Философия. Книга третья. Метафизика - Ясперс Карл Теодор - Страница 14

2. Диалектика трансцендирующего мышления

— Трансцендирующее мышление, которое хотело бы удостовериться в бытии трансценденции, хочет в своем качестве мышления совершить некоторое не-мышление. Оно держится в этой диалектике, пока остается истинным и ввергает бытие трансценденции в имманентность, превращая его в нечто помысленное, и не теряется без всякой мысли в простом чувстве некоего бытия. Это — тот переворот мышления в невозможность мыслить, который следует постоянно повторять вновь, — не только трансцендирование от некоторого помысленного к немыслимому, но в этом акте трансцендирования — само снимающее себя мышление: некое не-мышление, просветляющее тем, что оно мыслит не нечто и также не ничто (Es ist ein immer zu erneuerndes Sichüberschlagen des Denkens zum Nichtdenkenkönnen, nicht nur das Transzendieren eines Gedachten zum Undenkbaren, sondern darin das sich aufhebende Denken selbst ein Nichtdenken, das dadurch erhellt das es nicht Etwas denkt und nicht Nichts denkt). Эта уничтожающая себя самое диалектика есть специфическое мышление, ничего мне не говорящее, до тех пор пока предметность и созерцание остаются для меня единственными условиями смысла, однако существенное для просветления моего философского сознания о бытии.

Эта диалектика, если методически привести ее к чистым формам мышления, могла бы попытаться установить некоторый аналог категорий: категории, внутренне в самих себе противоречивые, а потому сами себя упраздняющие. Однако не существует никаких иных категорий, кроме категорий имманентности. Эти трансцендирующие мысли нам придется мыслить при помощи этих категорий, или же не мыслить их вовсе. Методы, позволяющие с помощью категорий трансцендировать сами категории, существуют следующие.

Отдельно взятую категорию абсолютизируют, на мгновение мыслят в ней трансценденцию предметной (например, необходимость бытия). Это мышление понимает себя как мышление по аналогии, а потому лишает категорию ее своеобразия (например, необходимость не есть здесь ни каузальная, ни логическая необходимость). Это не просто формальная игра мыслей, но это мышление обладает содержанием, ибо получает отголосок (Widerhall) из экзистенции, которая углубляет отдельную категорию, придавая ей смысл, в чисто предметном отношении ей не присущий (например, покой необходимости). Так, в другом примере, категория основы становится моей темной основой во мне самом, а трансцендируя — основой бытия в бытии. Подобным образом все категории могут быть включены, как моменты, в форму сознания экзистенции. Опыты систематической конструкции категорий из Я в философии немецкого идеализма — отсвет этой взаимосвязи. Но как аналогия, так и отголосок экзистенции, стремящейся в этой категории уловить трансценденцию, преобразуют смысл категории. Ее качественная определенность, единичность, из которой исходила мысль, становится как бы некой действительностью в экзистенции и трансценденции, так что формальное трансцендирование превосходит логическую форму; но в таком случае определенная категория упраздняется, ибо переводится в некоторое неопределенное значение, как предельное основание и корень всего, что заставляет нас аннулировать всякое мыслящее осуществление. Таким образом, мы можем сформулировать первую диалектику этого мышления; какая бы категория ни получила применения в мышлении трансценденции, она, как определенная категория, неприменима, а как становящаяся неопределенной — в конечном счете, уже немыслима.

Вторая диалектика такова: Поскольку категория, как объективно мыслимая, остается определенной категорией, и в качестве таковой она есть лишь неистинная абсолютизация, то категория должна принять такой вид, в котором или сказанное отменяется заключенным в нем внутренним противоречием (например, «бытие есть ничто»), или же это сказанное уничтожается тавтологией (например, «истина есть истина»). Противоречие получают, полагая противоположные категории как тождественные (coincidentia oppositorum⁴). Тавтология определяет высказанную в некоторой категории трансценденцию через ту же категорию, так что особенность этой категории становится простым явлением и остается только тождество бытия самому себе.

Третья диалектика представляет категории, которые все получают свою определенность только соотносительно с другими, как безусловные, так что они определяются каждая сама собою. Они относятся уже не к другим категориям, а к себе самим, а тем самым, строго говоря, теряют смысл, но становятся многозначительными для трансцендирующего мышления, потому что они выражают собою здесь мышление некоторого не-мышления (например, причина самой себя (causa sui), бытие бытия).

3. Трансцендирование по ту сторону субъекта и объекта

— Бытие, которое я постигаю, есть определенное бытие. Если я вопрошаю о его основе, то нахожу другое бытие. Если я вопрошаю о его «что-бытии», то рядом с ним для сравнения встает другое бытие. Оно всегда есть некое бытие в мире среди иного.

Если, однако, я попытаюсь захватить своей мыслью мироздание как бытие вообще, вне которого нет более ничего, то мне это не удастся. Правда, я собираю бытие воедино, если говорю: «все бытие». Но это только речь о бытии (Sagen des Seins), как сумме существования и бытия-мыслимым, которая незавершимо растекается в нескончаемом, и которую поэтому я никогда не могу пройти до конца, как завершенный ряд, и не могу удержать перед взором, как завершенную. Если бы даже это было возможно, это осталось бы бытие, которое, как бытие-в-себе, я не могу мыслить, ибо оно есть как бытие-объектом для субъекта. Каково оно в себе, остается непроницаемой тайной.

Если мыслимое бытие предполагает бытие-субъектом, то субъект, как субъект вообще, предполагает себя самого. В то время как объект не может предполагать себя самого, субъект, которому мы предпосылали бы нечто иное, сделался бы постольку объектом. Или наоборот: если я делаю субъект объектом, то могу задавать вопрос о его основаниях, т. е. предпосылать ему нечто. Но тогда остается субъект, как спрашивающий таким образом субъект, предполагающий себя самого.

В качестве подлинно безусловного субъект есть бытие как свобода, по-настоящему присущее как экзистенция в самосознании, находящем себя как деятель в своей объективности, но столь же не выводимом из бытия как бытия-объектом, как и это последнее не выводимо из него.

Если поэтому я хочу проникнуть к бытию, то не достигаю его, ни если подразумеваю под бытием все совокупное бытие в смысле бытия-объектом, ни если я понимаю под ним бытие-субъектом, — ни там, где я устремлен к экзистенциальному субъекту, как бытию свободы, ни там, где я внешним образом объединяю бытие как наличность и бытие как свободу (ибо у них нет ничего действительно общего, что я мог бы мыслить здесь как тождественное). Бытие, которое должно охватывать все бытие, трансцендентно.

Если бы я захотел не только трансцендировать к бытию, но попытаться мыслить его наполненным, то мне пришлось бы мыслить его как бытие, которому не противостоит никакое другое бытие, которое предполагает себя самого, которое свободно как субъект и которое все же становится объектом. Но действительно осуществить такую мысль я не могу. Ибо то, что не имеет ничего иного вне себя, не есть предмет для меня; что предполагает себя самое, не может быть для меня ничем определенным и определимым; что свободно, то не существует; то, что становится объектом, в качестве объекта не есть уже более то, чем оно было как возможность-стать-объектом.

4. Трансцендирование, следующее путеводной нити категорий, в трех сферах

— Если я желаю мыслить трансцендентное бытие, то я неизбежно заключаю его в определенные формы, ибо трансцендирование к немыслимому каждый раз привязано в своих высказываниях к отдельным категориям. Высказывания столь же многообразны, как и категории, которые я должен пройти все до конца, повторяя в них каждый, раз в особенном виде одну и ту же диалектику, чтобы привести свое мышление в бездну бытия, как немыслимого. Порядок такого рода мыслей может поэтому последовать за порядком самих категорий. Мы различаем три области категорий: категории предметности вообще, действительности и свободы.