Багровый берег (ЛП) - Чайлд Линкольн - Страница 13

— Я склоняюсь перед вашей способностью говорить с мертвыми, доктор Ганеш, — и он поцеловал ей руку.

Ганеш почувствовала, что покраснела и вспыхнула после того, как мужчина ушел.

Констанс переступила порог, остановилась и нахмурилась, испытав инстинктивное неодобрение. Это место больше походило на магазин секонд-хенд, нежели на Историческое Сообщество. На стенах в случайном порядке, совершенно лишенном какой-либо гармонии, были развешены различные предметы: выцветшие карты, старые сети, буи, гарпуны, гафели, рожки, парусные иглы, гигантская раковина омара на деревянной дощечке, еще одна дощечка с корабельными узлами и картины с изображением Эксмута в старые добрые времена. В центре этого «музея» стояла рыбацкая плоскодонная лодка длиной около двадцати футов с набором весел, закрепленных между деревянными штырями.

Констанс звякнула открывающейся дверью, когда входила, и сразу же столкнулась с нетерпеливого вида седовласым мужчиной с необычайно жирными, мясистыми ушами, взявшимися неизвестно откуда на его тонком и костлявом лице. Значок на груди идентифицировал его как волонтера по имени Кен Уорли.

— Приветствую, — сказал волонтер, возникая в поле зрения Констанс и предлагая ей брошюру. — Добро пожаловать в Историческое Сообщество и Музей Эксмута!

Пытаясь быть вежливой, Констанс взяла брошюру и пробормотала «спасибо», после чего принялась усердно рассматривать лодку, надеясь, что волонтер исчезнет.

— Хорошая плоскодонка, не правда ли? «И дряхлость в угол зашвырнет меня»[29]. Пожалуй, это может стать девизом нашего маленького музея, — продекламировал он.

Возмущенная подобным неточным прочтением строк Шекспира, Констанс без промедлений поправила волонтера.

— Старость зашвырнет.

Воцарилась внезапная тишина.

— Вы уверены? Мне придется перепроверить это.

— Нет нужды ничего проверять, — возразила Констанс. — Вы процитировали неверно.

Немедленно ретировавшись, волонтер вернулся к своей куче брошюр, а затем обратился к большой регистрационной книге, начав судорожно перелистывать ее страницы. Констанс, изучая старые, вставленные в рамы карты Эксмута и его окрестностей, могла бы сказать, что волонтер был «побежден, но не сломлен и не покорен[30]».

— Не хотели бы вы оставить свое имя для рассылок и приглашений? — вновь заговорил он, указывая на регистрационную книгу.

— Нет, благодарю. Но мне весьма любопытно, где вы храните свои архивы.

Мужчина моргнул.

— У нас... нет архивов.

— Нет городских газет? Карт собственности? Старых свидетельств о регистрации брака?

— Боюсь, что городские записи были утеряны после Великого урагана 38-го года. Ему дали имя «Янки-Клипер». Он смел на своем пути старые доки Эксмута и разрушил половину города. В бухте Эксмута все еще остались старые руины. Зрелище по-своему живописное.

— Ах, так это все? То есть, все, чем вы располагаете, находится здесь?

— Может, это и не так уж много, но каждый экспонат здесь имеет свою историю. Например, та лодка, которой вы восхищались, использовалась для охоты на синих китов. Когда китов замечали недалеко от острова Кроу, мужчины бросались на пляж и спускали эти лодки на воду. Они преследовали китов, гарпунили их, а затем тащили свою добычу обратно на пляж и потрошили ее прямо на берегу. Представьте себе, какое мужество для этого требовалось! «Назло Фортуне, вознося свой меч, дымящийся кровавою расправой, как друг отваги, прорубал дорогу к...»[31];

— Сотрясая меч.

Тишина.

— Я уверен, что там было «вознося свой меч», — тихим голосом настаивал Кен Уорли. — В юности я играл в драматическом театре. А затем работал режиссером в театре Эксмута в течение двадцати лет.

Чувствуя нарастающее раздражение по отношению к этому надоедливому мужчине, Констанс проигнорировала его замечание и продолжила изучать содержимое музея, внимательно рассматривая картины с изображением кораблей, статьи об ураганах и кораблекрушениях, а также легенды о захороненных пиратских сокровищах. Краем глаза она заметила, как Уорли вернулся к своему месту у регистрационной книги и начал вручную запечатывать конверты. Она надеялась, что эта деятельность отвлечет его — по крайней мере, до тех пор, пока она не закончит осмотр музея.

И вдруг ее поразила внезапная мысль: «Как бы Алоизий действовал в этой ситуации?» Смог бы он найти что-то полезное во всех этих потрепанных артефактах и газетных историях? Возможно, она чего-то не заметила? Когда она осмотрелась, до нее дошло, как бы, на самом деле, повел себя в сложившихся обстоятельствах Пендергаст. Осознание заставило ее смириться с накатившим огорчением. Она посмотрела на Кена Уорли, до сих пор с мрачным видом запечатывающего конверты.

— Мистер Уорли?

Он поднял взгляд.

— Да?

И все же метод Пендергаста был непрост. Для нее подобное искажение фактов было несвойственно.

— Если взглянуть с другой стороны, то, кажется, что вы правы, — выдавила она. — Там было «вознося свой меч».

Уорли просиял.

— Я много раз играл в «Макбете».

— В театре Эксмута?

— Да. И однажды в Бостоне, в театре на Маркет-Сквер. Был аншлаг.

— В Бостоне, говорите? — она сделала паузу. — Я всегда мечтала играть в театре, но у меня не было возможности. Удивительно, как вы хорошо запомнили все реплики.

Конечно, ее мотивы за столь льстивым замечанием выглядели очевидными. Но все же Уорли энергично закивал.

— Есть несколько способов, — ответил он. — Различные трюки. На самом деле, все это не так уж и сложно.

Констанс находила подобный подхалимаж крайне унизительным, но она с удивлением обнаружила, что, как только она смягчила свой тон, сделав его нарочито заискивающим, это безотказно сработало, и нагловатые манеры Уорли столь же кардинально переменились к лучшему.

— Должно быть, вы знаете всех в городе, — заметила Констанс.

— Конечно же, знаю! Ничто не сближает людей так, как театр!

— Как удачно. Так сложилось, что я питаю особый интерес к маякам, и мне было бы крайне любопытно разузнать что-нибудь о местном. Не окажете ли мне любезность?

— О, конечно! Маяк Эксмута имеет одну из самых богатых историй в Новой Англии, — тоном эксперта произнес Уорли. — Его построили в 1704 году по заказу самой королевы Анны. Он возведен на опасном участке побережья: здесь пропало много кораблей.

— Я надеялась отыскать список смотрителей маяка и сроки их полномочий.

— Сомневаюсь, что у кого-то сохранился официальный список.

Она вспомнила о том, что Пендергаст говорил ей за завтраком.

— А не знаете ли вы, кто был смотрителем в начале 1880-х?

Молчание.

— Почему вас интересуют именно 1880-е?

Похоже, она надавила слишком сильно. Этот этап был самым сложным.

— Как таковой причины нет, — ответила она, заставив себя издать легкий смешок. — Праздное любопытство, не более.

— Что ж, давайте посмотрим. Семейство Слокум было смотрителями со времен Гражданской Войны — вплоть до 1886-го, если не ошибаюсь. В тот год Мид Слокум трагически погиб, упав с лестницы маяка и сломав себе шею. После этого смотрителями стало семейство МакХарди. Первым был Джонатан МакХарди. Это семейство следило за маяком, до тех пор, пока он не был полностью автоматизирован в 1934-м.

— Выходит, в городе не осталось потомков Мида Слокума?

— Насколько мне известно, их не осталось нигде. Вдовец, детей он не имел. Он был пьяницей. Одна из опасностей этой работы — одиночество. Постоянное одиночество, изоляция — особенно зимой. Говорят, что он буквально сходил с ума последние несколько лет. Утверждал, что видел на маяке призраков.

— Призраков? То есть?