Маршал грозового мира (СИ) - "Юста" - Страница 33

Конечно, среди Мистералей тоже не было сплошного затишья, и все же снова оказаться у них значило войти в покинутую жизнь, привычную, любимую, радующую одним только своим присутствием. Это давало надежность. Это давало надежду. И это позволяло, отринув запреты приемного отца, снова общаться с близкими людьми. Эви, Илана, Хорди, Хемин. Четверо девчонок и один мальчишка, двое рыжих, двое темноволосых и один почти-рыжик, поскольку полным рыжим они Эвальда принавать отказались. Он обижался. Обещал, что возьмет себе огненноволосую жену и у него будут исключительно канонные дети и не менее канонный наследник. Девочки смеялись.

Как же давно это было! И как жутко осознавалось то, что в какой-то момент все это стало для Раль прошлым, к которому не виделось возврата. Огромная радость накатывала при мысли о том, что никакой границы уже нет и это якобы прошлое снова проникло в настоящее, чтобы остаться и будущим.

Был поздний вечер, практически ночь. Адилунд Мистераль уже не могла сдержать свои чувства и сохранить блаженный покой ночи — она пританцовывала и смеялась, не боясь, что начнут волноваться в соседних комнатах общежития, напевая себе под нос что-то из репертуара Эви: «Голубые ворота ты мне в небе открыл!»

***

Наверно, если б Хемин стала свидетельницей его ухода из квартиры Мистералей, она бы вряд ли поняла, в чем вообще дело. Ну приснился сон — бывает. Ну не очень приятный — бывает. Так чего ж пугаться, зачем уходить невесть куда, зачем вообще себя накручивать? А вот Эвальд, кажется, если не понял, то почувствовал и построил ещё дополнительную цепочку выводов, посчитав Хора полным эгоистом, не думающим о Раль. Тот смолчал, не желая возражать, понимая, что это слишком сложно для почти не знающего его человека, да и слишком сокровенно для того, чтобы открывать его Эвальду — даже в обмен на информацию о Мистералях. В конце концов, Хор в этом раскладе уже ничего не значил.

Центр Одаренных терял сразу двух буйных учеников-напарников, именовавших друг друга не по именам, а по с презрением врученным огрызкам фамилий. А если учесть, что недавно погибла и Синди, то Ли Ханненсдон становилось гораздо спокойнее. Но если учесть, что её кандидат в тайные борцы сбежал к Маршалу Объединенного Мира, то тревоги прибавлялось. Что-то в верхах Центра творилось не то, но что именно — это Хора уже не интересовало, поскольку жизнь безо всякой помощи преподавателей сделала хорошенький кульбит. Он не собирался более помогать Ли, поскольку не считал себя обязанным ей. Что же касалось Мистералей, то теперь Раль угодила полностью в их власть и в их традиции, куда стороннему человеку, пусть даже ученику Эссентессера, вмешиваться не следовало. Она рвалась к этой семье. Значит, она сама собиралась как-то уживаться со всеми особенностями своей фамилии.

Хора тревожил сон. Слишком короткий, чтобы что-то понять, кроме общего хаоса, и слишком яркий, чтобы сразу его забыть. Вообще сны, явившиеся вне родного дома, запоминались очень хорошо, до мельчайших подробностей, даже лучше, чем обычные кошмары, а если уж они сами оказывались кошмарами… Тогда все мысли занимало исключительно то, что довелось увидеть, и страх перед неведомым выводил из равновесия, мешая обычному спокойствию и порой доводя до совсем уж крайностей.

Хор всегда очень внимательно, слишком внимательно относился к снам и постоянно ожидал, что их частичка сбудется в реальности. Любые их намеки на что-то неприятное заставляли в два раза сильнее беспокоиться. Из-за своего болезненного восприятия тревожных видений он старался никогда не ночевать вне дома и этого правила придерживался неуклонно. Потому и ушел от Хемены, потому и не желал оставаться вместе с Мистералями. Потому и умчался от них, переживая по поводу сна и опасаясь, что дальше может привидеться что-то ещё более мрачное. В Квемере действовал таинственный убийца, впереди маячила ответственность, связанная со званием Эссентессера, и Хор не собирался прибавлять себе беспокойства. Ему предстояло сосредоточенно выполнять ответственные действия, и ошибка в них могла стоить гораздо больше, чем уже имеющая мало смысла информация о Мистералях.

Хор в последний раз вернулся в общежитие, с каким-то особым наслаждением провернул ключ в двери и вошел в комнату. В место, на долгие три года ставшее настоящим домом за неимением других вариантов. Интересно, где полагалось жить преемнику Маршала? Этого вопроса он изучить не успел, не думая, что когда-нибудь заберется на такие высоты. Кажется, все Эссентессеры жили рядом, хоть и имели право ночевать в других квартирах.

Уснуть удалось довольно быстро, и никакие видения хаоса уже не тревожили до самого утра — довольно хмурого, однако принесшего удовлетворение. К погоде Хор относился очень ровно, считая её не больше чем фоном, не способным влиять на настроение и планы, только если природа не устраивала прямых помех. Такое в его жизни случалось всего пару раз: столичный город, отделившийся от природы, не настолько от нее зависел, чтобы страдать из-за продолжительных дождей, ветров или валящего сугробами снега. Всегда находились люди и механизмы, быстро нейтрализуйющие все последствия.

В отличие от напарника, Раль к погодным явлениям относилась более чутко, наверное, примерно так же, как он — к своим снам. Она особенно остро воспринимала закаты, однако и дожди, и радуга, и хмурость небес тоже удостаивались её пристального внимания и могли стать причиной выводов о грядущем дне или просто задумчивого настроения, в котором напарница не желала устраивать рискованные выходки. Сейчас, когда надобность в них отпала, Раль, видимо, сделалась спокойным, любящим подстраиваться под природу человеком. Теперь она снова вливалась в покинутую когда-то семью.

Хор надеялся, что для него сохранилось хоть какое-то место в мыслях напарницы, ведь не зря же они столько провели вместе, участвовали во многих передрягах, поддерживали друг друга, как могли. В момент встречи оба были неопределенными одаренными, уставшими от своего статуса и не понимавшими, в каком направлении двигаться, если преподаватели предлагали мельтешащую россыпь профилей и нисколько не помогали в выборе, хотя в во весь голос заявляли прямо противоположное.

На почве этого непонимания и желания отстраниться от ситуации Раль с Хором и сошлись. Они не желали поскорее подобрать себе приемлемое занятие и убраться отсюда. Они хотели чего-то большего, они стремились по-настоящему жить, и каждый действовал по своему плану, однако ж при этом получилась неплохая пара, объединившая свои усилия. Хор двигался по намеченному ещё с детства пути, намереваясь сделать то, что мог сделать он и только он. Раль, как теперь стало понятно, мечтала вернуть дар и прикладывала все усилия для этого. Они двое начали контрабанду с кольцами и благодаря этому избродили теневую сторону Квемеры, став полноправными её членами. Это продвинуло обоих на тех стезях, которые они избрали, а заодно расширило возможности будущей деятельности.

Хор просыпался в общежитии Центра Одаренных, уже не относясь к этому Центру. Сегодня Ли ждала результатов, но не могла их дождаться. Сегодня Мальс Хор шел как проситель к Байонису Эссентессеру.

С легкой усмешкой он проводил взглядом часозвоню. Туда доступ имели только Эссентессеры, и раньше это звучало прямым запретом, ну, а теперь… Теперь Хор сам оказывался в рядах Эссентессеров. Хоть и не заслуживал этим уважения Регента, которая вряд ли забыла последний инцидент.

В здание правительства простым людям заходить воспрещалось, да и знатных без соответствующей бумаги не пропускали. Хор имел бумагу: письмо на имя будущего преемника Маршала с внушительной печатью. Видимо, пока слухи распространялись мало, и солдаты у входа не разобрались, что кандидат в Эссентессеры не того пола, так что человека с письмом пропустили и даже любезно сопроводили на второй этаж в приемную Маршала Объединенного Мира. Байонис Эссентессер вышел сразу же, как только ему сообщили о посетителе.

Главе армии было около пятидесяти, и Хор это знал. Тем не менее, при первой встрече он посчитал бы, что этому человеку максимум сорок пять — учитывая весь отпечаток, накладываемый на внешность столь ответственной и сложной ролью. Так что Маршал выглядел ровно как пятидесятилетний, живущий спокойной жизнью. Похоже, даже война не состарила его так, как могла бы. Байонис Эссентессер родился на юго-востоке Объединенного Мира, потому обладал слегка раскосыми глазами, внезапно напоминая Кея, и более смуглой, чем у прочих жителей столицы, кожей. Шагал он неторопливо, словно с осмотрительностью относился к каждому своему движению, и вообще походил на правителя расчетливого.