Извлечение троих (Двери Между Мирами) - Кинг Стивен - Страница 36
- Предыдущая
- 36/92
- Следующая
Что?— пытается он спросить, но издает только слабый хрип.
Эдди читает по губам.
— Я не знаю, — говорит он раздраженно. — Но я от него не умер. Ешь, черт бы тебя побрал.
Он видит, что Эдди бледен, что Эдди трясет, чует, что пахнет от Эдди не то дерьмом, не то смертью, и понимает, что Эдди сейчас погано. Он тянет руку, чтобы как-то его ободрить, успокоить, но Эдди отталкивает ее.
— Я тебя покормлю, — говорит он раздраженно. — Мать твою, если б я знал, почему. Мне бы надо тебя убить. Я так бы и сделал, но вдруг подумал, что если ты раз пробрался в мой мир, то, черт тебя знает, может, ты снова сможешь.
Эдди оглядывается по сторонам.
— Да и не улыбается мне сидеть здесь одному. В компании этих… ползучих.
Он опять смотрит на Роланда, и вдруг его сотрясает дрожь — такая сильная, что он едва не роняет тарелку с мясом. Но приступ скоро проходит.
— Ешь, черт тебя побери.
Стрелок ест. Мясо совсем неплохое — оно восхитительное. Он съедает три куска, а потом все опять расплывается
Перетасовка
В попытке заговорить, но получается только сдавленный шепот. Эдди приникает ухом к его губам, хотя оно и отодвигается каждый раз, когда тело Эдди трясется в конвульсиях. Стрелок повторяет:
— На север. На север… по берегу.
— Откуда ты знаешь?
— Просто знаю, — шепчет он.
Эдди смотрит на него.
— Ты повернутый. Сумасшедший.
Стрелок улыбается и пытается отключиться , но Эдди бьет его по щеке. Бьет сильно. Голубые глаза Роланда широко раскрываются и на мгновение в них загорается столько огня и жизни, что Эдди чувствует неловкость, а потом губы его расползаются в улыбке, больше похожей на оскал.
— Ладно, можешь отрубаться, — говорит он, — но сначала прими колеса. Пора. Во всяком случае, судя по солнцу. Так мне кажется. Я, правда, не был бой-скаутом, так что я не могу говорить наверняка. Но, сдается мне, судя по солнцу, пора открывать контору. Открой ротик пошире, Роланд. Доктор Эдди даст тебе пилюльку, гребаный похититель детей.
Стрелок открывает рот, как младенец навстречу материнской груди. Эдди кладет ему в рот две таблетки и небрежно заливает их свежей водой. Роланд предполагает, что вода эта — из ручья в холмах на востоке и она может быть ядовита. Эдди не знает, как различать хорошую и плохую воду. Но с другой стороны, сам Эдди, кажется, в полном порядке, а выбора все равно нет. Ведь нет? Нет.
Он глотает, кашляет и едва не давится. Эдди равнодушно глядит на него.
Роланд тянется к нему.
Эдди пытается отодвинуться.
Но глаза стрелка пригвождают его к месту.
Роланд притягивает его так близко к себе, что чует запах болезни Эдди, а Эдди чует запах его болезни, и сочетание это вызывает у каждого омерзение и тошноту.
— Есть только два пути, — шепчет Роланд. — Я не знаю уж, как в твоем мире, но здесь их только два. Либо подняться и, может быть, выжить, либо умереть на коленях со склоненною головою, так что в нос тебе ударяет вонь из собственных подмышек. Но это… — он кашляет. — Это не для меня.
— Кто ты? — кричит Эдди.
— Твоя судьба, Эдди, — шепчет стрелок.
— Почему бы тебе не сдохнуть в своем дерьме?
Стрелок хочет ответить, но не успевает — его вновь унесло во тьму, и карты летят
перетасовка.
БА-БАХ!
Роланд открывает глаза, видит миллиарды звезд, кружащихся в темноте, и закрывает снова.
Он не знает, что происходит, но надеется, что все в порядке. Колода все еще в игре, карты
перетасовка
Еще куски свежего вкусного мяса. Он себя чувствует лучше. Эдди тоже выглядит получше, но он чем-то обеспокоен.
— Они подбираются ближе, — сообщает он. — Может, они и уроды, но все-таки не совсем тупые. Они знают, что я такое делаю. Каким-то образом они знают, и им это не нравится, и с каждым разом они подбираются все ближе. Нам бы надо чуть-чуть отойти до заката, если ты можешь двигаться. А то может так получиться, что это будет последний закат в нашей жизни.
— Кто? — Это уже не шепот, а что-то среднее между шепотом и настоящей речью.
— Они, — Эдди указывает в сторону моря. — Дад-а-чак, дум-а-чум и все это дерьмо. По-моему, они вроде нас, Роланд: готовы сожрать всех и вся, но чтобы при том не сожрали тебя.
Внезапно, в жутком наплыве ужаса, Роланд понимает, что это за розовато-белое мясо, которым кормил его Эдди. Говорить он не может. Тошнота подступает к горлу, не давая прорваться голосу. Но по лицу его Эдди читает все, что Роланд не сумел сказать.
— А что, ты думал, я делал? — он едва ли не усмехается. — Позвонил в ресторан «Красный омар», чтобы прислали обед на дом?
— Они ядовитые, — шепчет Роланд. — Вот почему…
— Ага, вот почему ты сейчас hors de combat.(вышел из строя) А я-то стараюсь, Роланд, дружище, чтобы ты не стал еще и hors d'oeuvre. (добавочным блюдом). А что касается ядовитых тварей, то вот, скажем, гремучая змея, она ядовита тоже, но в некоторых странах ее едят. И она очень вкусная. Как цыпленок. Я где-то это читал. Для меня они выглядят как омары, вот я и решил попробовать. А что еще мы должны были кушать? Грязь? Я подстрелил одного чипиздрика и приготовил из него конфетку. Здесь ничего больше нет съедобного. И уж если на то пошло, то они очень даже вкусные. Каждую ночь, когда солнце только садилось, я подстреливал одного. Они не очень активны, пока совсем не стемнеет. И я ни разу не видел, чтобы ты отказался откушать.
Эдди улыбается.
— Мне нравилось думать, что, быть может, какой-то из тех, кого я подстрелил, сожрал Джека. Мне нравилось думать, что я ем этого мудака. У меня, знаешь ли, настроение поднималось.
— Какой-то из этих сожрал и кусок от меня, — выдавливает стрелок. — Два пальца с руки, один — с ноги.
— Тоже круто, — Эдди продолжает улыбаться. Лицо его, бледное, с заострившимися чертами, напоминает акулью морду… но он выглядит все же уже не таким больным, а этот запах не то дерьма, не то смерти, что окружал его плотным облаком, начинает, похоже, рассеиваться.
— Отымей себя в задницу, — хрипит стрелок.
— Роланд проявил силу духа! — вопит Эдди. — Может быть, все-таки ты не откинешь копыта! Дорогуша! Это же ве-ли-ко-леп-ненько!
— Выберусь, — говорит Роланд. Шепот его превращается в хрип. Горло дерет, как крюками.
— Да? — Эдди глядит на него, потом кивает и сам отвечает на свой вопрос. — Да. По-моему, ты выживешь. Хотя я уже пару раз думал, что ты кончаешься, а один раз мне показалось, что ты уже все. А теперь ты, похоже, выберешься. Это антибиотики помогли, но мне кажется, что ты сам себя вытащил. Но почему? Почему, мать твою, ты так стараешься выжить на этом долбанном берегу?
— Башня,— говорит он одними губами, не в силах выдавить даже хрип.
— А пошел ты со своей долбанной Башней, — говорит Эдди, уже отворачиваясь. Но тут же в изумлении поворачивается обратно, когда рука Роланда сжимает его запястье, точно стальные наручники.
Они смотрят друг другу в глаза, и Эдди говорит:
— Ну хорошо. Хорошо!
— На север,— шепчет стрелок одними губами.— На север, я говорил уже. Говорил? Кажется, да. Но все как будто в тумане, затерялось в тасуемой колоде.
— Откуда ты знаешь? — кричит Эдди в отчаянии, поднимает кулаки будто бы для того, чтобы ударить Роланда, но потом опускает.
Просто знаю — зачем ты тратишь время мое и силы, задавая дурацкие вопросы?— хочет ответить Роланд, но карты снова
перетасовка
А его тащат по берегу. Голова его беспомощно переваливается из стороны в сторону. Он привязан к какой-то странной волокуше своими же собственными ремнями. Волокушка подпрыгивает и глухо ударяется о землю. Стрелок слышит, как Эдди Дин распевает какую-то жутко знакомую песню, и сперва ему кажется, что ему снится бредовый сон:
— Heyy Jude… don't make it bad… take a sad song… and make it better…
Где ты слышал ее, Эдди?— хочет он спросить.— Может быть, я ее пел? И где мы?
Но не успел он спросить, как все закружилось
- Предыдущая
- 36/92
- Следующая
