Коготь Хоруса - Дембски-Боуден Аарон - Страница 21

Мы следовали за демоном по верхним палубам, не надеясь догнать столь быстрое существо. Гира двигалась впереди, перепрыгивая через беспорядочно разбросанные останки Детей Императора. Волчица была призраком — она ни разу не прикоснулась ни к одному из тел и растворялась во тьме, когда путь оказывался блокирован, а затем выпрыгивала из теней впереди.

Слежка за демоном не представляла никакой сложности. Стены и пол были покрыты кровавыми пятнами, высохшими брызгами цвета застывающей меди, которые отмечали путь твари. Дети Императора наносили ей раны, а то, что истекает кровью, можно и убить. Однако эта задача была далеко не простой.

Правую стену нескольких коридоров украшали раскаленные линии рассеченного металла, которые оставил огромный медный клинок демона, — тварь рубила дюрасталь на бегу.

— «Белая гончая» под обстрелом, — передал по воксу Леор.

Его тон выдавал то, что не передавали слова. Корабль Пожирателя Миров погибал в пустоте, и он не мог ничего с этим поделать.

— Что с «Тлалоком»?

— Мой корабль цел.

— Вокс-канал все еще открыт?

— Нет.

Правда была проста: я бы осознал и почувствовал момент смерти Нефертари. Однако некоторые секреты предназначались лишь для меня одного.

— Я бы ощутил психический разрыв, — сказал я.

Леор сердито заворчал:

— Просто скажи «магия», и все. Хватит нагонять таинственность.

«Магия». Вот уж действительно глупое слово.

Мы выбрались из командного сектора на основные жилые палубы. Эти узкие, лабиринтообразные коридоры и каюты сплетались со всем очарованием крошечных квартирок города-улья.

Довольно скоро я услышал глухие удары чудовищного клинка по керамитовой броне. Звук эхом разносился по залам, словно звон треснувшего соборного колокола. Снова. Снова. И снова.

Гира исчезла в каюте перед нами, прыгнув в распахнутый люк. За открытой аркой располагался триклиний — одно из помещений, где человеческий экипаж «Его избранного сына» когда-то вкушал свои трапезы из высокопротеиновой похлебки.

Леор оставался рядом со мной. Его азарт нарастал. От его разума во все стороны хлестали волны черной ярости, просачивающейся и в мои мысли. Его злоба пьянила — грубые электрические импульсы, первобытное наслаждение.

Держа оружие в руках, мы вместе ворвались в комнату. Я увидел мертвых врагов, облаченных в черно-розовое. Куски их тел были разбросаны по полу, по обеденным столам, разлетелись к сводчатым стенам. Я увидел Оборванного Рыцаря, который возвышался над побоищем, размахивая своим медным клинком.

И я увидел Телемахона, последнего выжившего.

— Трон Терры, — проговорил я при виде него.

Проклятие, от которого я избавился за десятки лет до того.

Я уже упоминал, что Телемахон обладал прекрасным голосом — мои слова не в состоянии в полной мере выразить его низкую, мощную, медоточиво-гортанную звучность, — однако это не идет ни в какое сравнение с тем, как он сражался в тот день. Вот где была подлинная красота.

Поэты часто восхваляют «грацию воина» и «пляску ног» умелого бойца. За все выпавшие мне годы войны я никогда не видел смысла в этой метафоре, пока не стал свидетелем поединка Телемахона с Оборванным Рыцарем.

Не забывайте, что я ненавижу этого человека. За тысячи лет мы пытались оборвать жизни друг друга более сотни раз. Мне горько вообще говорить о нем что-либо хорошее.

Он сравнялся с демоном по росту, вскочив на длинный стол триклиния, и отводил удары Оборванного Рыцаря мечами, которые держал в обеих руках. Он не просто размывался в движении, а стал чем-то текучим и призрачным. Оба клинка двигались в абсолютной гармонии друг с другом — он парировал, уклонялся, блокировал и наносил ответные удары мечами с математической, безупречной точностью.

Благодаря лицевому щитку Телемахона этот бой, превзойдя границы чудесного, начал отдавать безумием. Прекрасный серебристый лик, совершенное лицо юноши, выглядел абсолютно спокойным. Безмятежным. Возможно, даже скучающим.

Парными мечами непросто сражаться, и еще сложнее делать это хорошо. Многие бойцы лгут сами себе, полагая, будто в этом есть реальное преимущество перед клинком с пистолетом, мечом со щитом или же более мощным и длинным одиночным клинком. К использованию парного оружия обычно прибегают те, кто больше наслаждается рисовкой, чем мастерством, и любит элемент устрашения. Даже в легионах мало кто владеет этим искусством мастерски, и когда видишь воина с двумя клинками — это почти всегда первый признак чрезмерно уверенного в себе глупца.

Но Телемахон превратил рисовку в искусство, которое идеально сочеталось с его невероятным умением. Он поднимал клинки навстречу сокрушающим ударам, и отступал там, где любой другой был бы уже мертв. У Оборванного Рыцаря было преимущество в силе, длине рук и меча, росте, и единственное, что этому мог противопоставить мечник, — полностью вкладываться в каждый отклоняющий удар. Несколько секунд, от которых замирало дыхание, я наблюдал, как Телемахон отступает с диким, яростным изяществом, а клинки искрят, парируя выпады демона. Он не просто блокировал — от такого его мечи уже наверняка бы сломались. Он принимал каждый надвигающийся удар в точности под нужным углом, который позволял отвести основную силу инерции в сторону, а не принимать на себя.

— Умри! — исходя слюной, рычал ему Оборванный Рыцарь.

Плоть демона выгорала от разочарования, обращаясь в дым, — ведь он уже убил или искалечил всех воинов в комнате, кроме этого, продолжающего упорствовать.

— Умри… Умри…

В тот же миг наушники моего шлема затрещали, настраиваясь на входящий сигнал.

— Я тебя недооценил, Хайон, — выдохнул в вокс Телемахон.

Несмотря на изнеможение, ему все еще удавалось поддерживать иллюзию веселья.

Невероятно, вопреки здравому смыслу, Телемахон держался против одного из самых могучих демонов, бывших у меня в подчинении. Пусть даже существо было ранено, но стойкость мечника все равно ошеломляла.

А затем он атаковал. Он отбил клинок демона вбок на достаточное для удара время. Золотистые мечи Телемахона резанули сверху вниз. В ответ на него фонтаном хлынули раскаленные внутренности, и, кажется, я услышал его крик боли. Даже если и так, я не стал бы думать о нем хуже, но позвольте мне быть откровенным: хуже уже просто некуда.

Демон зашатался. В его теле появился зияющий разрыв. Из ширящихся ран в ужасе таращились человеческие глаза. В кровоточащих разрезах показались человеческие пальцы, зубы и языки, рвущиеся на свободу.

Телемахон был повержен. Он скатился со стола на пол. Я увидел, как он цепляется за свой растворяющийся доспех, отрывая шипящие куски, — а затем мне заслонил обзор демон.

— Хайон, — выдохнул он мое имя, не обращая внимания на беззащитного мечника и оборачиваясь ко мне. — Хватит.

Леор распознал угрозу раньше меня. Возможно, в тот миг дало о себе знать некое родство между ним и кошмарным существом: ведь они оба были неразрывно связаны с богом Войны.

Или же, быть может, это высокомерие убедило меня в том, что твари не в силах так легко избавиться от моего контроля. Как бы то ни было, Оборванный Рыцарь отвернулся от Телемахона. Он не стал добивать противника, решив вместо этого добыть мою жизнь в качестве следующей трапезы.

— Я освобожусь! — прорычал он. — Мой клинок положит конец этому договору.

— Стой… — предостерег я. — Демон, ты остановишься.

Но мои слова не дали результата. Они были лишь пустой тратой воздуха. Мне следовало это предвидеть. Я это предвидел. Именно из-за ненадежной, бунтарской натуры существа мне так не хотелось выпускать его.

Тяжелый болтер Леора начал стрелять без моего приказа. Оружие задергалось в руках воина, молотя потоком разрывных болтов по лодыжкам демона. Полетели толстые нити ихора, въедавшиеся при падении в палубу. Леор стрелял, чтобы обездвижить тварь. Он принял сгорбленную стойку, характерную для тех, кто десятилетиями был в легионе оператором пушки.