И целой жизни не жаль (СИ) - "amie" - Страница 6

Знакомое тепло окутало сзади, на душу снизошло спокойствие. Гелла, приобняв мужа одной рукой, другой сгреб билеты, едва не вырвав их из рук опешившего от неожиданности касара, и почти зарычал:

- Будем рады. А теперь, господа, извиняйте - мы торопимся.

Возразить такому тону никто из них не посмел, да Гелла и не стал дожидаться ответа, действуя на грани приличия, а попросту - повернувшись к ним задом, и утянул мужа следом. По пути к академии пришлось рассказать про историю, которая вчера совершенно вылетела из головы. Гелла только хмурился и играл желваками, но ничего поделать в принципе не мог.

Высыпавшая на крыльцо академии толпа отдавать студента отказалась, так что пришлось немножко подкорректировать планы на вечер и пойти со всей группой в кабак - знакомиться и пить островное вино, считавшееся лучшим в Империи - все же большинство студентов ускоренных курсов были из знати и могли себе такое позволить. Если молодо выглядевший и задорно смеявшийся над шутками Миран быстро влился в общее веселье, то к набыченному здоровяку, грозно зыркавшему на творившийся разврат из-под злобно прищуренных век, подкатывать с дружескими объятиями и чоканьем бокалов никто не отваживался. Да тот и не пил, проигнорировал налитое, зорко следил за своими любимыми и подмечал, как студенты исходят слюной на его сокровище, думая, что никто не видит, а само сокровище так и сыплет убойной дозой очарования, заигрывая с неопытными влюбчивыми юнцами. Или как эти наглые близнецы притираются с двух сторон ко второму мужу, который вроде как не понимает намеков вместо того, чтобы переломать загребущие лапки, что чуть ли не под одеждой уже шарят под шумок. Гелле до зубовного скрежета захотелось почесать кулаки об эти хитрые мордашки. Сидевшие рядом студенты еще дальше отодвинулись, чуть ли не забираясь на колени к соседям. Недоуменно переглядывавшиеся мужья чувствовали настроение здоровяка, так что после первого же слаженного тоста за знакомство поспешили увести на улицу готового взорваться Геллу.

Ни о какой прогулке речи уже не шло, а Дареду с Мираном дома пришлось долго и упорно доказывать свою любовь обидевшемуся на них мужу. Ну да Даред и не против был - когда такое мощное шикарное тело, удерживаемое на весу руками под коленями, само подставляется под удары, тяжело дыша и чуть ли не рыча, и умудряется еще и подмахивать из подвешенного положения, опираясь только на лопатки - крышу сносит на раз. А когда Миран, накрасивший блестками глаза и нарядившийся в непристойное прозрачное нечто, едва прикрывавшее ягодицы и так и норовившее задраться по пояс, подполз к мужьям, нагнулся над пахом Геллы и начал шаловливо исследовать пальчиками мошонку Дареда, размашисто шлепавшуюся об удерживаемые на весу ягодицы, сжимать яйца и обхватывать скользкий движущийся член кольцом у основания, охотник еле сдержался от “преждевременной кончины”. Игривый котенок потом переключился на обделенную вниманием плоть здоровяка, насадился ртом на крупную головку, посмаковал, попытался заглотить больше, тонкими пальцами охватывая и подтягивая вверх солидное хозяйство. Дареду кровь бросилась в лицо от такой откровенной картины - ничем не закрываемый больше вид на растянутые мышцы, обхватывавшие собственный член, погружающийся в сильное мускулистое тело, стал последней каплей, но упорный боевой маг не сразу остановился, дождался, пока Гелла с утробным рыком кончит в горло Мирану, и только потом позволил себе расслабиться, завалившись на вздрагивающий “полутруп” и едва не прищемив пискнувшего возмущенно Мирана. Тот недолго наблюдал за обессилевшими любимыми - его-то никто не приласкал еще, только по связи подразнили - и спустя несколько минут уже водил по вспотевшей пояснице пальчиком, играясь с капельками пота, и дальше по позвоночнику, начиная новую игру - свою игру. А Даред, поддаваясь шаловливым ручкам, подумал, что неплохо было бы время от времени разводить Геллу на ревность, уж очень требовательным и ненасытным он тогда становился. Только повод для ревности должен быть правильный, чтоб не друг к другу, а к кому другому ревновал - тогда все будет зашибись!

О предстоящем походе в театр вспомнили только утром.

========== 5 ==========

Для первого выхода в свет, пускай и не на приеме у императора, каждому из мужей нужно было подготовиться, причем не только морально - следовало приодеться по последней моде, чтобы на них не показывали пальцем. Если у Дареда была железная отмазка (Академия Имперской Службы Охраны не терпела прогульщиков, вплоть до отчисления и ожидания последующего набора), то удрученному Ангелло пришлось таскаться за оживленно щебетавшим Мираном по бесчисленным магазинчикам с аксессуарами, бутикам на Торговом проспекте и швейным салонам, обслуживавшим знать. Все-таки излюбленные развлечения дворцовой знати, вроде той же страсти к ненужным покупкам, как-то незаметно прошли мимо простого триала, которому нравились более приземленные занятия, например, управление поместьем или инспекция деревенских хозяйств. Сейчас он понимал, что благодарить за это нужно было мужа, чутко уловившего его настроение в свое время и оградившего от лишних раздражавших мероприятий, благо к арханам не применялись те самые “должен” и “обязан”, которыми пичкали его с детства. Но сейчас - другая история…

Когда с учебы вернулся студент, вся семья быстро поужинала и переоделась для похода в театр, правда, не обошлось без подтрунивания друг над другом, когда они в шутку стали перемерять чужие обновки - все же они различались по габаритам между собой. Однако смешки быстро закончились, когда они добрались до ложи касара Дурамана. Как и предчувствовал Миран, без подвоха не обошлось. В ложе к моменту их появления уже почти все места были заняты друзьями Дурамана, масляно поблескивавшими глазками в полутьме. Только три места - два по сторонам от самого касара и одно ближе к краю - были свободны, причем никто из стариков не согласился пересесть, фальшиво сожалея, что, мол, старость, больным костям мягче всего именно в этом кресле или именно с этого места лучше видно сцену - зрение ведь не то уже! Так что, кипя внутри от негодования, пришлось рассаживаться на оставшиеся места - Миран с Геллой сели рядом с Дураманом, а Даред отправился в конец ряда.

Мирану было очень неуютно. Как только погас свет и началось представление, рука соседа, постоянно ворочавшегося в кресле, будто невзначай задела Мирана, но возмутиться тот не успел, так как нарушительница границы личного пространства сразу же отстранилась. Чем больше времени проходило с начала спектакля, тем чаще и дольше старые развратники, сидевшие рядом, фактически облапывали вздрагивавшего от омерзения красавчика. Будь он по-прежнему арханом, возмутился бы и ушел, еще и представив хозяев ложи в невыгодном свете, однако с простым триалом, оскорбившим в лучших чувствах благородного касара, разбираться не будут. Миран не смотрел на сцену, он все время следил за затеявшими грязную игру соседями, так что заметил, когда один из крохотных охранных камешков-амулетов на кольце мигнул, ярко вспыхнув, и погас - разрядился. Холодок прошелся вдоль позвоночника - этот камешек был вставлен в кольцо за компанию с остальными, так как магия, от которой он охранял, относилась к разряду запрещенных в Империи, и желающих рисковать своей свободой и честью, связавшись с криминалом, находилось мало. Паника поднялась в душе Мирана, сейчас он, сидя далеко от мужей, которые могли бы защитить его от направленного магического воздействия, был беззащитен как младенец. В том, что следующая попытка использования магии подчинения разума сработает, Миран был уверен как никогда. С расширенными от страха глазами он представил, как, одурманенный, бросает резкие слова своим любимым и покидает их, идя на поводу у мерзких старикашек, опустившихся до преступных приемов…

Гелла вдруг подскочил со своего кресла и присел на корточки перед Мираном, взял его за руки, успокаивая, поцеловал ладони. Даред, все это время промаявшийся, разрывавшейся между желанием быть поближе к мужу и в то же время не навредить его репутации, накосячив с этикетом, тоже сорвался с места и подошел к Мирану сзади, положил руки на плечи, так что тот головой теперь упирался в бедро мужа, а пухлощекому касару Гаспару, любителю причинять своим любовникам боль, пришлось убрать свою конечность, нахально расположившуюся на спинке кресла Мирана.