Повелитель Человечества (ЛП) - Дембски-Боуден Аарон - Страница 3

– Терра, – произнёс он, – измученный жаждой мир.

Теперь она знала. После этих слов она знала, за какое из множества своих преступлений должна умереть. Этого она ожидала меньше всего.

Смех, тошнотворный и непроизвольный, вырвался из её горла. – Ах ты, мерзкий раб, – сказала она, больше не в силах сохранять болезненную усмешку на лице.

– Другие миры испытывают не меньшую жажду. – Глаза золотого убийцы казались стеклянными с бесчувственным спокойствием, что выглядело ещё неприятнее из-за живого интеллекта, светившегося за ними. – И всё же ни один из них не несёт столько шрамов и не освещён честью стать колыбелью человечества. Этот мир – бьющееся сердце Великого крестового похода, министр. Вы знаете, сколько мужчин, женщин и детей сейчас медленно направляются сюда – в первый дом человечества? Вы знаете, сколько паломников хотят своими глазами увидеть исконную Землю? Сколько беженцев спасается со своих испорченных и загубленных миров, когда спала пелена Долгой Ночи? Уже сказано, что незаселённая земля – самый ценный товар в нашем зарождающемся Империуме. Но это – ошибка, верно? Есть ресурс намного ценнее.

Пока он говорил, она крепче сжала автоматический пистолет, дыша медленно и спокойно. Даже зная, что умрёт, даже зная, что у неё не было шансов достать оружие, тело отказывалось отступить от инстинкта самосохранения. Инстинкт требовал от неё продолжать борьбу за жизнь.

– То, что я сделала, – сказала она. – То, что я сделала, я сделала для своих людей.

– И теперь вы умрёте за то, что сделали для них, – спокойно произнёс он.

– Только за это?

– Только за это. Остальные ваши предательства ничего не значат в глазах моего повелителя. Ваши очистительные погромы. Ваша торговля запрещённой плотью. Армия генетически созданных отбросов, которую вы прячете в бункерах под Джерманскими степями. Возможность вашего восстания никогда не представляла угрозу Pax Imperialis. Ваши преступления отступничества – ничто. Вы умрёте за грех ваших машин-сбощиков, осушивших Последний океан.

– За кражу воды? – Она снова захотела рассмеяться, и ощущение было не из приятных. Смех накапливался в её крови и искал выход. – Всё это… потому что я украла воду?

– Я рад, что вы понимаете ситуацию, министр Зу. – Он снова склонил голову со странной любезностью и новым тихим урчанием механических мышц. – Прощайте.

– Подождите. Что с моим сыном? Что его ждёт?

– Он будет вооружён серебром, бронирован золотом и обременён весом величайшей надежды.

Зу сглотнула, опять почувствовав мурашки на коже:

– Он будет жить?

Золотая статуя кивнула:

– Если он силён.

В этот момент дрожь прошла. Страх улетучился, оставив только нескрываемый вызов где-то между облегчением и надеждой. Она закрыла глаза.

– Тогда он будет жить, – произнесла она.

Последовал удар, хрип и конвульсии, и она упала, задыхаясь в шуме. Потом давление, и тепло, и серость, серость, серость. И затем милосердное ничто.

Ничто, по крайней мере, для неё.

Существо, появившееся из слившихся криков первого убийства, прорывало себе путь из утробы варпа. Оно протискивалось сквозь рану во вселенной, нарушая реальность со всем упорством, ожидаемым от сущности, желающей родиться как можно быстрее. Как только оно оставило позади ласковые течения моря Душ, его плоть стала испаряться и дрожать. Реальность мгновенно начала пожирать его тело, вгрызаясь в зверя, который не должен был существовать.

Оно поднялось, простёрло конечности и чувства, и избавилось от скользкого влажного огня своего возникновения.

Оно проголодалось.

Оно охотилось.

Верное своей природе, оно охотилось в одиночестве в холоде этого лишённого солнца мира, игнорируя ревнивые, гневные и испуганные крики меньших сородичей. Оно не воспринимало сходство даже с теми монстрами, что разделяли его рождение, рассматривая их – в той мере, в которой оно вообще обладало интеллектом для формирования мыслей – как меньшие отражения своего господства. Их существование и слабости были ничем и даже меньше, чем ничем.

Если бы какой-нибудь имперский учёный сумел бы вскрыть череп демона и нашёл бы там мозг для ответов, то разум существа предстал бы напряжённым узлом чувственного восприятия. Животное могло бы охотиться на движение добычи или запах крови, но демон не ограничивал себя столь жалкими понятиями, как запах следа, зрение и звук. Он охотился не за грубыми механизмами тел добычи, а за самим светом её душ.

Чудовище двигалось незаметно по большим туннелям и залам, распространяя за собой порчу даже на загадочном материале, из которого состоял этот необычный мир. Оно не сжимало оружия. Если бы ему потребовался клинок или дубинка, оно создало бы их из собственной сущности и с их помощью разломало бы хрупкие оболочки жертв и вкусило бы жизнь внутри. Скорее оно полагалось на силу, когти и челюсти. Их хватит для всех, кроме самой сильной добычи. Они выживали, когда существо воплощалось раньше для других охот на других мирах.

Оно ползло вдоль разрушенных стен широкого туннеля, протягивая во все стороны своё невероятное восприятие. Демон слушал песню душ поблизости, хор человеческих эмоций, манящих, словно зов сирен. Где-то в этом мире находился Анафема, как и его детишки, Золотые. Демон жаждал найти их и разорвать на части оружием, порождённым его ненавистным сердцем.

Кипящее масло мыслей существа переключилось на манящую добычу. Инстинкт увлекал демона на запад.

Он полз и иногда перемещался по таким большим туннелям, что они бросали вызов чувствам демона и казались просто необъятной пустотой. Он крался по колено в золотом тумане, который был почти повсюду в этом мире, и перемещался от движений демона, пока плоть последнего рябила и твердела, покрываясь чешуйками полированного металла.

Булавочные иголки жизни покалывали его чувства. Существо замедлилось, остановилось и повернулось. Горячая, как магма, слюна капала с его обнажённых зубов.

Оно бросилось вперёд, безмолвной тенью, быстрее, чем мог заметить глаз.

Пограничный сервитор почувствовала приближение существа. AL-141-0-CVI-55-(0023) была технорабыней, женщиной, уже пятнадцать лет отвечавшей на числовое обозначение вместо имени, которое она больше не помнила. Она заслужила наказание из-за убийства надсмотрщика кузни во время голодного бунта. Сейчас она повернула то, что осталось от её головы, высматривая аномалию.

– Отслеживаю, – произнесла AL-141-0-CVI-55-(0023).

Слово начало пробуждение других сервиторов поблизости. Они приблизились с жалким изяществом полумёртвых бедолаг, кем они и являлись. Громадное оружие поднялось. Мутные глаза прищурились сквозь прицельные линзы. Тонкие трассирующие лучи протянулись из стволов пушек и прицельных систем.

Насколько примитивными они являлись, настолько же они были настроены на несение охранной службы. Они знали, что многие из них некогда связанные общей вокс-сетью замолчали. Они знали на свой простой манер, что их сородичи погибли.

В другом виде невежества демон не знал, что такое сервитор. Он ничего не знал о процессе лоботомии, в ходе которого мозг преступника лишали способности к глубоким познавательным процессам или пересаживали грубые монозадачные логические машины вместо мыслящего разума. Он знал только то, что ощущал, что ослабленные души в охотничьих угодьях были вполне живы, чтобы истекать кровью, и только эта бежавшая кровь имела значение.

Он приближался. Их простые, как шестерёнки часов мысли шептали самой его сущности. Он вкусил варп-аромат их оружия – не фуцелиновых капсюлей или гудящих магнитных катушек, а самого оружия. Инструменты разрушения с их собственными духовными отражениями. Они нежно поглаживали разум монстра. Демон чувствовал всё, что проливало кровь или отнимало жизнь. Существо убийства безошибочно признавало своих сородичей, были ли они созданы из эфирного ихора, смертной плоти или освящённого металла.

– Отслеживаю, – снова произнесла AL-141-0-CVI-55-(0023). Трое остальных слегка вразнобой повторили за ней. Её голова поворачивалась из стороны в сторону на аугметированном позвоночнике, высматривая и охотясь. Данные от сенсоров начали покалывать и гудеть на периферии замедленного сознания. Этого оказалось достаточно. – Вступить в бой, – сказала она.