По ту сторону Алой Реки. Потерявшие судьбу (СИ) - Криптонов Василий - Страница 22

- О чем вы? - слышится голос Модора. - Ведь мы же договаривались...

- Договаривались? - Голос графа утратил всю теплоту. - Ты решил, что можешь со мной о чем-то "договориться"? Забыл свое место, пес?

- Простите... Простите, ваше сиятельство, я хотел сказать: вы же согласились удовлетворить мою просьбу.

- Ну да, наверное, что-то такое было. До тех пор, пока я не поднял архивы и не узнал, что это за деревня.

- Но дань с них никто не брал уже...

- И ты решил, что можно взять чужое, раз им не пользуются?

- Ваше благородие, прошу вас, умоляю, будьте милостивы...

- Я милостив, Модор. Я настолько милостив, что наш повелитель, король Эрлот, вероятно, не сумел бы меня понять. Мне следовало казнить тебя сразу же, как только я узнал, что ты разинул рот на мой кусок. Но ты, заметь, жив. Кроме того, я позволил тебе создать союз Вечных, я разрешил обращение и даже сам провел его. Если ты вдруг не понял, это - высочайшая честь. Твоя спутница теперь обладает кровью куда благороднее твоей. Совершенство - как внешне, так и внутренне. Не забывай об этом, друг мой, когда будешь целовать ей ноги, если она позволит тебе хотя бы это. Моли Реку, чтобы позволила, потому что с сегодняшнего дня она тебя возненавидит. А теперь - убирайся. Не желаю больше ничего слышать. Я преподал урок. Ты получил наказание и награду. А прекрасный цветок, чудом расцветший среди людей, получил Вечность.

Шаги графа. Девушки-фаворитки поднимаются на ноги и спешат за своим повелителем. Руки Модора - такие слабые сейчас! - хватают Сиеру за плечи.

- Идем скорее. Он не может... Немыслимо! Должно быть, шутка. Надо лишь подождать, когда он будет в хорошем настроении.

Подождать... Куда подевалось столько времени? Ступая босыми ногами по прохладному камню садовой тропинки, Сиера поднимает голову и смотрит на луну. Остановилась, разглядывая бездушное светило.

- Идем домой, тебе нужно переодеться, - бормочет барон. Пытается скрыть свою слабость, ведь он просто не в силах сдвинуть ее с места против воли.

- Что с моей деревней?

Барон прячет взгляд.

- Давай... Давай мы после об этом поговорим, малыш. Тебе нужно сейчас со многим освоиться.

- Они ведь мертвы? Ты об этом боишься говорить?

Долгое молчание, и, наконец, вздох:

- Я не знаю.

- Разве нельзя узнать? - Разум понимает все, но сердце молчит, и говорить получается спокойно. Не сжимают сердце страх и тоска, не темнеет в глазах. - Мы ведь можем лететь?

Он обнимает ее одной рукой за талию, говорит какие-то слова, и Сиера отрешенно кивает - все нужные знания пришли к ней вместе с кровью графа. Наконец, их тела рассыпаются на десятки составляющих, и Сиера отдается на волю новых инстинктов - тех, что заставляют лететь.

Ночь полнится звуками, неясными образами, мир совсем не тот, что был секунду назад. Стая барона взмывает ввысь, и Сиера подчиняется воле того, с кем согласилась связать жизнь.

Две стаи пролетают над спящим городом, рассекая крыльями теплый ночной воздух. Потом - еще выше, над деревьями. Лес, пешего хода через который несколько суток, стремительно остается позади, летучие мыши одолевают крутой подъем. Куда? Зачем? Вход в долину - единственный - с другой стороны!

Сиера понимает, что для вампира вход - везде. И, собравшись воедино, сжимая полы плаща, раздираемые ветром, она сознает: все было иллюзией. Горстка глупых людишек, полагающих, что провели целый мир - вот вся их долина, как на ладони. Залитая лунным светом, пустая и мертвая. Стоит присмотреться - вот тело скалы, будто муравейник, изрытое пещерами. Все до одной зияют провалами. Вот нижние домики каменной кладки. Выбиты окна, сорваны двери. К этим странным пятнам присматриваться нет желания, но сердце не бьется, и ничто не останавливает Сиеру.

Трупы. Около десятка трупов - тех, кто смотрел вслед, плевался и проклинал.

- Прости, малыш, я подвел тебя. - И пронизывающий ветер, все семь пресловутых ветров рвут одежды стоящих на скале над разоренной долиной. - Я во всем виноват, знаю. - И ветер сушит кровавые слезы. - Постарайся перетерпеть это, малыш. У тебя есть вечность, а она... Она многое стирает.

Древний таинственный инстинкт заставляет ее слушать этот голос. Кровь графа бунтует, кровь графа настаивает на отмщении. Но ведь это - барон Модор. Тот, с кем она связала свою жизнь, свою вечность, свою... кровь. И разве можно поднять на него руку?

- Не сейчас, нет! - Он кричит в испуге, поняв, что собралась сделать Сиера, и едва успевает ее подхватить.

Сердце пустилось во весь опор, сердце наполнилось болью, а из глаз брызнули на утеху ветру настоящие слезы. Ветер слишком сильный - валит с ног, норовит столкнуть с вершины, на которую ни один человек не отваживался взобраться и, должно быть, уже не отважится. Ветер ревет, стонет и как будто из далекого прошлого приносит отголосок свирели. Прощальная мелодия от братика...

- Останови сердце! - Барон кричит на нее, пытаясь прикрыть от ветра, но ветер дует со всех сторон. - Давай, быстрее! Так будет легче.

Легче?

Сиера смеется сквозь слезы. Легче! Нет, легче не будет никогда. Никогда больше она не остановит сердца, никогда не позволит себе забыть, кто она такая на самом деле: человек, предавший свой род и лишенный судьбы. Одинокий листок, подхваченный ветром.

- Там нет ни твоего брата, ни родителей, - говорил барон в ту же ночь, прежде чем оставить ее одну в роскошной золотой спальне. -Убили тех, кто сопротивлялся.

И, помолчав, добавил:

- Я предал их тела огню.

Закрывается дверь, оставляя Сиеру во тьме...

... во тьме хрипит истязаемый, во тьме смердят тела.

Сиера открыла глаза. Победила соблазн остановить сердце. Снова прильнула к дыре и увидела барона, орудующего плетью. Дрожь по телу... На нее он никогда не поднимал руку, но этот сковывающий движения страх, очевидно, пришел на место судьбы, добровольно втоптанной в грязь... ради него.

Сиере потребовалось несколько месяцев, чтобы освоиться в доме барона и обратить внимание на его отлучки. С той страшной ночи, когда они стояли над мертвой деревней, Модор перестал притворяться. Нет, он не оскорбил ее ничем, просто брал то, что принадлежало ему - как смертный мужчина и как вечный вампир, наслаждался "прелестным горным цветком". Сиера отдала ему все, кроме своей души, дорогу к которой потеряла сама. Но этого-то как раз и вожделел Модор. Ее холодность и безучастность приводили его в бешенство, и он метался по дому, срывал со стен и разбивал об пол картины, поджигал великолепные ковры, крушил фарфоровые статуэтки.

Потом он уходил и возвращался спокойным и радостным. Прошло время, прежде чем Сиера догадалась проследить за ним и узнала, что под красивым домом скрывается целый мир отчаяния и боли. Тюрьма, забитая мужчинами и женщинами - беглецами, бунтовщиками, теми, кто не пожелал жить в бараках и выбрал бы смерть, дай им кто такой выбор.

Барон спускался сюда едва ли не каждую ночь. Но не каждый визит означал смерть. Одна жертва могла висеть на крюке неделю, моля о смерти. Барон умел длить агонию.

- Тихо-тихо-тихо! - забормотал он, шагнув к дергающемуся в судорогах мужчине. - Сейчас все поправим, малыш.

Укус - совсем короткий, не с целью насыщения - и судороги успокаиваются. Яд барона лечит раны, облегчает страдания, чтобы обратить их в вечность.

Иногда Сиера видела во сне на крюке себя. Она сама надевала цепи, сама звала в подвал барона и просила: "Бей!" Наверное, так было бы лучше, но страх не давал совершить этот шаг. При одной только мысли, что барон узнает о ее слежке, колени начинали трястись. "Чего ты боишься? - мысленно кричала на себя Сиера. - Что ты еще можешь потерять?"

Но ответом был только яд барона, его кровь, которыми он питал ее день за днем, как раньше поил одурманивающими настоями. "Ты любишь меня", - шептал этот яд. "Ты подчинишься мне", - шипела кровь.

И Сиера пустила в ход то единственное, чем еще могла помочь несчастным людям. Всю мыслимую страсть и любовь заполучил барон Модор, не веря своему счастью. Но упивался победой не дольше недели. Потом, проснувшись однажды ночью, Сиера оказалась в постели одна. А дверь подвала - заперта изнутри.