Письма - Китс Джон - Страница 12

23. ТОМАСУ КИТСУ

23-26 июля 1818 г.

Аладинов джинн покуда {2}

Не творил такого чуда;

Колдунам над Ди-рекою {3}

И не грезилось такое;

5 Сам апостол Иоанн,

Что провидел сквозь туман

В небе, заревом объятом,

Семь церквей, сверкавших златом, {4}

Не видал таких красот.

10 Я вступил под строгий свод;

Там на мраморе нагом

Некто спал глубоким сном.

Море брызгами кропило

Ноги спящему и било

15 О каменья край плаща;

Кудри, по ветру плеща.

Вкруг чела вились тяжелым

Золотистым ореолом.

"Кто сей спящий? Что за грот?"

20 Я шепнул, шагнув вперед.

"Что за грот? И кто сей спящий?"

Я шепнул, рукой дрожащей

Тронув юношеский лик.

Юный дух очнулся вмиг,

25 Встал и молвил мне в ответ:

"Смерть мою воспел поэт.

Лисидасом-пастухом {5}

Я зовусь, а здесь мой дом:

Он воздвигнут Океаном.

30 В нем волна гудит органом;

И паломники-дельфины,

Жители морской пучины,

Жемчуга собрав на дне,

В дар сюда несут их мне.

35 Но увы - сменился век:

Ныне дерзкий человек

Волны бороздит упрямо,

Не щадя Морского Храма.

Горе мне, жрецу: бывало,

40 Вод ничто не волновало;

Хор пернатых певчих встарь

В небесах парил; алтарь

Охранял я от людей;

Ризничим был сам Протей.

45 А теперь людские взгляды

Сквозь скалистые преграды

Проникают вглубь - и вот

Я решил покинуть грот,

Бывший мне укрытьем прежде:

50 Он доступен стал невежде,

Яхтам, шлюпкам, челнокам,

Щеголихам, щеголькам

С их грошовою кадрилью!

Но, противясь их засилью,

55 Грот в пучину канет вскоре"...

Молвив так, он прыгнул в море

И пропал!

(Перевод Елены Баевской)

Прости: я так разленился, что пишу всякую чепуху вроде этой. Но что поделаешь?

24. ДЖОНУ ГАМИЛЬТОНУ РЕЙНОЛДСУ

22 сентября 1818 г. Хэмпстед

Дорогой Рейнолдс,

Поверь, меня гораздо больше радовала мысль о твоем благополучии, чем огорчало твое молчание. Разумеется, меня печалит то, что я не могу быть счастливым вместе с тобой, но заклинаю тебя не думать сейчас ни о чем, кроме радостей: "Розы срывай" {1} etc. Впивай до дна сладость жизни. Сокрушаюсь над тобой, поскольку это не может длиться вечно - и сокрушаюсь над собой, так как пью сейчас горькую чашу. Покорись - иного выхода нет: только эта мысль меня утешает. Я ни разу не влюблялся, однако последние два дня меня преследовал некий женский образ {2} - как раз сейчас, когда лихорадочная отрада Поэзии выглядит куда менее преступной. Сегодня утром Поэзия одержала верх: я снова предался абстракциям, составляющим всю мою жизнь. Я чувствую, что избежал новой горести - загадочной и грозной: я благодарен за это. - К моему сердцу приливает палящий жар - не залог ли Бессмертия?

Бедный Том - эта женщина - и Поэзия вызванивают у меня в груди колоколами. Сейчас я сравнительно спокоен: знаю, все это огорчит тебя, но ты должен меня простить. Будь мне известно, что ты отправишься так скоро, я мог бы послать тебе копию "Горшка с базиликом" - я переписал его.

А вот вольный перевод сонета Ронсара {3} - думаю, он придется тебе по душе. Мне дали почитать сборник его стихов: там много по-настоящему прекрасного.

Природа, щедрости полна благой,

На небесах за веком век таила

Кассандру, наделенную красой,

Что блеском дивным превзошла светила.

5 Амур ее крылами осенил:

Во взоре, властью тайного порыва,

Такой зажегся несравненный пыл,

Что средь богинь пронесся вздох ревнивый.

Едва она ступила в мир земной,

10 Я страстью воспылал: страданье стало

Моим уделом; горек жребий мой

Любовь мне жилы мукой пронизала...

У меня не было при себе оригинала, когда я переводил: содержание концовки я никак не мог вспомнить.

Мне следовало бы навестить Раиса еще раньше, но предписанием Сори я заперт в четырех стенах - и боюсь выходить из-за ночной сырости. - Ты знаешь, что все это сущие пустяки. Скоро я совсем поправлюсь. - О твоем предложении буду помнить, как если бы оно взяло и осуществилось - но, наверное, ничего не получится. Том все еще лежит в постели: нельзя сказать, что ему лучше. Вестей от Джорджа пока нет.

Твой любящий друг

Джон Китс.

25. ДЖЕЙМСУ ОГАСТЕСУ ХЕССИ

8 октября 1818 г. Хэмпстед

Дорогой Хесси,

С Вашей стороны было большой любезностью прислать мне статью из "Кроникл", и я поступил гадко, не поблагодарив Вас за это раньше: простите, пожалуйста. Вышло так, что эту газету я получал ежедневно и сегодняшнюю видел тоже. Чувствую себя в долгу перед джентльменами, которые за меня заступились. {1} Что касается остального, то я теперь начинаю лучше осознавать свои сильные и слабые стороны. Хвала и хула оставляют лишь мгновенный след в душе человека, который питает такую любовь к идеальной Красоте, что становится самым суровым критиком своих произведений. Моя собственная взыскательность причинила мне несравненно больше страданий, чем "Блэквуд" и "Куортерли" вместе взятые. Когда же я чувствую свою правоту, никакая сторонняя хвала не доставит мне столько радости, сколько возможность снова и снова предаваться в уединении наслаждению прекрасным. Дж. С. совершенно прав, говоря о небрежности "Эндимиона". Как ни парадоксально, но не моя вина, если это так. Я сделал все, что было в моих силах. Если бы я выходил из себя и тщился создать нечто совершенное - и ради этого клянчил совета и дрожал над каждой строчкой, я бы вообще ничего не написал. Не в моем характере жаться и мяться. Я буду писать независимо. Я писал независимо, не умея судить здраво. Впоследствии я смогу писать независимо, развив в себе такую способность. Поэтический гений обретает благодать собственными усилиями: ни законы, ни предписания не подстегнут его созревания; ему нужны только самосознание и предельная собранность. Созидательное начало созидает себя само. - В "Эндимионе" я очертя голову ринулся в море и тем самым лучше освоился с течением, с зыбучими песками и острыми рифами, чем если бы оставался на зеленой лужайке, наигрывал на глупенькой дудочке и услаждался чаем и душеспасительными советами. - Я никогда не боялся неудач, потому что лучше уж потерпеть неудачу, нежели не суметь стать вровень с Великими. Но я, кажется, начинаю впадать в декламацию.