Погребенные (СИ) - Шаман Иван - Страница 23

- Это приказ, Клав, отойди в сторону, я буду стрелять.

- Зачем? Тебе так важно убить его, что ты готов и меня с ним в расход пустить? Мы сохраняем жизнь даже взрослым особям, а это просто ребенок. Давай вытащим его из этой паутины проводов, обездвижим, если надо, у нас достаточно средств.

Внезапно Клавдия поняла, что она готова отказаться от возможности завести собственного ребенка, чтобы спасти этого маленького несчастного зараженного, который стоит здесь в окружении проводов, вероятно, не один десяток лет. Что, возможно, это самый верный и единственно возможный выход из ситуации. Решение крепло с каждой секундой, но до того, как она успела его высказать, ребенок застонал.

Звук стал настолько неожиданным, и в то же время простым и человеческим, что даже Ксеркс чуть опустил ствол рельсы. Клавдия повернулась и увидела, как ребенок тянет к ней маленькие ручонки. В его взгляде читалась мольба о помощи. Он тихонько стонал, прерывисто обрываясь на полузвуке.

 Клавдия не выдержала, быстрыми шагами пересекла разделяющее их расстояние,  опустилась на колени и обняла малыша. Даже сквозь броню она почувствовала, какая холодная у него кожа - не выше двадцати градусов. В этот момент он обнял её за шею маленькими ручками, прижимаясь всем телом. Его стоны превратились в щебет, похожий на прерывистое пение диковинной птицы. Он был нежным, жалостным и просящим, по крайней мере, так казалось Клавдии. Внезапный выстрел заставил её резко повернуть голову.

Она ещё успела увидеть, как падает Ксеркс, рядом с дымящимся пистолетом в вытянутой руке стоял Гектор. Его глаза были черными: местный разум как-то смог добраться до него даже без открытого соединения. Клавдия в страхе сильнее прижала к себе ребенка и почувствовала, что его ручки сильнее обнимают её.

Острая боль в плечах выгнула её дугой. Она посмотрела на ребенка и поняла, что его взгляд резко изменился, став холодным и хищным. Последнее, что она почувствовала, были тонкие, но чрезвычайно острые когти, раздирающие её позвоночник под пластинами хамелеоновой брони.

Отец Евстафий отдыхал, лежа на кушетке. Ему было приятно воображать, что он просто прилег, и браслеты на его руках и ногах лишь украшения, а не сковывающие наручники. Он давно потерял счет времени, но если бы кто-нибудь спросил, когда эта бездушная, говорящая уверенным спокойным голосом электронная тварь начала его пытать, он бы ответил, что целую вечность назад.

Встретившая их у парадных дверей голограмма представилась искусственным интеллектом научно-исследовательской станции, сокращенно Инной. Она сразу же разделила их с Онуфрием и поместила в разные комнаты, так что Евстафий даже не знал, жив ли тот. За много часов пытки он много раз слышал, что это делается для выявления угрозы с их стороны. Что, как только они расскажут всё, что интересует Инну, будут сразу же отпущены и им присвоят индивидуальный лабораторный номер, личный приоритет, и они смогут получить первую помощь, еду и одежду.

Евстафий сначала сопротивлялся. Это было сложно, потом стало очень сложно, а в конце - просто нереально. Его без зазрения совести душили, откачивая воздух из комнаты, топили в воде, чудовищно сдавливали, накачивая в комнату в разы больше атмосфер, чем возможно на Земле. Когда он думал, что все уже кончилось, это оказывалось новым началом. В распоряжении Инны было множество манипуляторов, электричество и набор знаний, собранный человечеством за долгую историю войн, интриг и конфликтов.

На определенном этапе Евстафий понял, что человек, будь он на месте Инны, каким бы жутким садистом, психопатом или просто больным ни был, давно устал бы: человеку требовались отдых и еда, нужны были перерывы. Машина гораздо страшнее: она ничего не чувствовала, не нуждалась в отдыхе, ей надо было лишь добиться цели.

В какой-то момент он понял, что начал говорить, осознал это не сразу, а когда пытки внезапно прекратились. Он говорил, а машина спрашивала. Спрашивала о том, что, казалось бы, совсем ни при чём: о погоде на поверхности, о том, какой сейчас день и год, о том, закончилась ли война и когда. В то же время она не спрашивала, откуда он, из какой паствы и с какого острова, сколько с ним человек, не задавала другие простые и обычные вопросы, которые бы задали в любой дознавательской комнате.

Многое можно было понять не только из ответов, которые давал он, но и из вопросов, которые задавала машина. Все они касались окружающего мира за последние семьдесят лет. Евстафий твердо убедил себя, что Инна перестала получать информацию из внешнего мира семьдесят лет назад, почти в самом начале последней войны. С другой стороны, она знала о зооморфах более чем достаточно. Это было ясно потому, что о них она спрашивала меньше, чем о вольных и киберах.

Допрос закончился пятнадцать минут назад, и он с наслаждением провалился в дрему. Разбудил его укол в область шеи. Первая мысль была: ну вот и докатились до психотропных препаратов. Однако он не почувствовал никаких изменений в собственном мышлении, зато перестал чувствовать боль от перенесенных изуверств. В какой-то мере он был благодарен за обезболивающее, хотя понять, зачем это машине, сразу не смог. Только когда через несколько минут браслеты на руках и ногах расстегнулись, а кушетка, изогнувшись, превратилась в удобное кресло, он понял, что произошли существенные изменения.

Евстафий оглядел помещение: белая комната три на три метра была полностью обложена небольшими плитами. Судить о том, из какого материала они сделаны, он бы не взялся. Они были белыми, шероховатыми на вид, пол чуть темнее, потолок светился ровным неярким светом, дающим именно столько освещения, сколько нужно, чтобы осмотреться. Кроме кресла-кушетки, на котором он сидел, в комнате была еще мебель: полностью белые стол, офисное кресло и небольшой диванчик. На столе лежала стопка белой одежды.

Евстафий всю жизнь провел в черном духовенстве и белую одежду надевал редко, но учитывая, что сейчас он был голым, решил, что цвет не имеет значения. Среди вещей были водолазка, штаны, носки и легкие тканевые туфли, всё из непонятного бесшовного и не волокнистого материала - вероятно, синтезировано или напечатано на 3D принтере. Ткань была плотной и приятной на ощупь. Плюсом стало и то, что одежда пришлась ему впору. После того, как он оделся, в стене из ниоткуда появилась дверь.

- Прошу вас выйти. - Черт знает, что его ждет впереди, но дважды повторять не пришлось: любое место лучше этой стерильной комнаты пыток. Небольшими быстрыми шагами он вышел из белой комнаты в такой же белый коридор. Как только он шагнул за порог, в комнате погас свет, дверь за ним закрылась. Коридор был длиной метров десять, с множеством дверей-ответвлений. Судя по тому, что расстояния между дверями были по два метра, за ними располагались такие же комнаты как та, из которой он вышел.

В левом конце коридора за открытой дверью виднелся небольшой зал. Подойдя ближе, он понял, что это столовая. Три ряда столов со скамейками по обеим сторонам были всё того же белого цвета. Никаких надписей вокруг не наблюдалось, из потолка в центре зала свисали манипуляторы, один из которых заканчивался странным экраном. Как только Евстафий вошел в комнату, манипулятор с экраном повернулся к нему и приблизился. На экране появилась улыбающаяся мультяшная рожица.

- Приветствуем вас в общественной столовой, посетитель нулевого ранга. Вы только что зарегистрированы в нашей системе и потому не знаете нашего постоянного меню. Сегодня вы можете выбрать на обед следующий список блюд, - вместо мультяшной рожицы на экране показался очень длинный список на любой вкус. Однако когда Евстафий начал его пролистывать, почти все наименования окрасились красным. В качестве объяснения значилось отсутствие продуктов быстрой разморозки и низкий ранг приоритета. Он выбрал витаминный напиток, манную кашу и ягодный джем.