Воздастся каждому - Чейни Питер - Страница 2
- Предыдущая
- 2/42
- Следующая
Кэллаген встал, глянул через плечо Эффи Перкинс, сложил губы трубочкой и тихонько присвистнул.
— Спокойной ночи, мисс Перкинс, — повернулся он к Эффи. — В субботу я вам напишу.
А сам прошел мимо неё в приемную.
— Вы мисс Мероултон, не так ли? Входите и садитесь.
Вернувшись в кабинет, он поставил стул против стола и сел на свое место. Как только женщина вошла, Эффи Перкинс закрыла дверь в приемную.
Девушка не села, и Кэллаген мог убедиться, что она невероятно хороша собой.
Рослая, гибкая и изящная, но во всех необходимых местах округла и отнюдь не худосочна. От неё веяло духом воспитанности и породы. Смертельно бледное лицо, под глазами синева от усталости или нервного напряжения. На ней было дорогое шикарного кроя платье из тяжелого марокканского шелка — вечернее платье на перекрещивающихся на плечах бретельках, украшенных бриллиантовыми подвесками.
Ее волосы были черными как смоль, а усталые глаза — фиолетовыми. Черные туфельки на высоких каблуках заманчиво выглядывали из — под края платья.
Кэллаген продолжал осмотр, разглядывая её с головы до нег, словно испытывая зрительную память, продолжал даже тогда, когда её прекрасно вырезанные ноздри задрожали от негодования. Ей явно не нравилось, что её рассматривают как призовую лошадь.
Он усмехнулся.
— Итак …
Девушка вытащила руку из — под короткой меховой горжетки, ниспадавшей с её левого плеча. В руке была сумочка. Она открыла её, вынула конверт и положила на стол.
Кэллаген покосился на него, но остался недвижим.
Девушка села, положив ногу на ногу. Все её движения были неспешными, изящными и совершенно четкими. У Кэллагена мелькнула мысль, что девушка из тех, кто не потерпит никаких чертовых глупостей, кто бы их не совершал. У неё возникли проблемы, но она явно не была напугана, а если и была, то не подавала виду. Но она явно попала в затруднительное положение, причем суровое, зачем бы ей иначе сидеть перед его столом и смотреть на него, как на пустое место?
Усмешка, столь подходящая к его неординарному лицу, стала ещё шире.
Он ждал, когда она заговорит — ему было интересно, какой у неё голос. Обычно нужно некоторое время, чтобы решиться и заговорить, — дела, по которым Фингейл направлял женщин к Слиму Кэллагену, как правило, были связаны с молодыми джентльменами, от которых не удавалось просто так избавиться после того, как они сделали свое дело, которые не исчезали, а пытались понемногу шантажировать.
В его памяти промелькнули образы полудюжины женщин, рассказывавших все ту же старую — старую сказочку.
« — Я думала, он меня обожает, доверилась ему. А теперь он требует две тысячи фунтов, чтобы уехать в Южную Америку, и ещё пять сотен, чтобы остановить одного человека, который видел нас в таком-то отеле и угрожает написать моему мужу…»
Кэллаген слышал эту историю так часто, что готов был положить её на музыку.
Но это дело было не того разряда. И не могло быть. Там все решал возраст — где — то между сорока пятью и пятидесятью. Этой девушке было не больше двадцати шести, может быть — двадцати восьми. Но могло быть и меньше.
Вот черт! Не стоило увольнять Перкинс. Эффи отличный работник. За пять лет она изучила все его приемы. Если дело стоящее и верное, ему необходим помощник, по крайней мере столь же сообразительный, как Эффи.
Он улыбнулся клиентке. Улыбка была такой же составной частью бизнеса, как телефон. Она говорила: « — Мадам, „Сыскное агентство Кэллагена“ — самая честная и порядочная фирма. Наши клиенты чувствуют себя, как за каменной стеной. Так что давайте начинайте и облегчите себе душу».
Она осведомилась:
— Не возражаете, если я закурю?
Он кивнул. Такого голоса он и ожидал: низкого, мягкого и четкого.
Она достала плоскую коробочку, и рот его наполнился слюной при видел любимых «плейерс». Он размышлял — предложит она ему или нет. Когда он зажег спичку и обошел стол, чтобы дать огня, она положила раскрытую пачку на стол, оставляя её в его распоряжении. Кэллаген взял одну и был безумно рад — он не курил уже семь часов.
— Мистер Кэллаген, — начала девушка, — я буду по возможности краткой, чтобы не тратить попусту ваше и мое время. Пришла я сюда только потому, что настоял на этом Вилли Мероултон, с которым я обручена. Он убежден, что мне грозит опасность. И мистер Фингейл рекомендовал вас как человека, полезного в известных обстоятельствах.
Кэллаген кивнул. Дело становилось интересным!
— Вы должны знать, — продолжала она, — что Август Мероултон — мой отчим. Возможно, вы о нем слышали. Большинство знающих его людей полагают, что его место — в сумасшедшем доме. Я временами тоже так считаю. Он невероятно богат и позволяет себе не ограничивать свои определенные наклонности, превращая жизни окружающих в сущий ад на земле.
— У него был брат — Чарльз Мероултон, который умер пять лет назад. Он тоже был богат и оставил наследство пятерым сыновьям. Можете считать их моей родней. Это Вилли Мероултон — порядочный и благородный человек, за которого я собираюсь замуж, Беллами, Персиваль, Пол и Джереми. Если вы читаете газеты, то слышали о них. Они промотали свои доли наследства, но по-прежнему сорят деньгами и мало чем интересуются, кроме погони за сомнительными женщинами и выпивки. Но пьют ужасно много.
— Короче, положение дел таково: заскоки отчима после смерти моей матери три года назад дошли до предела. Видимо, он долго не протянет: у него грудная жаба, недуг, который никак не сочетается с его темпераментом. Он знает, что Беллами, Пол, и Джереми ждут — не дождутся смерти дядюшки. И ждут нетерпеливо, чтобы промотать все, что им достанется. Они в курсе, что по завещанию его наследство поровну поделят между пятью племянниками и мной.
— Два дня назад он устроил официальный обед, на котором мы все присутствовали. И там вдруг заявил, что оформил новое завещание, которое отпечатано на золотой фольге и которое он вечно носит с собой в корпусе часов. Еще он заявил, что когда оно будет оглашено, большинство из них возненавидит его ещё больше чем сейчас. Но если они смогут расположить его к себе, порвет его и они получат деньги. Понимаете?
Кэллаген кивнул.
— Полагаю, все они влезли в долги под старое завещание?
— Конечно! Теперь возникла ситуация, когда все четверо ( я не считаю Вилли, который упорно трудится и сохранил наследство) не знают, сделает их дядюшкино завещание богачами или банкротами. Если он аннулирует новое завещание или порвет его, они сумеют выкрутиться. Если нет — окажутся перед угрозой разорения и нищеты, а то и ещё хуже.
Кэллаген выпустил аккуратнейшее кольцо дыма, задумчиво глядя в окно и размышляя.
— Вилли ужасно беспокоится, — продолжала девушка. — Он уверен, что любой из них, если представится возможность, разделается с Августом не задумываясь. Но что ещё важнее, они осведомлены о моих стычках с отчимом. И Вилли за меня боится.
Кэллаген изумленно взглянул на нее.
— Боится за вас? Почему?
Она пожала плечами.
— Вилли говорит, что они все полоумные, и ему в голову пришла ужасная мысль, что один из них что-то сделает с Августом, уничтожит завещание. Или наймет для этого ещё кого-то, и попытается повесить это на меня.
Кэллаген усмехнулся.
— Похоже, это здорово притянуто за уши? Или вы полагаете, Вилли действительно верит, что замечательный квартет собирается укокошить старичка и пришить вам убийство?
Она кивнула.
— В том — то и дело.
Кэллаген долго внимательно смотрел на нее.
— А вы что по этому поводу думаете?
Она опять пожала плечами.
— Не знаю… Пожалуй, я встревожена, и мне все это ужасно надоело. Вилли сегодня позвонил и настоял, чтобы я встретилась с вами. Мистер Фингейл уверял, что вы именно тот человек, который может «управиться» (это его слова) с Беллами, Полом, Персивалем и Джереми.
Она криво улыбнулась.
— Еще Вилли добавил, что мистер Фингейл уверял: им понадобится чертовская сообразительность, чтобы превзойти мистера Кэллагена.
- Предыдущая
- 2/42
- Следующая
