Орхидея на лезвии катаны (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame" - Страница 39

И, по правде говоря, открой мне сейчас кто-то на это глаза… пошлю на три веселых буквы, наплевав на любые доводы.

Не завидуйте и не подозревайте всех без исключения. В каждом есть свет, и я его зажгла.

Седьмой. Этот день – первый. Я летала в облаках и еще не знала, что таймер начал отмерять секунды до начала моего персонального ада прямо сейчас.

Глава 9

Дима

Четвертый. Это четвертый день с тех пор, как я объявил войну своему контролю, пытающемуся вырваться и ускользнуть из цепкого захвата пальцев, разорвать стальные прутья собственной клетки, оглушить своего тюремщика сокрушительным ударом.

Еще несколько лет назад ему бы это удалось, он так часто покидал сознание в самые неподходящие моменты с моего молчаливого позволения. Теперь же времена изменились. Политика в некотором смысле выковала мой характер, преподала бесчисленное множество бесценных уроков, иногда загоняя в настолько двусмысленные ситуации, что, не подключи я ясный разум и не захлопни свою ярость в дальнем отсеке сознания, просто не выстоял бы. Такие неожиданные сюжеты жизнь подкидывает довольно часто, буквально лупит по болевым точкам разрывными пулями с профессионализмом элитного спецназовца. Со временем ты в совершенстве овладеваешь искусством противостояния и даже находишь особое изысканное, доступное только избранным развлечение в балансировке на лезвии ножа в играх с самой судьбой. Тебе кажется, что ты практически раскрыл секрет бессмертия, победы превышают падения, вливаясь в кровь изысканным наркотиком под названием Власть. Есть в этом и что-то иное, что можно смело трактовать как Избранность.

Я все еще до конца не мог поверить, что находился так близко к ней, источнику своего безумия и самому жестокому оружию судьбы, которая выбросила черную перчатку с целью в очередной раз испытать меня на прочность. Это было равносильно подписанию контракта с дьяволом, но мне не впервой было ставить уверенную подпись на подобных документах, а кроме того, выдвигать свои ответные условия с хладнокровием профессионального юриста. Когда стечение обстоятельств открывает для тебя комфортный портал навстречу твоей мечте, которую ты не отпускал уже столько времени, ты не рвешься в бой напролом, как было прежде. Ты позволяешь себе остановиться, вдохнуть полной грудью, насытив легкие дурманом абсолютной власти, которая теперь окружает тебя неразрывным защитным полем. И ничто не в состоянии его разрушить. Она уже в тебе, в твоей крови, в твоем сознании, даже в твоем имени, голосе, каждом движении, убить ее невозможно. Даже если отнять ее атрибуты, власть навсегда останется частью тебя.

Юля - это наваждение, вызов и уникальная возможность получить то, что я всегда хотел держать в своих руках, отмечая метками абсолютного владения. Я впервые в жизни захотел остановить время, замедлить этот момент, зафиксировать его в трехмерном пространстве до каждой линии, каждой эмоции, малейшего трепета ее перепуганного сердца, микроскопических капель влаги на приоткрытых губах и в глубине зеленых глаз, в которых так удачно умел маскироваться страх. Говорят, если мгновение останавливается, оно перестает быть прекрасным – не стоит верить этим предположениям. Время не уменьшило яркости этой картины ни на канделу, я все еще ощущал ее прерывистое дыхание в опасной близости, на своей коже, в центре солнечного сплетения, наслаждаясь волнующей вибрацией, которая не подчинялась никаким законам, кроме моих собственных. Обдающий жарким теплом ее перепуганный, но от того не менее дерзкий взгляд, который она так пыталась удержать, не в состоянии контролировать трепет ресниц, выдающих ее с головой. Они, пряча расширенные зрачки, опускались вниз, куда и стоило направить взгляд и не поднимать его до моего соответствующего распоряжения.. Храбрая взрослая девочка, ты никогда не умела смотреть в мои глаза и не дрожать, теряя остатки самообладания! Ты всерьез полагала, что тебе ничего не угрожает? Что одной улыбки маленькой копии Анубиса будет достаточно, чтобы тронулся лед и я так легко, играючи, вытравил из памяти каждый миг своей агонии вдали от тебя? Боже правый, Юляшка, ты действительно так думала?

Ты так отчаянно сжимала ее плечи, что я даже начал переживать за состояние здоровья твоей дочери. Я не могу и до сих пор с уверенностью сказать, чего ты в тот момент жаждала больше – выставить ее своеобразным живым щитом от своего будущего приговора, намереваясь воззвать к совести инквизитора и к его вероятному отцовскому инстинкту, или же, наоборот, спрятать от злобного дракона в моем обличии, не позволяя сделать даже малейший шаг навстречу. И я даже не знаю, что именно взбесило меня больше. Скорее всего, последнее.

Если бы ты знала, как мне хотелось вцепиться в твои плечи почти аналогичной хваткой, сжав пальцы до боли, трясти до тех пор, пока ты не избавишься от своего долбанного страха за психику ребенка! А уже потом заполнить тебя настоящим ужасом, тем, в котором ты скоро захлебнешься, не в состоянии вздохнуть без моего разрешения, настоящим, а не надуманным и настолько приближенным к абсурду! Это могло бы показаться смешным, если бы не было столь грустным. Наверное, ты бы даже не удивилась, если бы я приставил ей к виску дуло пистолета на глазах у собственного сына, максимум, испытала бы удовлетворение от того, что я оправдал твои завышенные ожидания. Нет, даже твоего испуганного презрения оказалось недостаточно для того, чтобы я утратил контроль. Как бы мне ни хотелось накрутить твои роскошные волосы на кулак, с целью проветрить твои мозги (может, так наконец дойдет, что я не воюю с детьми?), я пошел привычным путем, поставив непроницаемый блок между моими истинными желаниями и проекцией того, что ты с радостью приняла за мои истинные мысли.

Всего лишь прием зеркальной визуализации с легкими поглаживаниями твоих щек, напряженной шеи, поцелуем кончиков дрожащих ресниц… Чего, в самом деле, ты испугалась, моя темная орхидея? Прошлого? Разве не очевидно, что оно больше не имеет над нами никакой власти, прошло достаточно много времени. Мы другие. У каждого спектр интересов сменил свою полярность, неужели можно все так же вздрагивать от страха и видеть во мне угрозу спустя семь с лишним лет?

Ментальная ласка с максимумом доброжелательности в улыбке, невесомое скольжение пальцев по гладкому шелку твоих волос – именно так, и никаких рывков до болезненного натяжения скальпа с теплым дыханием в твои полуоткрытые от тающего недоверия губы, минимум эротического подтекста, чтобы не испугалась раньше времени, в твоем-то постоянно подвешенном состоянии. Моя цель – окутать тебя иллюзорной лаской, так похожей на настоящую без любого тактильного контакта, усыпить твою бдительность одним долгим взглядом, в котором ты больше не увидишь тьмы. Не потому, что там ее нет, потому что я научился ее прятать. Несколько застывших минут – я не хотел, чтобы нас отвлекали, чтобы кто-то помешал мне прошивать твои нервы анестезирующей сетью мнимого умиротворения… Ева, Данил, по машинам. Мои телохранители научены не приближаться ко мне без крайней необходимости, надеюсь, твой охранник тоже не станет делать глупостей и добавлять тебе десяток штрафных очков своим неуместным вмешательством.

Как я понял, что мне удалось усыпить твою настороженность? Все просто. По твоему все еще прерывистому дыханию, но в этот раз ты просто пытаешься отдышаться после задержки кислорода, понимая, что опасность отошла на второй план. По твоей едва заметной смущенной улыбке – ты действительно сейчас в недоумении, почему же совсем недавно тряслась от страха рядом со мной, задаешь себе этот вопрос и не находишь на него ответа. Может, усталость? Гормональный сбой? Слишком много шума в игровом центре? Или все-таки ненормальная мнительность, надо бы к психоаналитику, пусть пропишет витамины? Я не мешаю твоему подсознанию тасовать эти варианты. Я наблюдаю, как ты пристально смотришь в мои глаза, забыв недавнее желание спрятать взгляд в асфальт, ищешь в них отражение своих ночных кошмаров и не находишь. Еще раз робко поднимаешь ресницы, слегка прищурившись, контрольная визуальная оценка – нет, не показалось, нет никакой угрозы. Наверняка ощутила себя дурой, а вслед за тем – практически впервые за все время после смерти Александра - позволила мышечному зажиму расслабить свою болезненную хватку и улыбнуться. Тебе было несложно поверить в то, что ты в безопасности, не потому, что в тот момент этого хотел я, ты сама устала бояться, а еще больше – доводить себя до предела своим страхом. Я помню, что происходит с тобой, когда тебя вдруг резко отпускает, спустя годы эта реакция особо не изменилась – вначале ты пытаешься сдержать улыбку, понимаешь, что не удастся, и на краткий миг в глазах появляются искры почти детского смущения. Нечто подобное я наблюдал несколько минут назад в глазах твоей дочери. Вторая фаза – тебе хочется замять эту неловкость, в данный момент разговорами, и я протягиваю тебе руку помощи. Несколько фраз о детях, чтобы ты расслабилась окончательно, о работе, почти искреннее сожаление – нет, я могу пригласить тебя в ресторан на кофе (хотя один щелчок пальцев, и журналисты сожрут свои лицензии), но это будет уже перебор на данный момент.