеслись запахи из расположенной через много комнат кухни. Жарился шалот, шипело на гриле филе амадая, в духовке пеклось печенье.

Повар поймал рыбу этим утром, забросив удочку из двери, выходившей в море; его ноги при этом свешивались с порога, а волны лизали пятки его сандалий. Его звали Соломон Фабиус. Много лет он работал на Каллету, мать Кармен. Когда та умерла и оставила дом дочери, он сохранил за собой место. Пообещал Каллете, что даст Кармен экземпляры книги «Комнаты с видом на море». Испанец, родившийся в Сенегале, он говорил по-французски, по-сенегальски, на эускера и по-испански. А вот английским, хотя давно обосновался в Америке, владел еле-еле. Утверждал, что и без того знает достаточно языков. Каллета говорила по большей части на эускера, и это была одна из причин, почему она наняла Соломона. Остальные, включая Кармен и ее отца Клауса, редко понимали, о чем шла у них речь. Датчанин Клаус Ронсон был врачом, познакомился с Каллетой в Венеции и через два месяца женился на ней. Он умер, когда Кармен исполнилось шесть лет – через год после того, как в доме появился Фабиус. Каждый день рождения Ронсона Каллета пила то же шампанское, которым они чокнулись, когда он сделал ей предложение. Произносила тост в его честь и уверяла, что он единственный мужчина, которого она любила и будет любить. После смерти ее мужа они с Фабиусом говорили только на эускера.

Фабиус приехал в Испанию совсем молодым и изучал свое ремесло в лучших заведениях Барселоны и Мадрида. Он работал шеф-поваром в двух пятизвездочных отелях – в «Султане» в Бильбао и «Атлантисе» в Севилье. Его коньком была баскская кухня. Именно в «Атлантисе» после шестой перемены блюд влиятельный юрист из старинной баскской семьи Хуан Азарола признался, насколько его покорило мастерство Фабиуса. Азарола занимался юридическими делами в Кадисе, в пятидесяти милях к югу, и бывал во многих баскских ресторанах. Но даже в Пиренеях редко наслаждался такими редкими и изысканными блюдами, какие готовил Фабиус. Он сказал, что в Америке живет его богатая кузина и ей нужен повар. Сколько бы ни получал Фабиус в «Атлантисе», она обещает вчетверо увеличить его жалованье. Виза, вид на жительство, разрешение на работу и медицинское обслуживание – об этом обо всем позаботятся. А зарплату в названной им валюте будут переводить в любой банк мира по его усмотрению. Интересует его такой контракт? Ошарашенный Фабиус лишь наполовину поверил обещанному, сказав, что ему надо подумать. Азарола ответил, что ему нужен ответ через двадцать четыре часа, до того, как он уедет из Севильи. Фабиус навел справки – у своего босса менеджера отеля и в представляющей «Атлантис» юридической фирме. Отзывы об Азароле были безупречными. Предложение казалось заманчивым. Фабиус его принял и ни разу не пожалел. За последующие четверть века он порядочно разбогател и, хотя пока не признался в этом Кармен, намеревался вскоре уволиться и вернуться в Испанию.

Фабиус был широкоплеч, грудь колесом. Даже в свои шестьдесят восемь лет выглядел выше, чем на самом деле. Он обычно был одет в белую поварскую блузу и брюки, но без поварского колпака. Вместо него на копне седых волос красовалась красная феска с кисточкой. Его жилье в бесчисленных коридорах было настолько далеко от комнаты с дверью на море, что никто, кроме него, не мог найти туда дорогу. В том числе и потому, что согласился он на эту работу при условии, что его жилье останется навсегда и без всяких исключений его личным пространством.

У дома было еще одно, на взгляд Кармен, тревожное свойство. Чего, например, стоил факт, что в нем ежегодно, совершенно без содействия людей, появлялась новая комната. Это началось в тот год, когда появился Фабиус, за несколько месяцев до того, как Клауса Ронсона скрутил рак легких. Каллета Ронсон отгоняла мысль о связи двух событий. И никогда не сомневалась, что комнаты могли внезапно появляться, словно вырастали из моря. Утверждала, что подобное, опровергая обычные законы физики, происходит повсюду, только никто этого не замечает. В шесть лет Кармен попросила ее привести примеры того, что все-таки люди замечают.

– Есть саламандры с двумя головами и одним сердцем, – ответила Каллета. – А в бразильских нагорьях водопады, которые текут вверх.

– Ты все это сама видела? – спросила Кармен.

– Конечно. Откуда бы еще я об этом узнала? Такие чудеса – знак удачи или даже божественного благословения.

Кармен понимала, что для матери сама необъяснимость какого-либо факта делала его более реальным и важным. И по мере того, как росла, привыкала к круговой логике и полетам фантазии матери.

Но даже Каллета сдалась, когда ей сделалось ясно, что процесс не намерен прекращаться и неизвестно, сколько комнат в итоге будет в доме. Через семь лет она связалась с архитекторами, которых нанимал ее муж, и объяснила ситуацию. Те ей не поверили. И были потрясены, когда приехали с первоначальными чертежами и обнаружили семь добротно построенных и свежевыкрашенных комнат. Сначала они решили, что над ними хотят подшутить, а помещения возвели реальные строители в реальном времени. Но с какой стати было над ними смеяться? Особенно если учесть, что час их работы обходится Каллете в четыреста долларов. Через два года те же архитекторы нанесли ей неожиданный визит, рассчитывая, что застанут врасплох, но обнаружили две новые комнаты. Один из них, обследуя дом, заблудился и, оказавшись в темном помещении, споткнулся и сломал руку. Другой, из испанцев правого толка, чей отец служил диктатору Франко, сердито заметил компаньону, мол, вот что бывает, если соберешься работать на басков. И, решив побороть дьявольщину, в качестве меры экзорсизма сжег на лужайке чертежи дома. Прощаясь с Каллетой, он бросил, что ей нужен экзорсист, а не архитектор. На следующий день у него случился обширный инфаркт.

Месяц назад в один из промозглых дней с Кармен случилось нечто необычное. Она взяла небольшую лодку, некогда принадлежавшую ее матери. С детских лет она умела управлять этим суденышком, и ничего плохого с ней никогда не происходило. Но на этот раз в спокойном море поднялась высокая волна и перехлестнула через борт. Ее не ударило, и она не покалечилась, не потеряла сознания, лодка не перевернулась, но в то долгое мгновение, приподнятая волной и словно подвешенная во времени, Кармен испугалась, что ее унесет в море. Однако волна рассыпалась в водную пыль, море успокоилось, и она благополучно добралась до берега.

С того дня Кармен не сомневалась, что процесс умножения комнат ускорился: каждая новая возникала теперь не ежегодно, а ежемесячно. Сколько бы она ни пыталась их пересчитать, всякий раз цифра получалась иная. Снаружи дом оставался таким, каким его построили тридцать лет назад, но внутри с каждым новым обследованием становился все больше. В итоге Кармен убедилась, что не способна ориентироваться в собственном доме. В ее сознании он превратился в непомерно огромное сооружение. Теперь комнаты и коридоры не только преумножались – они раздвигались, сжимались, меняли положение. Планировка стала гибкой. В одном и том же коридоре в различные дни она находила ответвления то в четыре спальни, то в две. Но бывали случаи, когда он кончался тупиком с запертой дверью в кладовку.