Самая длинная ночь в году - Тур Тереза - Страница 45

— Я же говорил! Для вас, дорогой князь, я бутылочку найду, в память о нашей дружбе с вашим батюшкой. Да… — лицо ученого стало очень грустным, но лишь на мгновение.

— Простите, а… Как же молодые люди смогли найти вещдок? Он хранится в подвалах Министерства, все закодировано и…

— Это я вас, дорогой Андрей Николаевич, хочу спросить — как?! Как любой желающий проникает в ваше совершенно секретное, закодированное лишь на доверенных лиц — первых лиц государства, смею заметить! — хранилище как к себе домой?! С этими новомодными придворными фокусами, Небеса их… Ваши трусы, пардон, достать не проблема! Докатились…

— Неужели все так плохо? — князь грустно посмотрел на дно своего бокала. Правильно истолковав этот жест, ему налили еще.

— Хотелось бы вас утешить, князь. Но я не буду. В интересах государства. Все действительно плохо. Вам нужно не счеты с жизнью сводить, а исправлять ситуацию. И о восстановлении лекарской практики, прошу вас, подумайте. Например, я бы рекомендовал вам выплеснуть эмоции на что-нибудь… неодушевленное, но имеющее для вас большое значение. Вы очень сильный маг, Андрей Николаевич. Огромный потенциал. Вот если бы вы мне доверились…

— Почему же вы решили, что я вам не доверяю? Вы только что доказали свою компетентность и преданность Империи…

Он не знал, что еще сказать. Было и стыдно, и безразлично одновременно. Лекарь был прав — сила бурлила внутри и рвалась наружу. Выход был неизбежен, и он решил положиться на этого… Серафима Валериановича Сиялова.

— Чудесно! — старик мгновенно исчез.

Он вернулся не скоро — князь уже начал засыпать. За собой Сиялов вез небольшой столик на колесиках, весь уставленный баночками, скляночками, колбочками и коробочками.

— Вы не волнуйтесь, ваше сиятельство, я свое дело знаю. Кстати, батюшка ваш покойный прибегал к этому средству не единожды и весьма, смею сказать, успешно.

Бормоча все это себе под нос, Серафим Валерианович капал, сыпал, заливал что-то горячей водой, потом, немного подумав, добавил свой знаменитый коньяк. Что-то булькнуло, задымилось, вспыхнуло, и вот, наконец, из-под клетчатого пледа, будто из-под мантии факира, возникла обычная жестяная кружка, заполненная меньше чем наполовину темно-бурой жидкостью.

— Небеса… Какая гадость! — князь согнулся, скривился и закашлялся.

— Значит, действенно! — Сиялов похлопал его по плечу.

Где-то князь это уже слышал… Кресло под ним покачнулось, открылся портал…

Он стоял перед их с Ириной домом. Значит, выплеснуть гнев и отчаяние и уничтожить значимый для него неодушевленный предмет… Сейчас сделаем…

Снова выстроил портал, шагнул в комнату с камином. Книжка про некроманта, нужная страница заложена листком с очередным его стихоплетством. Пара четверостиший, просто так, чтобы она нашла, наморщила лоб, а потом улыбнулась и прижала листок к себе:

Тихо. Тихо-тихо. Он бы услышал удары собственного сердца, но, казалось, их не было. В голове шумело. Он позвал Иру. Она не ответила. Ах, да — она же в госпитале. И все забыла…

Он вдруг ясно осознал, как сильно виноват перед ней. Вспомнил ее бледное лицо, бескровные губы, порванное платье. Позвал еще раз… А вдруг… Ничего. Наверное, она не хочет с ним разговаривать или вообще не помнит, кто он такой. Ее же нет дома. И никогда не будет… А он все помнит… Почему? Зачем? Все забыть. Уничтожить. Стереть с лица Земли. Затерять среди миров. Все. Чтобы даже воспоминаний не осталось. Он закрыл глаза, расслабился и выпустил наружу всю свою ярость. Всю свою боль.

Дома не стало мгновенно. Осталось только пламя.

Яркое, чистое. Оно мгновенно уничтожило все, что было вокруг… И в его равномерном гуле Радомирову послышалось сочувствие. Огонь чуть согрел его, и князь с удовлетворением услышал, как жалобно тренькнули лопнувшие стекла.

Он желал выжечь все до пепла. До праха, который развеет ветер. Взметнет — и словно никогда и не было ничего. Ни любви. Ни Иры. Его самого, его бестолковой, какой-то патетичной и никому не нужной жизни… Если бы он был другим человеком… Полковником Мировым… Они были бы счастливы. Но этого человека нет. Их нет…

— Ваше сиятельство! — его негромко окликнули.

Он недовольно развернулся — рядом стояли оба его охранника. Один уже развернул защитную сферу, отгораживая их троих от огня, второй держал наготове портал.

— В чем дело? — недовольно процедил Великий князь.

— Надо уходить.

— Не надо было приходить. Я не желаю никого видеть!

— Ваше сиятельство! Немного времени — и крыша обвалится. Балками всех накроет. Вы покалечитесь…

— Скоро тут дышать будет нечем. Так что до рухнувших балок можно не дожить, — обрадовал их второй.

Андрей Николаевич перевел на него взгляд и понял, что охранник держит защитную сферу из последних сил.

— Убирайтесь отсюда. Оба, — приказал он.

— Никак нет. Только с вами, — был ответ одного.

— Тут и так уже нечего палить… — другого.

— Не дерзите, — оборвал Великий князь.

Потом посмотрел на своих «спасителей» — и сам выстроил портал для них. Недалеко. На лужайку объятого огнем дома.

К нему подбежали Петр Петрович, генерал Макаров. Кто-то накинул ему на плечи шинель.

А он стоял и наслаждался тем, что, кроме гула всепожирающего огня, никого и ничего не слышал.

— Позовите Ирину Алексеевну, — а вот приказ императора до него донесся сквозь гул. — Пусть она его успокоит.

— Не смейте! — заскрипел он зубами.

— Андрей, — затряс его за плечи брат. — Прекрати!

— Я разрушил свою жизнь, — ответил Великий князь родственнику и с извращенным удовольствием посмотрел на особняк, где с жалобным стоном, похожим на человеческий, наконец, обвалилась крыша.

— И что ты будешь теперь делать?

— Подам в отставку, — безучастно отвечал Великий князь.

— Ты с ума сошел? — взвился император.

— Скорее всего. Я даже был у лекаря. Только что. Ты же не думаешь, что человек в нормальном состоянии будет собственный дом сжигать и не уходить со двора лишь потому, что все хочет дождаться, чтобы пепел от кострища стал падать, словно снег…

— Так ты этого ждешь? И поэтому мы все мерзнем на улице?

Радомиров кивнул.

— А зачем тебе пепел?

— Красиво… Стихотворение хочу написать.

— О чем? — Император с беспокойством смотрел на брата. Застывшая улыбка и отсутствующий взгляд князя ему не нравились, но он решил пока поддерживать разговор так, будто все в порядке.

— О том, что пустота превращается в гнев. Гнев — в огонь. А потом все это обратно в пустоту — в пепел седого снега. Пепел седого снега… Пепел седого снега…

— Андрей, я понимаю, в каком ты состоянии, однако у нас тут кризис. Покушения, непойманный преступник… Пострадали мой сын и твоя жена.

— А у нас всегда кризис. Не покушения — так недовольные регионы. Не соседи — так холодная зима. Не бомбисты — так война… Но все это меркнет в сравнении с теми розыгрышами… — и костяшки пальцев князя хрустнули от напряжения, с такой силой он сжал кулаки.

— Тамара Ильинична! — позвал целительницу император.

— Ваше величество… — Женщина перед ними появилась спустя несколько секунд. Окинула цепким взглядом князя Радомирова, догорающий дом. Побелела как белый снег, которого по округе не было…

— Что Ира? — задал Андрей Николаевич единственный вопрос, который его волновал.

— Что с ним?! — кивнул на родственника император.

— Ирина Алексеевна очнулась, — с виноватым видом быстро сказала целительница. — Все помнит. Дар не ушел. Это просто чудо…

— Слава Небесам… — выдохнули все.

— Только она…

— Не желает обо мне ничего слышать, — усмехнулся князь Андрей.

— Простите, — ответила целительница.