Космос. Марс (СИ) - Андреев Никита Александрович - Страница 30

— Возьми. Пусть напоминает тебе о Земле.

Она спрятала руки.

— Не могу взять. Это твое.

— Я дарю тебе.

Она аккуратно взяла фигурку и отпустила перед собой. Велосипед парил в воздухе и слегка подкручивался. Нака закрыла глаза и улыбнулась.

— Я вспомнила Кайчи, — сказала она.

Молчанов вопросительно пожал плечами.

— Это место на побережье. Родители проводили там лето. Красивый берег. Волны, как гром. Насекомых выдувает ветер и можно не боятся укусов. У меня тоже был велосипед, зеленый, как панцирь лягушки. Я каталась по берегу, ветер гнал в спину. Колеса застревали в песке, папа бежал за мной и помогал, а потом я опять ехала. Тебе бы понравилось там.

— Я хотел бы там побывать, — сказал Молчанов.

Она убрала фигурку велосипеда в карман и обратилась к Молчанову:

— А еслибы ты мог взять с собой друга. Кого бы взял?

— Не знаю, а ты?

— Кейджу, — она вздохнула. — Он был белый, пышная шерсть, черные полоски.

— Твоя собака?

Она кивнула.

— Когда я была маленькой папа подарил мне его. У мамы был сад, Кейджу рвал и топтал ее любимые цветы. Мама грозилась выгнать Кейджу. Папа не позволил.

— Ты думаешь, Кейджу понравилось бы здесь?

— Ему было бы хорошо со мной.

Молчанов улыбнулся и погрозил ей пальцем.

— К своему саду я бы его не подпустил.

Нака улыбнулась в ответ. Глаза девушки наполнились слезами. Она отвернулась и вытерла их руками.

— Прости, я сказал лишнего.

Она покрутила головой. Молчанов дал ей несколько секунд успокоиться.

— Когда мы бежали, было так страшно. Так много людей кричало, дети плакали. Мы никому не могли помочь. То, что мы выжили — чудо. Но Кейджу... — она прервалась и снова вытерла слезы. — Он выпал у меня из рук и потерялся.

— Возможно, хорошие люди нашли его.

Она покачала головой.

— На следующий день город разбомбили. Никто не выжил.

— Я сочувствую тебе.

— Он был моим лучшим другом. Он бы никогда не предал. Неужели, у тебя не было такого друга?

Молчанов пожал плечами в легкой растерянности.

— Были друзья в школе, университете, но я предпочитаю одиночество и нахожу в нем много плюсов.

— А жена твоя была тебе другом?

Молчанов не успел ответить, как Нака, вдруг закрыла рот рукой и умоляюще посмотрела на Молчанова.

— Прости, я не могла такое спросить. Дура, вот дура.

— Ничего, все в порядке.

— Это не допустимо, не прилично. Развод — трагедия, нельзя спрашивать.

— Я правда не сержусь. Ты не обидела меня этим вопросом.

Она виновато смотрела на него, затаив дыхание.

— У нас с женой были особые отношения. Я не знаю, как объяснить. Она понимала меня.

— Она красивая, очень.

— Да, она красивая, — ответил Молчанов.

Она вытянула руку и положила ему сверху на ладонь. Кожа ее была горячей и влажной. Молчанов наблюдал за этим, затаив дыхание. В конце концов она убрала руку и виновато улыбнулась. Молчанов провел пальцами по тому месту где только-что была рука Наки. Что—то не осязаемое осталось на коже, какая—то частичка ее. Энергия.

— Можно задать вопрос? — спросил Молчанов.

Нака какое—то время смотрела на него пристально, а потом кивнула.

— Команда Террос должна была остаться на Марсе навсегда. Почему ты согласилась?

Нака смотрела на Молчанова, будто хотела передать ответ ему через мысли.

— У меня не было дома.

Ее взгляд точечно переместился на Ричарда Патела. Потом она опустила голову и больше не произнесла ни слова. Молчанов не смел больше спрашивать. Он будто прочувствовал то, что чувствовала она. Боль от одиночества и опустошенность смешались внутри этой хрупкой девушки. И тут он понял — в ней совсем не было страха. Ей хотелось верить в то, что она боится гнева Покровского, боится сделать ошибку. Она сама создала эти страхи, потому как не могла по—другому стать частью этого мира.

***

Сад стойко перенес двухдневный отпуск космического садовника.

Молчанов пробрался в комнату управления манипулятором, которую называл башней на танке. Через камеры он понаблюдал за Блопом. Парень был в полном порядке и скорее всего собрал бесценные сведения. Поразмыслив, Молчанов решил оставить Блопа снаружи еще до конца дня для фиксации последних отголосков солнечного ветра.

По странному меланхоличному предчувствию казалось, что день сегодня будет крайне удачным. Будь под ногами твердый пол Молчанов непременно отбивал бы чечетку. Двое суток безделья до края зарядили на рабочий лад. Он распланировал кучу дел и, для начала решил размять мышцы в тренировочном модуле. Он собирался первым протестировать упражнения в виртуальной локации Марса. В его распоряжении самая совершенная модель марсианской поверхности. Облачившись в походный скафандр, он отправиться покорять неприступную гору Павлина, или пересечет бескрайнюю Ацидалайскую равнину в условиях песчаной бури и перепада температур в сотню градусов.

Когда Молчанов был на полпути к тренировочному модулю прогремел взрыв.

Горячая ударная волна врезала Молчанову в стену. Все вокруг искрило. Приборы летали и ударялись друг об друга.

Молчанов закрыл лицо руками, поджал ноги.

Запахло горелым. Мощная вибрация волнообразными всплесками окутала корабль, словно где—то забилось гигантское сердце. Невыносимо громко скрежетал металл, будто консервные банки сжимали прямо под ухом.

Корабль погрузился во тьму.

Молчанов боялся пошевелиться. Если он еще может дышать, если поток воздуха еще не швыряет его из стороны в сторону, а кровь не превратилась в кипящую жижу — корабль не разгерметизирован.

Секунды во тьме длились целую вечность.

Включилось аварийное освещение. Через силу заработала вентиляция.

Молчанов вышел из ступора. Огляделся. Все затянуло дымом. В горле першило. Он закрыл рот и нос рукавом.

Дым валил из открытого люка реакторного модуля. Молчанов приблизился к нему и остановился. Страх не пускал внутрь.

Сзади послышался голос командира Стивенсона.

— Живой?

— Да, — ответил Молчанов и закашлялся.

Командир Стивенсон двигался со скоростью пули, отталкиваясь руками и ногами от стен и поручней, словно акробат. Он проскочил мимо Молчанова и исчез в гуще дыма ракторного модуля. Молчанов последовал за ним. Внутри он наощупь отыскал защитную дыхательную маску и судорожно нацепил на голову. В легкие поступил кислород. Сделав несколько глубоких вдохов, Молчанов продвинулся вглубь.

Желто—синие языки шаровидного пламени разбрелись по модулю и разрастались, подобно раздуваемым мыльным пузырям. Самый большой пузырь горел над генератором, часть которого напоминала разорвавшейся куриное яйцо, помещенное в микроволновку.

Командир Стивенсон перемещался от одного шара к другому и распрыскивал специальную пену из огнетушителя.

Яркие искры сочились из останков генератора, словно потоки воды из фонтана.

Молчанов схватил еще один огнетушитель со стены и, пробираясь к генератору, поливал пеной встречающиеся шары пламени.

— Иван, ты уже в главном? — обратился командир Стивенсон по рации.

“Я тут, кэп. Приборы нахрен сошли с ума. Что там стряслось?”

— Гаси реактор, — перекрикивал шум Стивенсон.

“Уже сделал”, — отозвался Покровский.

— Срочно лети сюда.

“Буду через минуту”.

Что—то задело спину Молчанова. Он резко обернулся. На стекло маски приземлились капли красной жидкости. Молчанов решил, что это генераторное масло. Он смахнул каплю и протер ее между пальцами. Нет, не масло. Кровь.

Сквозь непроницаемый туман приближался силуэт человека. Молчанов сразу узнал Наку по очертаниям подростковой фигуры. Она свесила голову к спине и парила в воздухе, расправив руки в стороны. Вокруг нее кружились стайки кровяных вишенок, испускаемых из обширной раны на голове. Ее одежда обуглилась, лицо почернело.

Молчанов схватил девушку за край одежды и аккуратно потянул на себя.

— Она жива? — донесся крик командира Стивенсона.