Теряя себя (СИ) - "Eve Aurton" - Страница 7

Наверное, именно поэтому она позволяет себе обнять его и на мгновение повиснуть на его плечах.

— Mmm, c’est ton nouveau jouet, Damien?* — Она томно тянет его имя и выпускает из своих объятий, подходя ближе ко мне и придирчиво рассматривая, в то время как я не могу оторваться от изучения ее красивого лица.

Она действительно красива, красива настолько, что я не обращаю внимания на стоящего за ее спиной Господина, пристально следящего за моей реакцией.

— Mon Dieu, as-tu jamais vu ses yeux, quels yeux! — на этих словах она прикасается к моему подбородку указательным пальцем и, проникновенно вглядываясь в мои глаза, склоняется чуть ниже, отчего я чувствую фруктовый аромат ее губ, ярко-алых, как и ее ногти, как и те чертовы простыни, въевшиеся в мою память. Она так долго изучает меня, что я ощущаю постепенно нарастающее смущение, от которого начинают гореть щеки. — Tu as raison, il y a quelque chose dans son regard. Très bien, parfaitement… Pauvre enfant, est-ce qu’elle ne sait pas qui es-tu? **

Не понимаю ни слова из того, что она говорит, но отчего-то точно уверена, что речь идет именно обо мне. Наконец, она отпускает мой подбородок и оборачивается к Рэми, скорее всего ожидая от него ответа.

— Нет еще. Этот вечер откроет карты.

— J’espère qu’elle est plus forte qu’on ne croit.*** Ужин сегодня поздно, мы успеем поболтать.

Они обмениваются понимающими улыбками, и Хозяин берет ее под руку, уводя вглубь залы и не проверяя, следую ли я за ними. Но мне не нужно напоминать, стараясь держать их в поле зрения, я иду за ними. Иногда сбиваюсь из-за снующих туда-сюда людей, которые бросают на меня не менее жадные взгляды, как когда-то посетители кафе, вот только в них нет животной похоти или желания, скорее что-то иное, что-то необъяснимое, куда более пугающее. В такие моменты я опускаю голову и смотрю на свои туфли, всем сердцем желая уйти отсюда. Здесь все чужое, непонятное, враждебное.

— Простите, — виновато улыбаюсь, поднимая голову и извиняюще смотря на мужчину, с которым только что столкнулась. Наверное, если бы я ничего не сказала, он бы даже не обратил на меня внимания, просто прошел мимо, минуя очередную неприметную помеху в виде обыкновенной рабыни, но, сделав всего один шаг, он останавливается и уже с интересом рассматривает посмевшую заговорить с ним.

— Нужно быть осторожнее, — он не улыбается, нет, только наклоняет голову чуть набок, с каким-то странным интересом прощупывая меня взглядом. У него тонкие губы и острые скулы, светлые волосы, уложенные гелем, тонкий нос. Худощавый и высокий, чуть сутулый, он напоминает мне хищную птицу, нашедшую очередную жертву. Незнакомец медленно оглядывает меня с ног до головы серыми, как сталь, глазами, а потом вновь зависает на лице, а я не знаю, что делать: либо уйти, чтобы найти Хозяина, либо дождаться, когда он прекратит глазеть на меня.

— Вацлав, ты позволишь? — прохладная ладонь ложится на мое предплечье, и Рэми появляется будто из ниоткуда, наконец заканчивая нашу зрительную баталию. Его челюсти едва заметно сжимаются, когда незнакомец слишком наигранно кланяется и делает шаг назад, уступая нам дорогу.

— Конечно, Дамиан. Она твоя… — он делает галантный жест рукой, делая ударение на слове “твоя”, а Господин сильнее сжимает пальцы, уводя меня прочь от него.

— Я просил тебе не отставать.

— Простите, я не успевала, — впрочем, и сейчас это у меня плохо получается, поэтому Хозяин до сих пор не отпускает моей руки и с грациозной легкостью пересекает залу, чтобы подтолкнуть меня к стене, в относительно тихий угол, где стоит столик с напитками и кое-какой закуской.

Он не говорит больше ни слова, просто останавливает мои извинения одним лишь предостерегающим взглядом, и, наконец, отпускает руку, на которой наверняка останутся синяки. Единственное, что я могу сделать, так это виновато замолчать и нервно сцепить пальцы, ожидая чего угодно.

— Жди меня здесь, ты понадобишься во время ужина, и постарайся ни во что не вляпаться, — в его голосе слышится раздражение, он нетерпелив и даже чуточку взбешен — я замечаю это по потемневшему взгляду и напряженным скулам— и прихожу к выводу, что он торопится к ожидающей его любовнице. Лишь дождавшись моего кивка, Рэми уходит, оставляя меня одну в незнакомом обществе. Впрочем, стоя в неприметном углу, в стороне от всех, я мало кого интересую и, наконец, могу как следует осмотреться.

Люди здесь совершенно разномастные — от утонченных дам до безобразных мужчин с огромными животами, от юных девушек до пожилых женщин.

И самое печальное из всего этого, что мне даже не нужно приглядываться, чтобы различить таких, как я. В основном это красивые девушки, одетые вполне прилично, хоть и не с тем шиком, что их хозяева. Но дело даже не в одежде, а в манере поведения, ведь они не могут себе позволить так достойно держать голову, так открыто смотреть вперед, так раскрепощенно общаться. Их взгляды затравленны и бездушны, их улыбки стерты унизительным обращением, от их гордости не осталось и следа. Радует одно: нас здесь не так уж и много, большинство гостей не посчитали нужным притащить с собой балласт в виде рабов, а это значит одно из двух: либо на таких вечерах они обходятся без них, либо попросту не имеют средств для их приобретения.

Слишком много вопросов и ни одного ответа, единственное, что я могу сделать, так это попытаться разговорить Мадлен, и я обязательно это сделаю, как только приеду домой. И домой ли?

— Ты здесь свеженькая?

— Что? — я недоуменно поворачиваюсь на голос, натыкаясь на склоненную над столиком девушку, которая опасливо оглядывается по сторонам, а потом берет один из бокалов и выпивает его залпом, после чего прижимает ладонь к губам и жмурится, проглатывая шипучее шампанское.

— Какая гадость, и как они это пьют.

Я открываю рот от удивления, наблюдая за тем, как, поставив один бокал, она уже тянется за другим и проделывает с ним то же самое. В этот раз обращаю внимание на ее запястье, исполосованное белесыми линиями-рубцами, довольно частыми и аккуратными. Они расположены параллельно друг другу, почти до середины руки.

— Советую тебе тоже выпить бокальчик, знаешь, неплохо расслабляет перед ужином.

— Думаю, не стоит.

— Так, значит, я права. Ты новоприбывшая… — на этих словах она поворачивается ко мне и, ловко закидывая в рот оливку, смотрит на меня блестящими от выпитого глазами. Успеваю заметить в них некую грусть прежде чем там зарождается ядовитый сарказм: — Тогда прислушайся к советам старших и выпей, пока никто не видит, — она горько улыбается и вновь тянется за бокалом, наверняка желая не просто расслабиться перед ужином, а вообще его пропустить.

— Послушай, может, хватит?

— Может и да, — ее пальцы замирают на полпути к бокалу, и вся она словно меняется, так резко сникая, что я растерянно подхожу ближе и касаюсь ее руки в желании поддержать. — Знаешь, я здесь уже почти полгода и все никак не могу привыкнуть к этой чертовой боли. Мне кажется, к ней вообще нельзя привыкнуть, и каждого следующего раза ты ожидаешь с еще большим страхом, чем прежде. Смотри, у меня даже руки трясутся, — она смеется сквозь выступившие слезы, протягивая мне ладони и показывая, как они мелко-мелко дрожат.

А я не могу произнести ни слова, переваривая информацию и не зная с какого вопроса начать.

Наверное потому, что я попросту боюсь услышать ответы.

— Что ты имеешь в виду, эмм… ?

— Катрина, меня зовут Катрина, если тебе интересно, и я ненавижу этого ублюдка, — она шмыгает носом и поспешно вытирает слезы, оставившие на ее припудренных щеках видимые дорожки. — Было ошибкой приезжать сюда. Они заманивают нас красивыми иллюзиями и превращают в ничто. Мы все время на грани: вчера, сегодня и завтра — каждый день мы ходим по краю. Никогда не знаешь, когда это произойдет, — ее речь хаотична, а глаза лихорадочно блестят, пока она до боли сжимает мои руки и жарко шепчет, напоминая мне умалишенную. — Хочешь мой искренний совет? Живи сегодняшним днем. Наслаждайся, завтрашнего дня может не быть.