Очерки становления свободы - Актон Лорд - Страница 40

Прежде Юлий выступил против Александра на том основании, что тот недостоин быть папой; через непродолжительное время по восшествии Юлия на престол выяснилось, что речь здесь шла не о личной враждебности, но о полной и решительной перемене в идеологии и политике. Перемена эта выразилась не в религиозной реформе или в покровительстве учености, а прежде всего во взглядах на территориальную политику. Цезарь воссоздал к услугам папы герцогство Романью; согласно представлениям Юлия, теперь оно должно было быть надежно закреплено за святейшим престолом — вместе со всеми другими землями, которые можно было востребовать и получить на основании закона, с помощью дипломатии или войны. Представители семейства Борджиа добились власти оружием, и Юлий не мог позволить себе оказаться ниже их и тем испортить всю свою карьеру. Он должен был взяться за меч; но, в отличие от них, собирался сделать это во имя непосредственных интересов церкви. Он сверг завоевателя не для того, чтобы завоеванные земли вернули себе самостоятельность или отошли к Венеции, но для того, чтобы и он сам, и его преемники распространили свою власть на всю Италию, а через нее — на весь мир. На этом основании он и учредил земную власть пап, просуществовавшую три столетия. Ревнивый муниципальный дух средних веков привел к раздроблению общества; разрушить эти традиции разобщения и вновь составить из осколков большие общины возможно лишь посредством применения силы. Борджиа показал осуществимость этой задачи, — а также и то, что папа не должен доверять ни одному победоносному кондотьеру, будь он хоть его родным сыном. Поэтому Юлий решил лично командовать своей армией и сражаться во главе своих войск. Отпустивший длинную белую бороду, облаченный в латы, гордо скачущий под неприятельским огнем на своем боевом коне, папа являл собою живописнейшую романтическую фигуру своего времени.

Венецианцев, с помощью флота галер надежно державших в своих руках побережья, было непросто заставить уйти из захваченных ими городов. Центр тяжести интересов этой по преимуществу морской и торговой державы лежал так далеко на востоке, что однажды возникла даже мысль перенести столицу с берегов лагун на берега Босфора. Когда рост могущества турок начал наносить урон торговле венецианцев и всерьез угрожать их колониальной империи, граждане решили извлечь все мыслимые преимущества из раздробленности Италии и стать континентальной державой. Решению благоприятствовала небезопасность и необеспеченность жизни под гнетом мелких владетельных князей, делавшая для их подданных весьма заманчивой перспективу перейти под власть уравновешенного и осмотрительного правительства, три тысячи кораблей которого господствовали на морях под христианским флагом. Отказываясь от принципа, согласно которому они воздерживались от проникновения вглубь материков, венецианцы ставили власть выше процветания, а интересы государства — выше безопасности тысячи патрицианских домов. Всюду, где начиналось волнение, рыбу в мутной воде ловила Венеция. Вдоль всего восточного берега, от склонов Альп к перевалам, служившим торговыми путями в Северную Европу и дальше, оттесняя Милан и Неаполь, патриарха Аквилеи и герцога Феррары, императора и папу, — всюду Королева Адриатики простирала свою дальновидную власть. Именно в период правления героя Байрона дожа Фоскари венецианцев осенило, что их миссия может заключаться в смещении слабых и беспомощных правительств на полуострове и в замене их венецианской администрацией; их знаменитый политик и историк Парута полагал, что им по силам осуществить то, что уже сделал Рим. Далеко идущие планы венецианцев не были секретом для их соседей, и те, кого граждане морской республики под всеми благовидными предлогами успели ограбить, дожидались часа возмездия.

Воспользовавшись советом Макиавелли, Юлий без труда создал лигу из врагов республики. Поскольку в интересы империи, Франции и Испании не входило излишне раздражать Венецию, усиливая друг друга, венецианцы вообразили, что смогут спокойно остаться при своем, позволив зависимым городам самим выяснить отношения с врагом. Падуя победоносно выстояла против Максимилиана, но в битве при Аньяделло поле боя осталось за французами, и в том же 1509 году, в Индийском океане, сражаясь под турецким полумесяцем против португальского флота, венецианцы потерпели поражение и утратили свои восточные рынки. Вскоре они взяли реванш. Достигнув своей цели — подняв Францию против Венеции в числе прочих участников составившейся в Камбре лиги — Юлий затем соединился с венецианцами для того, чтобы изгнать французов из Милана. Уже имея за плечами два успеха, то есть отвоевав папские владения и сломив мощь Венеции, он успел и в этом третьем своем предприятии по восстановлению Италии, ибо опирался на помощь венецианцев и швейцарцев. Французы потерпели поражение от испанцев в сражении при Равенне и от швейцарцев при Новаре, после чего оставили Милан.

Людовик XII поклялся отомстить папе и, заручившись поддержкой императора, созвал в Пизе собор, на который съехалась меньшая часть кардиналов. Юлий ответил на этот выпад, созвав всеобщий собор в Латеранском дворце в Риме, первый со времени великого реформаторского собора; он еще заседал, когда в 1513 году Юлий умер. Как в Пизе, так и в Риме каждый из соборов рассматривался как эпизод в большой политической игре; ни там, ни тут не было сделано серьезной попытки залечить застарелые и признанные раны церкви. Действия Латеранского собора привели к распространению мнения, что главнейшие болезни были известны, но лекарство было отвергнуто, так что реформ, которые могли бы помочь религии, не следует более ожидать от церкви или государства. Юлий умер, не успев выгнать варваров, как он обещал. Французы были выдворены, но испанцы держались непоколебимо и по-прежнему оставались опорой святейшего престола. Неаполитанская корона была пожалована Фердинанду Арагонскому, и эта чудеснейшая из областей Европы навсегда привязала Испанию к Ватикану.

Если итальянский проект Юлия остался осуществленным лишь наполовину, то его римский проект был полностью завершен; перемежающийся сюзеренитет средневековья уступил место действенному суверенитету папы над половиной Центральной Италии, где обыкновенно царило безвластие; причем власть мирская была положена на основание столь прочное, что святейший престол сумел вынести надвигавшееся умаление его духовной власти. Весь блеск, присущий придворной жизни нового времени, кардиналы из правящих домов Медичи, Эсте, Фарнезе, Гонзага вокруг папского престола, церемониальная пышность государства, по существу являющегося королевством, приемы во дворцах, возведенных гением Браманте и Микеланджело, послы и сановники держав, венценосные главы княжеских фамилий, — все это превращало Рим в притягательный центр аристократического общества- В качестве столицы абсолютной монархии, подобной другим, Рим стал ассоциироваться с принципами, которым в средние века он противостоял своим духовным и мирским оружием. Значение произошедшей перемены вполне выяснилось, когда по заключенному в Болонье конкордату Лев X уступил Франциску I право назначать епископов и осуществлять надзор за французской церковью. Ибо по восшествии своем на престол Франциск послал в Италию войска, одержавшие победу при Мариньяно, вследствие чего Франция опять овладела Миланом и прилегающими землями, тем самым уничтожив последнее из достижений Юлия П.

Наконец, предстояло еще развернуться решающей борьбе за освободившийся имперский престол. Фердинанда Арагонского не было в живых, и Неаполь перешел под власть составившей отныне нераздельное целое Испании. Рим твердо стоял за то, что Испания не должна слиться с империей, и в конечном итоге об это непоколебимое требование разбилась сильнейшая императорская династия. Как раз незадолго перед этим в Германии началась Реформация, и Лев хотел, чтобы преемником Максимилиана был выбран один из светских князей-курфюрстов. Политическая ситуация вынуждала папу предпочитать кандидатуру Фридриха Саксонского, который оказывал покровительство Лютеру. Состоявшееся в 1519 году избрание Карла было посягательством на равновесия власти; такой поворот дел был непривычен для средних веков, по постепенно начал заявлять о себе в эти дни. Франция, в прошлом не сумевшая отстоять Неаполь против испанцев, теперь оказалась перед необходимостью защищать Ломбардию против Испании, поддержанной Германией и Нидерландами. В течение четырех лет Франциск вел эту неравную борьбу, несмотря даже на то, что самый могущественный из его вассалов, Бурбон, привел врага к самым воротам Марселя. Решительная битва долгой итальянской войны произошла в июне 1525 года при Павии, где Франциск был взят в плен — и вынужден был покупать свое освобождение ценой жесточайших жертв.