Извлечение троих (Двери Между Мирами) - Кинг Стивен - Страница 10
- Предыдущая
- 10/92
- Следующая
— Благодарствую вам,— сказал он… или так ей послышалось. Какое-то странное слово, архаичное… или иностранное. Наверное, разговаривает во сне.
— Не за что, — она одарила его своей лучшей улыбкой очаровательной стюардессы, уверенная, что он сейчас же опять уснет, а сэндвич так и будет лежать нетронутым, пока не подадут горячее.
Ну ладно, тебя же учили, что так в основном и бывает, верно?
Она вернулась на камбуз, чтобы перекурить.
Она зажгла спичку, поднесла ее к сигарете, и вдруг остановилась, так и не прикурив, потому что такому ее не учили.
Я решила, что он приятный. Преимущественно из-за глаз. Карих глаз.
Но только что пассажир в кресле 3А приоткрыл глаза, и они были не карими, а голубыми! И вовсе не привлекательно-сексуальными, как, скажем, у Пола Ньюмана, а холодными, цвета айсберга. Они…
— Ой!
Спичка догорела, огонек обжег пальцы. Она тряхнула рукой.
— Джейн? — спросила Паула. — Что с тобой?
— Ничего. Замечталась.
Она зажгла еще одну спичку и на этот раз прикурила. После первой затяжки ей пришло в голову единственное обоснованное и разумное объяснение. Контактные линзы. Конечно. Того типа, что изменяют цвет глаз. Он ходил в туалет. И оставался там очень долго, она уже даже забеспокоилась, как бы его не укачало: он был такой бледный, и вид у него нездоровый, как бывает, когда человеку плохо. А он просто снимал контактные линзы, чтобы было удобнее спать. Вполне обосновано.
"Бывает, ты что-то почувствуешь,— в мыслях внезапно раздался голос из недавнего прошлого. -Такое свербящее ощущение. Сама увидишь, что что-то не так".
Цветные контактные линзы.
Джейн Дорнинг сама лично знала дюжины две людей, которые носили контактные линзы. И большинство работает на авиалиниях. Никто прямо об этом не говорит, но Джейн, кажется, знала причину: пассажирам не нравится, когда кто-то из экипажа носит очки — это их нервирует.
Из этих двух дюжин человека четыре носят цветные контакты. И уж если простые контактные линзы стоят недешево, то можно представить, сколько стоят цветные. Из всех знакомых Джейн такие денежки на себя выложили только женщины и притом исключительно тщеславные.
Ну и что? Парни тоже бывают тщеславными. Почему бы и нет? Выглядит он неплохо.
Нет. Как раз — плохо. Он милый, конечно, но не более того; и с таким бледным лицом вся его привлекательность как-то теряется. Правда, зубы хорошие, ровные. Но вряд ли он за собой следит. Тогда зачем ему контактные линзы?
Многие пассажиры просто боятся летать.
В наши дни, когда в мире полно террористов, налетчиков и наркоманов, экипаж самолета боится своих пассажиров.
У нее в голове звучал голос инструкторши из летной школы, этакой прожженной крутой бой-бабы, старой воздушной волчицы, которая, наверное, могла бы летать еще с Вилеем Постом:«Если возникли какие-то подозрения, не надо сразу их отметать. Даже если вы вдруг забудете, как надо вести себя с потенциальными или явными террористами, это вы должны помнить всегда: если возникли какие-то подозрения, к ним надо прислушаться. Иной раз бывает, что экипаж потом утверждает, что у них ничего такого и в мыслях не было, пока парень не вынул гранату и не объявил, что, мол, летим на Кубу, иначе он все здесь разворотит. Но обычно всегда находится человека два-три (и чаще всего — стюардессы, которыми вы, девочки, станете через месяц), которые скажут потом, что они что-то почувствовали. Какое-то свербящее ощущение. Что что-то явно не так с парнем в кресле 91С или с девицей в 5А. Они что-то почувствовали, но ничего не предприняли. Им что-то за это будет? Конечно, нет. Нельзя же заламывать парня только за то, что, скажем, тебе не понравилось, как он почесывает свои прыщи. Проблема в другом: они чувствуют что-то… а потом забывают напрочь».
Старая воздушная волчица подняла короткий палец, как бы подчеркивая свою мысль. Джейн Дорнинг и ее сокурсницы с благоговением внимали каждому ее слову: "Если вы вдруг почувствовали это свербящее ощущение, делать ничего не надо… но это не значит, что надо забыть. Потому что всегда есть шанс, пусть даже совсем-совсем крошечный, что вам удастся что-то такое остановить, пока оно еще не началось… чтобы, скажем, не засесть дней на двадцать на аэродроме какой-нибудь сраной арабской страны".
Просто цветные контакты, и все же…
Благодарствую вам.
Он во сне разговаривал? Или по рассеянности перепутал и заговорил на другом языке?
Джейн решила, что надо понаблюдать.
Она приглядит за ним.
И не забудет.
Пора,— подумал стрелок.— Сейчас мы посмотрим, да?
Он сумел выйти из своего мира и войти в это тело через дверь на берегу. Теперь нужно выяснить, можно ли что-нибудь перенести отсюда в свой мир. Про себя он не думал. Роланд ни на мгновение не усомнился в том, что, как только понадобится, он сумеет вернуться в свое отравленное заражением, ослабевшее тело. Но — вещи?Физическиепредметы? Вот, к примеру, на столе перед ним еда: женщина в красной форме назвала это сэндвичем с танцующей рыбой. Стрелок не знал, что такое танцующая рыба, но бутер признал сразу, как только увидел, хотя с виду он вроде бы был непрожарен. Странно.
Его тело нуждалось в пище, а потом ему нужна будет вода, но больше всего его телу нужно сейчас лекарство, иначе оно умрет от укуса омарообразной твари. В этом мире должно быть такое лекарство; в мире, [где] выше любого орла в небе летают кареты, казалось, не было ничего невозможного. Но ему не помогут и самые лучшие снадобья этого мира, если нельзя будет их пронести через дверь.
"Ты можешь жить в этом теле, стрелок,— шепоток человека в черном поднялся из самых глубин сознания.— Брось ты этот дышащий кусок мяса, пусть им займутся омары. Все равно это лишь оболочка".
Он никогда не пойдет на это. Во-первых, остаться в этом теле — значит совершить самое подлое воровство, потому что стрелок знал: он не сможет довольствоваться ролью пассивного пассажира, не сможет просто сидеть, глядя из глаз этого человека, как из окна кареты, на проплывающее мимо пейзажи и сцены.
А во-вторых, он — Роланд. Если ему суждено умереть сейчас, он умрет Роландом. Он умрет на дороге к Башне. Ползком, если нельзя иначе.
А потом в нем опять заговорила та грубоватая практичность, которая, как тигр с косулей, уживалась в душе стрелка с романтическими устремлениями. Рано думать о смерти — он еще даже и не приступил к своему эксперименту.
Бутер был разрезан на две половинки. Он взял их двумя руками, открыл глаза Узника и огляделся. Никто на него не смотрел (хотя в конце прохода о нем очень активно думала Джейн Дорнинг).
Роланд повернулся к двери и вышел на берег, держа в руках по половинке бутера.
Сначала Роланд услышал скрежещущий шум волны, набегающей на гальку, потом — крики птиц, поднявшихся с ближайших камней. Он с трудом сел (ублюдки трусливые, надо ж, слетелись уже; скоро-скоро они на меня накинутся, будет терзать меня по кусочкам, а я еще буду дышать или уже — нет. Такие же стервятники, только перья у них цветные), и вдруг до него дошло, что половинка бутера, та, что в правой руке, выпала на песок, потому что, проходя через дверь, он держал ее здоровой рукой, а теперь держит — вернее, держал — рукой искалеченной процентов на сорок.
Он неуклюже поднял половинку бутера, зажав ее между большим пальцем и безымянным, как мог, отряхнул от песка, осторожно откусил кусочек на пробу, и уже через секунду с жадностью набросился на еду, не замечая песчинок, что скрипели у него на зубах, а еще через пару секунд принялся за вторую половинку. Умял ее за три укуса.
Стрелок не знал, что такое танцующая рыба, но на вкус — изумительно. А остальное уже неважно.
Никто в самолете не видел, как исчез сэндвич. Никто не видел, как Эдди Дин вцепился в две его половинки с такою силой, что по вмятинам на белом хлебе можно было снимать отпечатки пальцев.
- Предыдущая
- 10/92
- Следующая
