Где правда, там и ложь (ЛП) - Гир Керстин - Страница 16

Ещё одна женщина, едва войдя в магазин, сразу показала на чёрную туфлю на ноге Нелли и спросила:

– У вас есть такие же 39-го размера?

Когда она ушла, унося с собой пакет с чёрными туфлями, Нелли скорчила матери довольную гримаску, сняла свои длинные ноги с прилавка и поменяла обувь на серебристый босоножек и ядовито-зелёный резиновый сапог с узором из земляники. Потом она слова уложила обе ноги на прилавок и углубилась в «Homo Фабер».

– Я её знаю, – сказала Труди, увидев на пороге магазина очередную клиентку. – Она как-то посещала мой курс ароматерапии. На-ка, подержи. – Труди передала мне ребёнка. – Она ещё должна отрыгнуть.

Захваченная врасплох, я сидела с ребёнком на руках. «Отрыгнуть» означало «заблевать тебе весь верх», как я помнила из младенчества моей племянницы Элианы. Но Трудин ребёнок приятно удивил меня: он опустил головку мне на плечо и заснул. Для такого крохи он довольно тяжёлый, подумала я. Я боялась пошевелиться из страха, что он может проснуться и отрыгнуть. Но через несколько минут подошла Мими и забрала его у меня.

– Разве она не самое милое существо на свете? – страстно прошептала она. – Эти крохотные ручки и пушистая головка. Она такая прелестная!

– Ты сказала то же самое и про Анниного крикуна, – заметила Нелли, не отводя глаз от книги.

– Она говорит это про каждого малыша, – сказала я.

– Потому что они все прелестные, – ответила Мими. – Каждый из них – маленькое чудо. О, смотрите! Франческа зевает.

Вид моей сестры с чужим ребёнком на руках и с тоской в глазах подтверждал моё плохое мнение о жизни вообще и о распределении счастья и несчастья в частности – всё это было просто несправедливо. Мими ничего так не желала, как собственных детей, но после выкидыша полтора года назад она больше не могла забеременеть. Все люди на свете постоянно рожали детей, даже те, кто никаких детей не хотел. Или те, кто баловал их сверх всякой меры, как Циркульная пила и мой брат Мануэль баловали свою Элиану. Но Мими и Ронни, которые словно были созданы для того, чтобы стать хорошими родителями, никак не могли родить ребёнка.

Мими всегда хотела не менее четырёх малышей, имя своему старшему она придумала задолго до того, как познакомилась с Ронни: Нина-Луиза для девочки и Северин для мальчика (как мост Святого Северина в Кёльне, именно, и я тоже считаю, что это совершенно… н-да, о вкусах, как известно, не спорят). Но странным образом Ронни не находил эти имена странными, и – что ещё более странно – ему эти имена очень нравились.

Когда я сошлась с Карлом, главным аргументом Мими против этого шага был именно вопрос детей.

– Если ты выйдешь за него замуж, то это будет означать, что ты выбираешь жизнь без детей, – сказала она. – Пожалуйста, не делай этого. Ты ещё такая юная.

– Но я вообще не хочу иметь детей, – ответила я.

– Пока не хочешь! Но поверь мне, придёт время, и это изменится. И тогда окажется, что ты вышла замуж не за того мужчину.

Когда я рассказала об этом Карлу, он пожал плечами и сказал:

– Твоя сестра права. Я больше не хочу иметь детей. Тех, что уже есть, мне вполне достаточно. Они постоянно тычут мне в лицо, что я как отец оказался несостоятельным. То есть не выходи за меня, пожалуйста!

Возможно, Мими была действительно права. Однажды действительно может наступить такой момент, когда я захочу детей. Но этот момент ещё не пришёл.

– Ещё кусок яблочного пирога? – спросила Констанца.

– Осталось всего два! – мрачно ответила Нелли, что наверняка означало «Только посмей забрать их у меня!».

– Нелли, уже скоро ужин! – сказала Констанца.

– Ну и что?

– Я думала, у тебя любовные страдания!

– А при чём тут еда?

– Любовные страдания давят на желудок, – сказала Констанца.

– Мне нет, – ответила Нелли. – Мне они давят только на настроение.

– Не вижу никакой разницы с твоим обычным настроением. И давай, убери ноги! – Констанца шлёпнула дочь по резиновому сапожку и повернулась к нам. – Вы видели? Сегодня купили три Гиттиных сумочки, даже ту странную в клеточку с оленем. Покупательница сказала, что она очень и очень ретро. А ведь я действительно пыталась её отговорить.

– Гитти будет рада, – сказала Мими. – То же касается шляпы и войлочных напульсников, которые никому не были нужны.

– Кроме женщины, которая считала, что это насадка на кастрюлю, – заметила Нелли.

Труди проводила к двери свою клиентку, которая уходила с двумя красными пакетами в руках. Затем Труди вернулась в магазин и снова плюхнулась рядом со мной на диван.

– Это была одна из тех, которые обычно говорят «Я только посмотрю» и держат кошелёк на замке. Мне пришлось немного подышать с ней и напомнить ей о том, что вселенная посылает нам изобилие и что каждый человек заслуживает роскоши, и она в том числе. И тогда она вдруг решила, что всё, что она сегодня здесь видит, завтра может исчезнуть. Боже мой, мне пришлось буквально уговаривать её не покупать ещё больше. Она хочет на следующей неделе прийти сюда вместе со всеми своими подругами и раскупить всё, что останется. – Труди довольно потянулась. – Я действительно верю, что мы разбогатеем.

Маленький сын Констанцы забрался Труди на колени и прижался к её пышной груди.

– Тогда мы купим корабль? – спросил он.

– Нет, Юлиус, дорогой, – ответила Констанца. – Но мы сможем оплатить плиточника. Это тоже кое-что. Ах, народ, я так счастлива. Вы даже себе не представляете, какое это классное чувство – наконец самой зарабатывать деньги.

– Пока не так много, – заметила Мими. – Но я должна признать, что наш оборот превосходит все мои самые смелые ожидания. С каждым месяцем он растёт. У нас даже не было летнего застоя.

– Ты действительно никогда не работала, Констанца? – спросила Труди. – Даже во время учёбы?

Констанца покачала головой.

– Не-а. Я в юном возрасте вышла замуж. – Затем она слабо улыбнулась и добавила: – За богатого а… – Бросив взгляд на своего маленького сына, она замолчала.

– Обалдуя? – добавила Нелли, и Труди быстро прикрыла мальчику уши. – Окурка? Огрызка?

– Адвоката, – сказала Констанца.

– Как-то тебя тянет к этим типам, – заметила Мими. Теперешний спутник жизни Констанцы был тоже адвокат. Его канцелярия представляла меня в вопросах наследства.

– Гм-м, – сказала Нелли своей матери. – Так ты у нас, оказывается, не идеал! А сама пытаешься внушить мне, что я должна разносить газеты!

– Я вспомнила, что я как-то зарабатывала деньги, – быстро ответила Констанца. – На каникулах на птицефабрике Клаасена. За 7,50 в час. Тогда это были ещё марки. Работа была ужасно грязная. По сравнению с ней разносить раз в неделю газеты – это действительно пустяк. Что ты обнюхиваешь бедную Труди, Юлиус?

– Она пахнет босиком, – ответил Юлиус.

– Не босиком, а молоком, – сказала Нелли. – Дыши через рот, я всегда так делаю. Рассказывай дальше о твоей грязной работе, мама. Я, кстати, не верю ни одному твоему слову.

– Можешь спросить у бабушки! Мне разрешалось войти в дом только после того, как меня с ног до головы обливали из шланга. – Понизив голос, Констанца добавила: – Я выдержала только две недели, потому что мне было очень жалко кур, а Клаасен сказал, что такая рёва ему не нужна.

Труди засмеялась.

– А чем ты зарабатываешь себе на жизнь, младшая сестра Мими?

Я сразу почувствовала себя неуютно.

– Я тоже вышла замуж совсем юной, – ответила я. – А сейчас я, тоже ещё молодая, получаю наследство.

– Она как раз писала диплом, когда этот… – пояснила Мими. – Когда её муж умер.

– Я тоже училась целую вечность, – сказала мне Труди. Наверное, ей хотелось меня подбодрить.

– Да, но это уже третий Каролинин диплом, – уточнила Мими, качая на руках Трудину малышку. – Сперва она изучала геофизику и метеорологию в Ганновере. Потом начала учить юриспруденцию в Кёльне. Но когда она познакомилась с Карлом, она бросила юриспруденцию и начала вместо этого учить романские языки в Мадриде. А потом она изучала экономику. В Цюрихе.