Роза для дракона (СИ) - "Aino Aisenberg" - Страница 25

— Ты в порядке, Роза? — послышался голос Драко.

— Я не виновата. Это ветер.

— Ты не ранена?! — в его голосе слышалось лишь беспокойство за нее, за живую Розу, а не за мертвый стеклянный цветок.

— Репаро, — вместо ответа прошептала она, неловко взмахивая в сторону осколков своей волшебной палочкой, — репаро… пожалуйста.

Ничего не происходило. Осколки, как есть, сверкали на полу, а рука Драко легла на свободное ее плечо.

— Все в порядке, Роза, правда. Оставь. Я прикажу домовикам, чтобы убрали стекло.

— Ты помнишь день, когда мы подобрали Бобби? — нетерпеливо оборвала его Роза.

— Странный вопрос, конечно.

— Вспомни, какая погода застала нас в тот вечер.

— Был сильный дождь.

— Вот именно. А что бывает после дождя?

— Лужи.

— Радуга. Я назвала щенка Бобби*, потому что именно такой вижу радугу. (BOBBY blue, orange, blue, blue, yellow — примечание автора).

— Не понимаю, при чем здесь радуга, Роза?! Вечерами мы не можем ее видеть.

— Я не могу видеть ее вообще. Так, как ты. Я дальтоник, Драко. И наблюдаю радугу, как сочетание голубого, желтого и оранжевого.

— Дальтонизм мужская болезнь, Роза, — не поверил Малфой.

— Это всего лишь условное деление мира, Драко, где никто не поручится, что вы видите его вернее, чем я. Хотя, не спорю, дальтоников меньше.

— После твоих слов мне неожиданно захотелось посмотреть на мир не через цветное стекло. Как раньше.

— Вот и я о том же. Пора выйти и посмотреть на мир в настоящем времени.

====== Вечность — лишь слово ======

Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,

Оттого что лес — моя колыбель, и могила — лес,

Оттого что я на земле стою — лишь одной ногой,

Оттого что я тебе спою — как никто другой.

Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,

У всех золотых знамен, у всех мечей,

Я ключи закину и псов прогоню с крыльца —

Оттого что в земной ночи я вернее пса.

Я тебя отвоюю у всех других — у той, одной,

Ты не будешь ничей жених, я — ничьей женой,

И в последнем споре возьму тебя — замолчи! —

У того, с которым Иаков стоял в ночи.

Но пока тебе не скрещу на груди персты —

О проклятие! — у тебя остаешься — ты:

Два крыла твои, нацеленные в эфир, —

Оттого что мир — твоя колыбель, и могила — мир!

Стихи М. Цветаевой

Больше всего это казалось похожим на похищение, причем, оно могло выглядеть весьма романтичным, если бы поезд не отбывал в четыре часа утра, а ей не пришлось бы нести объемный саквояж в одной руке, а другой прижимать к себе вздрагивающего Бобби.

Скорпиус шел, немного обгоняя, и Роза смотрела на его высокую, сутулую фигуру с тоской. Она не понимала природы странного, щемящего сердце чувства, ведь сейчас сбывалось одно из самых больших ее желаний — совместное путешествие с мужем. Но ни волнения, ни радостного возбуждения девушка не чувствовала. Странная тревога ледяным обручем сжимала грудь. Роза хотела остаться, как никогда раньше, понимая, что больше нужна теперь в Малфой-Мэноре, совершенно чужому мужчине.

Словно заевшая пластинка, зациклился в ее голове вчерашний разговор, когда к их со Скорпиусом семейным посиделкам в гостиной, присоединился свекор.

— Есть ли необходимость брать с собой Розу теперь, когда так испортилась погода? Я слышал в северной части Европы, и в частности в Хельсинки, обещают снегопад уже в начале следующей недели.

— О чем ты говоришь, отец? Сентябрь на дворе.

— Дождь и ветер ледяной. Осень в этом году пришла рано. Я такой не припомню.

— Говоришь так, будто тебе сто лет. В снеге нет ничего страшного. Это даже красиво. Если ты понимаешь, о чем я.

— Я понимаю, Скорпиус, что для сентября — это аномалия, а еще осознаю, что с непривычки миссис Малфой может простудиться и заболеть.

— Миссис Малфой, — сын пародирует отцовскую манеру говорить, слегка растягивая гласные, — несколько месяцев просит меня об этом. И теперь мне удобно взять ее с собой. Это необременительная поездка, где я решу все рабочие вопросы в течение пары дней. Хельсинки — красивое место, и я хочу показать город Розе.

— Тогда я провожу вас на поезд.

Роза видит пепелище во взгляде, улавливает едва заметную дрожь в пальцах, которая тотчас же передается и ей.

— Не стоит, отец. Поезд отбывает в четыре утра. Вы итак выглядите очень усталым и должны дольше спать.

— Это оскорбительное замечание, Скорпиус, — робко вставляет Роза.

— Оставьте, миссис Малфой, — обрывает ее Драко. — Как тебе будет угодно, сын.

Роза не понимает почему, но поддерживает неоговоренное правило говорить Драко «ты», только с глазу на глаз.

…

Позже, уже лежа в кровати, Роза не может заснуть и все ворочается с боку на бок. Широко раскинув руки, Скорпиус посапывает, тесня её к краю постели. Но и там места нет, во сне подрагивают лапки Бобби.

Нужно выпить воды, а еще лучше сонного зелья. Но ни того, ни другого в спальне нет и, накинув на плечи халат, она спускается в кухню.

Окно в сад, конечно, открыто уже давно, и в комнате выстужен воздух. Драко, как есть, в легкой рубахе, стоит у распахнутой створки и смотрит, как свирепый ветер рвет с деревьев листья, мнет их в невидимых кулаках и топчет ногами. Мужчина обхватил руками собственные плечи: так странно и страшно, словно ребенок. И в его позе есть что-то столь ужасное, что Роза, не говоря ни слова, преодолевает пространство в пару десятков шагов, заключает мужчину в объятья, уткнувшись носом в ткань рубашки, как раз между лопатками. Он даже не вздрагивает, а только ловит ее персты длинными бледными пальцами. Драко не оборачивается, но тихо молвит:

— Я очень ждал.

— Чего? — не понимает она.

— Тебя. Здесь.

— Зачем?

— Чтобы попрощаться. Вы ведь не вернетесь?

— Почему ты так решил?

— Дурное предчувствие. Страх.

Он называет вещи своими именами, но от этого еще более неуютно. Куда как проще было выслушивать его исповедь о школьных годах, сидя в теплом кабинете. А Драко тем временем высвобождается из хрупких пут ее рук и разворачивается. Лицо его темное, лишенное жизненных красок, губы сжаты в тонкую полосу.

— Скажи мне. Пообещай.

— Что я должна обещать? — голос предательски срывается на хрип, когда его ладони ложатся на ее плечи, откидывают волосы за спину.

— Поклянись, Роза, здесь и сейчас, что я смогу тебя видеть хотя бы изредка.

— Как только захочешь. Я уверена, что никуда не денусь. Ты…

— Что?

— Ничего, — она делает шаг назад, неловко обозначая границу. — Ты стал мне слишком дорог, Драко, чтобы не возвращаться.

— Скажи мне… что сделало бы тебя счастливой? Не сейчас, а вообще.

— Это прозвучит очень глупо, — улыбается в ответ Роза.

— Тем не менее, я хочу улыбнуться. Пусть это будет глупость.

— Я хотела бы научиться рисовать снегирей.

— С синими грудками? — его губы действительно едва заметно растягиваются.

— Наверное, да, — ведет плечами она. — Ты же знаешь, какими я их вижу.

— Роза, мне нужно немного деталей с того завода, где создали тебя. Хочу кое-что отремонтировать внутри себя.

— Мне пора, Драко. Спокойной ночи и до скорой встречи.

Это слишком горячий след для безразличия — печать его губ на тыльной стороне ладони, которой он заканчивает несерьезную летопись их встречи.

— До скорой встречи, — слышит она, когда уходит и, оглянувшись, просит, — закрой окно. Тебе холодно, Драко.

Финны говорят на непонятном языке, и Роза со смехом комментирует непривычные для уха англичанки слова Скорпиусу. Тот смеется в ответ и совершает небольшое, но не совсем законное колдовство, благодаря которому они слышат два языка одновременно. Будто невидимый переводчик-синхронист забрался в капюшон говорящего и вещает оттуда неестественным, тонким голосом.

Они покатываются со смеху и подолгу гуляют. Пьют горячий шоколад из бумажных стаканчиков, так и норовящих выскользнуть из рук. Они сминают ногами белый ковер.